Я в ступоре.
Дронов уже два. Три. Они фиксируют каждое мое движение. Людей под окнами моей палаты уже больше десяти. Двадцати. Пятидесяти. У меня разбегаются глаза.
Они фотографируют меня. Снимают. Их все больше и больше.
Но как так вышло? Почему? Откуда они узнали? Мое пребывание здесь – тайна. Информация не могла просочиться в массы.
Прихожу в себя через пару секунд.
– Закрыть окна! Закрыть окна! – кричу на всю палату. – Закрыть окна! Быстрее! – командую и самостоятельно пытаюсь опустить жалюзи, но не выходит.
Потом понимаю, что до сих пор свечусь перед гребаными дронами и папарацци, стоя напротив окна. Резко падаю вниз и забиваюсь в угол комнаты.
– Закрываю окна, – оповещает система «умного» дома.
Как только жалюзи достигают пола, я подскакиваю на ноги и мчусь в кабинет Аластора. Мне нужен телефон. Что-то случилось. Иначе откуда такой поток журналистов? Что-то точно произошло.
***
– Аластор! – врываюсь к нему, проносясь мимо секретаря. – Аластор!
– Кендалл, что ты тут делаешь? – он привстает из-за стола и снимает свои очки для чтения. – Тебя не должно быть здесь. Ты нарушаешь правила. Подвергаешь риску свою конфиденциальность.
– Да какая, к черту, конфиденциальность?! Под моими окнами гребаная туча журналистов! А их дроны уже запечатлели меня со всех сторон!
– Что?! – из рук Аластора выпадают очки. – Этого не может быть. Клиника охраняется. К «секретному» крылу нет доступа.
– Однако они все там! И половина из них уже строчит статьи обо мне, выставляя меня конченной наркоманкой, шизофреничкой, нимфоманкой. Да кем угодно! На что хватит фантазии!
– Кендалл, успокойся. Я все решу.
– Дай мне телефон.
– Но…
– Дай мне телефон, Аластор, немедленно!
Аластор мешкает всего секунду и открывает ячейку за своей спиной. Возвращает мне мой телефон, и я первым делом звоню Бостону. Он не отвечает. Я набираю еще раз. Но меня отправляет в голосовую почту.
Я чертыхаюсь и лезу проверять свои социальные сети. Достаточно одной, чтобы понять, что я в полном дерьме.
Новостные ленты забиты моими снимками и вырезками из видео с того самого злополучного дня, когда меня едва не изнасиловали в стеклянной комнате в подвале клуба. И вырезки не только из видео Чейза, где он ласкает меня на свои коленях. Нет. Там есть и хуже. Где меня тащат мужчины в масках и пристегивают к металлическому столу. Я ничего этого не помню. Можно даже рассмотреть, что я в отключке, но кого это волнует. Меня уже окрестили шлюхой. Мне уже звонили мои менеджер и пиар-агент. Я уже прославилась на весь мир, как юная порно-актриса. Моей модельной карьере конец.
Глаза мокнут.
Папа… Мама… Ривера… Господи… Они ведь тоже это видели.
По щекам катятся горячие слезы. Я даже не пытаюсь смахивать их.
Вся моя жизнь полетела к чертям собачьим.
– Где Бостон? – всхлипываю я. – Мне нужно домой.
– Я не могу до него дозвониться, – отвечает Аластор, и я начинаю плакать.
Мне не выбраться отсюда. Что мне сказать родителям? От папы пятьдесят восемь пропущенных за последние два часа. Но я не решаюсь ему перезванивать.
– Идем, – Аластор берет меня под руку. – Поедешь на моей машине. Я отведу тебя на частную парковку.
Я едва успеваю кивнуть, как Аластор уволакивает меня за собой в коридор для персонала. Он набирает кому-то и требует, чтобы ему подготовили машину. Он требует, чтобы какой-то Чак встретил меня на втором уровне парковки.
– Идешь вдоль по коридору и налево. Железная дверь. Пароль: 2515. Там тебя встретит Чак.
– Но… А ты?
– Я разберусь с охраной и журналистами. Тебе нужен отвлекающий маневр, чтобы вырваться отсюда.
– Да, ты прав. Хорошо.
– Мы все решим, Кендалл, – Аластор берет меня за руку. – Извини, что сюда просочились СМИ. Это моя вина.
– Нет, что ты. Эти крысы везде найдут дыру. Ты не виноват.
– Ты тоже не виновата. Я не верю во всю эту чушь, – он слабо улыбается. – Беги. Я дозвонюсь до Бостона. Не переживай.
Я киваю и следую указаниям Аластора. Бегу до конца коридора, сворачиваю налево и утыкаюсь в железную дверь. Пароль: 2515. Запомнила, потому что это числа наших с Бостоном дней рождений. Двадцать пятое декабря – его, а пятнадцатое октября – мой. Символично. И я бы улыбнулась, если бы не задыхалась от паники.
Вылетаю на многоуровневую парковку, но никакой Чак не встречает меня.
Вдоль позвоночника скатывается капля пота. Тело усыпает дрожь.
Что мне делать дальше?
Я растираю слезы рукавом свитера и стараюсь дышать глубже.Где же гребаный Чак?
Едва я успеваю подумать, как прямо передо мной со свистом тормозит белая Ауди. Тонированное стекло опускается.
– Садись в машину. Подвезу.
На меня смотрят карие глаза Скайлар. Взгляд холоден. Лицо не передает ни единой эмоции.
– Я читала новости, – поясняет она. – Садись. Отвезу тебя домой.
