Меня отбрасывает на три года назад, в ту ночь, когда мы с Кендалл были предельно счастливы, когда она выпрыгнула из окна своей спальни ко мне прямо в руки, а позже мы решили пожениться.
– Я слишком боюсь сломать свои ноги. Они мне деньги приносят, знаешь ли!
– Твои безумно красивые, длинные, сексуальные ноги никогда в жизни не пострадают при мне. Обещаю.
Я не сдержал обещание.
Я не уберег Кендалл.
Я не смог.
– Уйди, Бостон. Пожалуйста, – всхлипывает она, прикрывая левую ногу, ампутированную по колено. – Исчезни навсегда. Если тебе плевать на судебный запрет, тогда в этот раз я точно убью себя.
– Не неси чушь! – Я подбегаю к ней и падаю перед Кендалл на колени. – Не смей так говорить, глупая! Не смей, слышишь? Я люблю тебя!
– Исчезни! – Она отмахивается от моих рук.
– Люблю тебя. – Целую ее колени. – Кендалл, ты мое все, помнишь? Ничего не изменилось. Я все так же тебя люблю. Пожалуйста, прости. Прости меня. Я не могу без тебя, слышишь?
Она бьет меня по лицу. Отмахивается. Кричит. Но я не отпускаю. Ухватываюсь за ее бедра и кладу голову на ее ноги. Пусть бьет сильнее. Пусть. Пусть кричит громче. Я больше никогда не уйду.
– Пожалуйста, прости. Конфетка, умоляю. Прости меня.
Ее руки трясутся. Больше не бьют. Я целую и их, дрожащие и тонкие. Слышу, как Кендалл плачет.
– Умоляю. Прости…
Мои поцелуи усыпают ее колени. Я боюсь притронуться руками, потому что она слишком хрупкая и уязвимая. А мои руки такие грубые, жестокие, запятнанные чужой смертью. Они причинят ей боль.
– Почему ты скрыла от меня, Кендалл? – Я поднимаю на нее взгляд как щенок, уткнувшийся ей в ноги. – Зачем прогнала? Я бы никогда не оставил тебя.
– Я хотела, чтобы ты оставил меня. И сейчас хочу. Уйди, пожалуйста. – По ее щекам снова катятся слезы.
Я встаю с колен и склоняюсь над Кендалл, поднося к ее лицу свою дрожащую ладонь. Медленно. То сжимая, то разжимая пальцы. Я не верю, что она прямо передо мной. Не знаю, позволит ли коснуться. Не уверен, имею ли право. Но пальцы тянутся.
– Пожалуйста, не плачь, – шепчу я, утопая в ее глазах. – Теперь все будет хорошо, слышишь? Разреши мне остаться.
Я вытираю слезы под ее глазами. Задерживаю пальцы на холодной коже. Осенний ветер колышет длинные косы Кендалл, а я нежно обвожу контур ее лица. Ей сегодня исполняется двадцать один год… Всего лишь двадцать один. Но она так сильно повзрослела. И без того острые черты лица стали еще четче, будто выгравированы из мрамора искусным скульптором. Кендалл стала серьезной. И грустной. Взгляд зеленых глаз потускнел и теперь с тяжестью падает на мое лицо. Я чувствую груз, который камнем висит на ее сердце. В моей груди такая же удавка с каменной глыбой. Из-за нее я не могу дышать уже три гребаных года, с того самого дня в больнице, когда меня вывели из палаты Кендалл под ее истошные крики. Они до сих пор звенят в моих ушах.
Как она жила все эти годы?
Как справлялась?
Кто был рядом вместо меня?
Почему этим кем-то не был я?
Рой вопросов кружит в моей голове и жалит воспаленный мозг. Они кусают. Так и рвутся наружу. Я столько всего хочу узнать. Понять, почему она прогнала меня. Разве она могла подумать, что я откажусь от нее, если узнаю правду?
Глупая, глупая Кендалл.
На мгновение зажмуриваюсь и делаю глубокий вдох. Чувствую, как слезы жгут глаза. Мое дыхание дрожит. Выдох походит на нервный беззвучный всхлип. Я снова смотрю на нее. Прямо в глаза сквозь пелену слез. Не разрываю зрительный контакт и, сильнее надавливая пальцами на ее кожу, скольжу вдоль впалой щеки к пухлым губам. Приоткрытым. Манящим.
Мое сердце трепыхается в груди, как птица. Клетка открыта, но вылететь не удается, потому что перебито крыло. Но она не сдается. Рвется. Взмахивает одним здоровым крылом. Взлетает и падает. Взлетает и падает. Падает. Падает.
Я сглатываю. Тело трясется. Я едва стою на ногах. Склоняюсь еще ближе к лицу Кендалл, и неповторимый аромат шафрана врезается мне в ноздри. Пронизывает меня насквозь до самого мозга, пробуждая все то, что у нас когда-то было.
Я одурманен за долю секунды. Я затягиваюсь глубже. Дышу чаще. Быстрее.
Дай насытиться. Дай еще. Дай.
Мне мало, родная. Мало тебя.
– Разреши поцеловать тебя. – Мой шепот оседает на ее губах. Она так близка, так реальна. Я чувствую ее тепло. Запах ее тела. Мягкость ее кожи. Мне сносит крышу.
Прошло три года.
Три года лютой ненависти к себе, и непоколебимой любви к ней. Она – единственное, что держало меня на плаву и не дало потонуть.
– Разреши любить тебя, как раньше. Как три года назад, Кендалл. Как шесть лет назад.
Кендалл ничего не отвечает, только плачет.
– Разреши соединить все наши три точки. – Я касаюсь ее левого запястья и облегченно выдыхаю.
Татуировка с моим именем все еще там. Кендалл не свела ее. Значит, у меня есть шанс.
