– Спасибо, Панда, – усмехаюсь я, за что получаю шлепок по плечу.
– Засранец, – она выхватывает чашку из моих рук и отхлебывает. – М-м-м… Вкусно. Ладно, хорошего вам дня, Ноты. Мы с И́тали едем в город.
– А поцеловать своего восхитительного мужа? – наигранно возмущается Эзра. – Иначе мне придется пустить в ход свое сексуальное татуированное тело.
Серена усмехается, разворачивается у двери и возвращается к нему в объятия.
– Больше, чем ад, – едва слышно шепчет она между поцелуем.
И так происходит всегда перед разлукой. Даже если Серена просто уезжает в магазин. Они прощаются будто на век.
А я прощаюсь всегда на три года.
Три гребаных года, за которые мое существование так и не обрело смысл.
– Ну что? – Эзра обращается ко мне, когда Серена выходит на террасу. – Мы сегодня вдвоем? Как насчет того, чтобы продегустировать наше новое вино?
– Вино? С каких пор ты пьешь вино? – усмехаюсь я.
– Хрен с тобой. Возьмем с собой виски.
***
Мы проходимся вдоль виноградников. Скоро закончится сбор урожая красных сортов для десертных вин. Эзра в клетчатой рубашке с закатанными рукавами и я в черной футболке. Уже октябрь, но здесь еще греет солнце. Италия удивительная страна. Здесь хорошо душе. Но…
– Я возвращаюсь в Бостон, – делаю глоток из горла бутылки ви́ски и не смотрю на отца.
– Тебе нельзя приближаться к ней.
– У нее завтра день рождения. Я хочу ее увидеть.
– Бостон… – Эзра притормаживает и кладет руку мне на плечо. – Ей только недавно дали покой. Все только улеглось. А смерть Чейза может снова поднять суету вокруг Кендалл. Не усугубляй. Еще не время возвращаться.
– Я должен увидеть ее. Прошло три года…
– Еще действует судебный запрет.
– Плевать.
– Юджин не подпустит тебя.
– Заберусь к ней в окно. Уже проходили.
– Я даже Стен не уговорю. Она почти не общается со мной.
– Пап, а если бы это была Серена? Если бы с ней тебе запрещали видеться?
– Ее бы у меня никто не отнял, – без промедления отвечает Эзра.
– Вот и Кендалл у меня никто не посмеет отнять. Я люблю ее. И больше не могу без нее жить. Я ждал три года, как и она ждала меня раньше. И тогда она вернулась за мной в Бостон. Пришло время мне вернуться за ней. И даже если она не захочет меня видеть, даже если больше не любит… Пусть скажет мне в глаза. Не могу больше терпеть. Она мое все, понимаешь?
– Понимаю, – рука Эзры на моем плече ослабляется. Он хлопает меня, а потом обнимает. Сильно. Отчаянно. Как отец обнимает сына. – Я рядом всегда, ты же знаешь?
– Знаю.
– И Серена. Она любит тебя, как родного сына.
– Знаю. Я прожил у вас два года. И мне кажется, она любит меня даже больше, чем тебя.
– Эй, – получаю слабый удар под дых. – Не смей так говорить. Я же эгоистичный мудак, забыл? Любовь моей женщины предназначена только мне.
– Это ты так думаешь, – усмехаюсь я и ударяю Эзру в ответ.
– Мой боец.
Он хлопает меня ладонью по спине и улыбается.
– Я вылетаю завтра утром, – сообщаю Эзре.
– То есть ты просто поставил меня перед фактом?
– Я все решил, пап. Больше не выдержу. Я ни о чем больше думать не могу. Только о ней. Спать не могу. Есть. Пить. У меня зудит под кожей все время. Каждый день, час, минуту, что я не с ней. Неведение убивает меня. Я просто хочу убедиться, что с ней все хорошо.
– Если Стенли спросит, скажешь, что я держал тебя на привязи в амбаре, но ты все равно вырвался.
– Идет, – смеюсь и делаю глоток из переданной мне бутылки. – Спасибо, пап… Что не отвернулся от меня, как это сделали остальные.
– Ты никогда не будешь один. Ты мой сын. И я лучше всех знаю, какой ты человек. Кендалл тоже простит. И Юджин успокоится… Он и меня в первое время не переваривал. Мы даже однажды дрались.
– Поверить не могу.
– Представляешь? – он усмехается, но потом тон голоса резко становится серьезным: – Я это к тому, что всем нужно время, Бостон. