В сердце Африки. Незабываемое приключение русских, отправившихся по самым нетуристическим местам Африки и задержанных по подозрению в шпионаже — страница 70 из 77

Первое наше ощущение от Нигерии – это чувство безграничной легкости. Солнце светит ярче, деревья зеленее, мы вдыхаем пьянящий воздух свободы, все еще не в силах поверить, что за нами нет слежки и нас не хотят депортировать. Приветливые люди вокруг улыбаются и заряжают нас хорошим настроением. Улицы светлы и просторны, казалось, что мы только что вырвались из тюрьмы и теперь наслаждаемся светом и пространством. Нам не надо больше безвылазно сидеть в гостинице и упрашивать соглядатая отпустить к торговцу на улице, чтобы пополнить счет на телефоне. Мы больше не вздрагиваем от звонка в номер отеля, ожидая очередных неприятностей. Все эти проблемы остались там, в Чаде, в нашем тревожном прошлом. Сейчас новая жизнь, и нам предстоит возродиться, собраться с силами и наконец продолжить путешествие, начатое еще в далеком 2015 году.

Постепенно начал пропадать страх съемок. За несколько месяцев, проведенных в столице Чада, мы уже привыкли к тому, что на улице телефон (не то что камеру) вообще нельзя ни на что наводить и снимать, это закончится скандалом. Только очень скрытно и тайно, таким навыком овладела из нас только Марина. В Абудже все было наоборот! Стоило нам зайти в центральный парк, как просто отбоя не было от желающих сфотографироваться с нами. Одиночные прохожие, парочки, компании – все хотели остановиться и сделать снимок с белыми туристами на память. В первые минуты мы были ошарашены, с трудом верилось, что нигерийцы хотят именно фотографироваться. Но постепенно мы вошли во вкус, и следующие два часа были местной достопримечательностью и самыми востребованными людьми в парке.

Бродя по улицам, мы заходили в торговые центры, галереи, супермаркеты, кафешки, пробовали пальмовое вино и нигерийскую кухню. Бесконечное наслаждение правом делать то, что хочешь, а не то, что тебе дозволяет чиновник из разведки. В соцсетях мы успели познакомиться с российско-нигерийской семьей: Ольга – русская, а муж Нкем – нигериец. Ольга была в отъезде, а Нкем нас пригласил в традиционный ресторан, где мы весь вечер пробовали ямс и жутко острую свинину с необычными приправами.

Радость пребывания в Абудже омрачала только новость о наших машинах. Они так и стояли на таможенном посту в Куссери. Как выяснил Селестин, этот пост уже шесть месяцев работал в особенном режиме. Для проезда иностранным машинам требовалось специальное разрешение от таможни в Яунде, без этого письма ничего не получалось. Селестин уже несколько дней обивал пороги главной таможни, прежде чем ситуация прояснилась. Теперь требовалось написать письмо, чтобы испросить разрешения на проезд. Начались дополнительные расходы. В придачу к тому, что машины ожидали военный конвой в Куссери и трое наших камерунцев, теперь нужно было оплачивать решение бюрократии в Яунде. Вскоре письмо было готово, но следующие четыре дня ушли на то, чтобы директор смог его подписать. В пятницу он не ходил на работу, потом были выходные, потом встреча с другими министерствами заняла у него весь понедельник.

Подходила к концу первая неделя нашего пребывания в Абудже. Таможенный документ вот-вот будет подписан, и через пару дней машины окажутся уже в Нигерии. Надо ехать на точку встречи с нашими внедорожниками, камерунцы обозначили место, куда они пригонят машины. В сообщении значилось: «Машины прибудут в Йолу».

– Ну что же, друзья, давайте искать эту самую Йолу на карте.

Я открыл карты «Гугл» и забил в поиск «Yola» («Йола»). Все склонились над экраном. Нужное нам место размещалось рядом с камерунской границей. На карте значились два почти слившихся города: искомая Йола и неизвестная нам Джимета. Мы посчитали расстояние, выходило всего около восьми сотен километров на авто. Вполне приемлемая дистанция, которую можно осилить за пару дней.

Чтобы найти машину, я связался с Конфиденсом, тем самым нигерийцем, который делал нам визы.

– Мистер Алекс! А зачем вам машина? Вы же легко можете долететь туда на самолете.

– На самолете? Туда летают самолеты?

– Конечно! Посмотрите рейсы «Arik Air». Это будет проще, быстрее и безопасней.

Вот, значит, как, в такую дыру летают самолеты?

– Леха, ты должен это видеть… – Дима подвинул мне ноутбук.

В Йолу и близлежащую Джимету был не один захудалый рейс, их было много! Самих авиакомпаний мы насчитали не менее пяти штук. Решено: летим «Arik Air».

Все шло гладко, оставалось только получить требуемое письмо от таможни, а дальше можно лететь встречать машины. Позвонил Селестин, и по его первым словам я понял, что у нас снова проблемы:

– Алексей, тут такая ситуация… в общем, письмо нам сделали, но, судя по тому, что там написано, нам нужно будет вносить залог за каждую машину. Не знаю, почему они так сделали, – голос нашего визави звучал растерянным.

Открыв скан присланного документа, я помрачнел. Одним из пунктов значился приличный денежный залог, нужно было суммарно внести около пяти миллионов франков, что равно полумиллиону рублей. Разумеется, как получать этот залог обратно, написано не было, но на практике мне было известно, что сделать это будет чрезвычайно трудно.