Я медлю всего секунду, потом оббегаю капот и запрыгиваю на пассажирское сидение. Кровь заряжена адреналином. Мне страшно. Я хочу скорее убраться отсюда, увидеть родителей и успокоить их. Хочу обнять Бостона. Иисусе, надеюсь, он в порядке и уже мчится мне на помощь.
Сердце клокочет словно бешеное. Меня терзают сомнения, и в этот момент Скайлар выжимает педаль газа. Она молча выруливает с парковки, выезжает через узкий коридор на улицу, где, к моему удивлению, нет ни единого журналиста или дрона. Скай будто знает тайный маршрут и следует ему безошибочно.
Мы движемся между частных застроек и редкого леса. По лобовому стеклу растекаются струи дождя. Мы обе молчим. Тишину нарушает лишь частый скрежет «дворников» о лобовое, но они все равно не успевают за скоростью ливня и стука моего сердца. Дорогу размывает. На моих щеках все еще сохнут слезы подобно каплям на лобовом.
– Как ты там оказалась? – тихо спрашиваю я, искоса поглядывая на Скайлар.
Она невозмутима. Внимательно следит за дорогой сквозь дождь и сумрак, охватившие пригород Бостона, и даже не смотрит на меня.
– Знаешь, ты ведь испортила жизнь не одному человеку, – спокойно говорит Скай.
– Не понимаю, о чем ты…
– Ну конечно, – слабо улыбается она. – Не понимаешь. Конечно. Ведь играть дурнушек всегда выгодно. Их жалеют. Им помогают. Их, в конце концов, любят. Потому что мужчины обожают спасать. Им это нужно, верно, Кендалл? Это заложено в них природой.
Я молчу, вытирая с лица остатки слез. Руки трясутся. Мне не нравится этот разговор. Не нравится находиться с ней в одной машине. Слишком тесно и душно. Зачем я согласилась? Зачем села? Нужно позвонить Бостону.
– Как бы я хотела быть дурой, Кендалл, – тихо усмехается Скайлар, сжимая руль. – Глупым всегда живется легче. Особенно девушкам. Ведь если такая где-то сглупит, все только умилятся и двинутся ей помогать, объяснять, учить. А она будет улыбаться.
– Я не глупая, если ты к этому клонишь, – бросаю на Скайлар злобный взгляд. – И я никогда не нуждалась в чьей-то помощи. Я всего добилась сама. Я не виновата, что Бостон не смог полюбить тебя, Скай. Как и не виновата в том, что его успела полюбить ты. Я могу лишь извиниться за то, что влезла в ваши отношения. Но не за любовь. Нет. За любовь нельзя извиняться.
– Если бы ты не влезла, все было бы хорошо! – внезапно прикрикивает она. – Зачем ты вернулась?!
– За ним.
Вижу, как смыкается челюсть Скайлар, и она сильнее надавливает на педаль газа. Ливень волнами накрывает лобовое стекло. «Дворники» не справляются. Ничего не видно. Сплошные размытые пятна проносящихся мимо деревьев и околопортовой трассы.
– Ты не достойна его, – громко заявляет Скайлар.
– Я не отрицаю. Но сердцу не прикажешь.
– Сердце всего лишь гребаный орган! – кричит она и ударяет по рулю. – Мышца! Всего этого можно было бы избежать, если бы ты не вернулась! Ты ведь грязная. Я до сих пор не понимаю, как ему не противно находиться рядом с тобой. Целовать тебя. Касаться. Трахать.
Я хочу защититься, открываю рот, но горло перекрывает ком из слез и мыслей, которые давно давят мой мозг. Скайлар права. Она говорит правду.
Я зажмуриваюсь очень крепко. Слезы просачиваются между ресниц и скатываются по щекам. Мне больно. Я грязная. После обнародования этого видео мне никогда не отмыться. Ни перед Бостоном, ни перед моими родителями.
Но Скайлар этого мало. Она продолжает лить на меня грязь. Хочет, чтобы я захлебнулась.
– У меня в голове не укладывается, как он не брезгует? Бостон ведь очень брезгливый, знаешь? А тебя лапали другие мужчины. Теперь весь мир об этом знает. А я говорила ему. Предупреждала.
– Да, я плохая, – произношу сквозь слезы. – Совершаю ужасные вещи. Глупые. Безрассудные. Но это не делает лучше тебя, Скайлар. Это не заставит его полюбитьтебя.
Она начинает громко смеяться. Истерически. Запрокидывая голову и до слез. Ее ступня вжимает педаль газа в пол, и машина летит сквозь пелену дождя.
– Скайлар! – кричу я. – Успокойся. Сбавь скорость!
– Что делает человека убийцей, Кендалл? – она перестает смеяться, но скорость не сбавляет.
– Скай, пожалуйста… Успокойся, – я вжимаюсь в пассажирское кресло и вцепляюсь ногтями в ремень безопасности.
– Вот, например, ребенок, который рос у меня в животе. Сегодня его не стало, – из глаз Скайлар начинают литься слезы. – Он убит. А убийца кто? Я – которая дала согласие на аборт? Или ты – которая спровоцировала? Кто из нас убийца, Кендалл? Кто?
Мы мчимся на максимальной скорости, свист шин глушит звук дождя, разбивающегося об машину. Я нащупываю в кармане телефон и набираю экстренный – Бостону.
– Ты убийца, Кендалл, – повторяет Скайлар и сжимает руль двумя руками. – Ты убийца! – она резко сворачивает с трассы и направляет машину к океану. – Убийца! Ты убийца! Ты убийца! Ты убила моего ребенка!!! Ты убила! Ты! Ты! ТЫ!
Я отстегиваю ремень безопасности и бросаюсь на нее, пытаясь вывернуть руль, но локоть Скайлар летит мне в голову, и меня отбрасывает обратно в кресло.