В подтверждение моим мыслям Кендалл сдается. Я чувствую, как она подается мне навстречу. Птица со сломанным крылом в моей груди делает рывок. Взлетает. И…
Меня отшвыривают от Кендалл раньше, чем мои губы ловят горячий поцелуй.
– Стенли, звони в полицию! – кричит Юджин, впечатывая меня спиной в фасад дома. – Этот ублюдок нарушил судебный запрет!
– Как вы могли скрывать это от меня?! – Я толкаю Юджина в грудь. Он рычит, хватает меня за ворот пальто и с новой силой ударяет об стену.
Я перехватываю его запястье и выворачиваю руку. Юджин ослабляет хватку, и резким ударом в грудь я отталкиваю его от себя.
– Прекратите! – кричит Кендалл. – Хватит! – визжит она, когда кулак Юджина повисает над моим лицом. – Уходи, Бостон.
– Кендалл, пожалуйста… – умоляю я.
Птица падает. Ей больно. Ее сломанное крыло кровоточит.
– Стенли, ты вызвала копов?! – орет Юджин, не выпуская меня из хватки.
Мне уже плевать. Пусть разобьет мне лицо. Сломает руки, ноги. По хрен. Пусть кровоточат и они. Я смотрю только ей в глаза. Не отрываясь. И мысленно умоляю ее передумать.
Оставь мне надежду. Не убивай.
– Я люблю тебя, – вырывается из моего рта.
– Заткнись! – Юджин встряхивает меня, но я не обращаю на него внимания. Оно все сосредоточено на Кендалл.
– Все эти три года я жил лишь мыслью о тебе.
– Бостон, сукин ты сын, закрой рот! – Юджин впечатывает меня в стену.
– Папа, прекрати! – вскрикивает Кендалл.
– Я уже делал тебе предложение, но я повторюсь…
– Стенли, ты позвонила копам?! Я сейчас его убью! – ревет Юджин, но меня не остановить.
– Ты выйдешь за меня, Кендалл? Станешь моей женой? То кольцо…
Я не успеваю договорить, потому что получаю удар в челюсть. Кендалл взвизгивает, а я не падаю на пол только потому что Юджин держит меня второй рукой за воротник пальто и бьет еще раз.
– Папа, остановись! – кричит Кендалл сквозь всхлипы. – Хватит! Прекрати!
Но Юджин замахивается и снова впечатывает кулак мне в лицо. Я даже не защищаюсь. Пусть делает, что хочет. Пусть выплескивает гнев.
В этот раз я падаю на деревянный пол террасы прямо к колесам инвалидного кресла и выкашливаю сгусток собственной крови. Мои губы разбиты. Наверное, не хватает и пары зубов. Черт с ними. Я увидел ее. Оно того стоило.
Тяну руку к ее ноге и касаюсь лодыжки. Кендалл дергается, с ужасом смотря на меня сверху вниз, но не отстраняется.
Дай надежду.
Птица не мертва. Ее крылья снова дрожат. Она готовится к новой попытке.
– Я люблю тебя сильнее, чем когда-либо. – Я снова откашливаюсь кровью, но все равно шепчу. – Я больше не уйду.
Моя рука скользит вдоль ее ноги к колену. Плавно. Нежно. Пока мое запястье не сковывает железный браслет.
– Вы арестованы, мистер Нот-Кёртис, – сообщает коп, защелкивая на мне наручники.
– Нет! Подождите! – возмущается Кендалл, когда меня поднимают на ноги и разворачивают к выходу. – Он не виноват! Я отменяю запрет! Отпустите его!
– Простите, мисс Фрай. Мы всего лишь выполняем свою работу.
Меня выводят из дома и заталкивают в полицейскую тачку, но я улыбаюсь, как умалишенный.
Я увидел ее.
И она не хотела, чтобы я уходил.
Кендалл любит меня. Я уверен. Все еще любит. Я прочитал это в ее глазах.
Птица в груди делает взмах крыльями. Взлетает, превозмогая боль, утрату, вину и отчаяние. Удавка, что душила сердце, падает. А птица летит. Выше и выше. Пока не покидает клетку.
Мое сердце забилось с новой силой.
Теперь, когда я знаю, что случилось с Кендалл, я ни за что не отступлю. Я буду бороться.
– Нот-Кёртис, на выход, – после трех часов моего заточения сообщает коп.
Я поднимаюсь с железной скамьи и потягиваюсь. Челюсть болит. Тело ломит, но на моем лице по-прежнему держится улыбка. Наверное, все в участке думают, что я больной на голову. Странно, что не взяли анализ на наличие наркотических веществ в крови, ведь я избит, но улыбаюсь, как придурок.
– За вас внесли залог, – поясняет коп и выдает мне мои вещи. – Это ваше первое нарушение, мистер Нот-Кёртис. В следующий раз мы передадим дело в суд.
– В следующий раз вы арестуете меня у алтаря. Я женюсь на ней. Вот увидите.
– Всего хорошего, – коп усмехается. – Псих. – Слышу, уже выходя из участка.
Псих – еще слабо сказано.
Я ворочаю шеей, хрустя позвонками, и выхожу на улицу. Бостон уже погрузился в глубокую ночь. Закрываю глаза и делаю вдох полной грудью. Я наконец-то по-настоящему дышу. Впервые за эти три года чувствую себя снова живым.
Я обрел смысл. У меня есть цель. И даже Юджин уже не остановит меня.
– Хреново выглядишь, старик.
Я открываю глаза и оборачиваюсь на звук знакомого голоса.
– И все равно лучше, чем ты.
Джейсон усмехается, стоя у капота своей машины, и открывает мне дверцу.
– Запрыгивай, если можешь. Отвезу тебя в больницу.