Поломав голову несколько дней, мы наконец нашли возможное решение. На таможне решили, что гарантия российского посольства будет достаточным документом для проезда наших машин. Сначала посольство восприняло нашу просьбу очень радушно и даже выпустило соответствующий документ, но спустя пару дней, когда на таможне попросили внести кое-какие коррективы, секретарь посольства сообщил, что документ отозван, посол не разрешил писать документ с таким уровнем обязательств. Мы вновь оказались в начальной точке.

В Йолу

Шаг за шагом я бесцельно мерил узкий зал мрачного терминала местных рейсов аэропорта Абуджи. Зал совсем не был похож на соседний – современный, светлый и уютный международный, куда мы прилетели неделю назад. Сюрпризы начались прямо на входе. Строгий секьюрити перетряхнул мой рюкзак и вытащил пару предметов, вызвавших его подозрение.

– Ложки на борт нельзя! – безапелляционно заявил он, отодвигая металлическую столовую ложку. – Так, а нож, – он повертел в руках случайно забытый в рюкзаке керамический нож, – его можно, он же пластиковый.

Мы переглянулись. Все меньше ситуаций нас удивляло в Африке.

– Ложку нельзя, а нож можно? – уточнил я.

– Ладно, забирайте и ложку, – глубоко выдохнул он и потерял к нам интерес.

Едва мы поднялись на второй этаж, как ко мне прибежал уже знакомый секьюрити.

– Вы должны пройти со мной, мы кое-что обнаружили в вашем багаже, и это проблема.

Проблема так проблема, я отправился за фигурой в темной униформе, лениво перебирая в голове возможные варианты запрещенных вещей. Мы спустились по уже знакомой лестнице, прошли узкий переход и зашли в металлический ангар, забитый багажом. В центре стоял сканер, и троица сотрудников вдумчиво пялилась на экран, где высвечивалось содержимое очередной сумки. Наш багаж стоял в стороне, на самом верху виднелась сумка Сергея Зарипова. Видимо, она и вызвала подозрения у стражей безопасности.

– Ваша сумка? – строго спросил главный, показывая на Серегины вещи.

– Не моя лично, но члена нашей команды.

– А что в ней за бутылка? – нигериец показал пальцем на экран, где среди вещей действительно лежала какая-то бутылка.

– Сейчас узнаем, – успокоил его я и раскрыл сумку.

Искомый предмет оказался обычной бутылкой российской водки, купленной нами в одном из магазинов Абуджи. Покупка была запечатана.

– Это провозить нельзя! – выдал мой сопровождающий. – Она должна быть пустой.

– Вы выпить ее хотите? – удивился я.

– Нет, я вообще не пью. Но просто так нельзя.

– Ну тогда забирайте, она нам не нужна, – спокойно заявил я, застегивая сумку.

– Вы можете мне дать тысячу найр? Тогда бутылка останется у вас.

– Нет, не дам. Если хотите – забирайте, если нет – я положу ее обратно.

Вся шайка контролеров и тут внезапно потеряла ко мне интерес, я спокойно уложил водку в сумку и, не оборачиваясь, вышел в зал отлета, где мы с ребятами дружно посмеялись над незадачливыми вымогателями.

– Леш, я считаю, надо продавливать тему «Карнета», – уверенно сказал Серега.

– Я с тобой согласен, с самого первого дня я убеждаю их, что у нас уже есть залог, причем больший, чем они требуют, и внесен он как раз под «карнетную» гарантию, но вот как к ним еще подойти и убедить в этом, я пока не знаю, – задумчиво рассуждал я.

– Давай найдем основания в законодательстве и будем их убеждать, вносить еще залог не вариант, мы его никогда больше не увидим.

– Хм-мм… а что, если мы, помимо законодательной базы, предоставим им доказательства того, что залог уже оплачен? Расписки у нас есть, плюс договор на получения «Карнета», – осенило меня.

– Давай эту тему качать, причем как можно быстрее! – согласился Дима.

– Конечно, давайте займемся образованием сотрудников таможни, которые должны знать международные таможенные правила. Видимо, здесь на работу в таможню устраивают по знакомству, а не на основании специального образования, – поддержала нашу идею Марина.

Прямо на подоконнике зала ожидания я стал делать фотографии всех документов. У нас уже есть залог, лежащий в Российской автомобильной федерации. Какого черта с нас снова хотят взять денег? Я управился еще до вылета.

– Селестин, давай будем решать тему с «Карнетом». У нас есть все документы о том, что залог внесен.

– Так, а вы сможете перевести это все на французский?

– Да, жди, утром будет.

Объявили посадку, и мы вместе с пестрой толпой местных жителей двинулись в самолет. Мелькали деловые костюмы, джеллабы, яркие нигерийские наряды, обычная европейская одежда. Нас разглядывали все, мы выделялись, ведь, кроме нас, здесь не было ни одного европейца. Во взглядах не было агрессии, осуждения, только интерес. Чего же белых несет на север страны?

Самолет оказался изрядно поношенным «Боингом-737». Судя по надписям на табличках, ранее он летал в Польше. Обычная практика: после 10–15 лет продавать самолеты в страны третьего мира, а себе покупать новые.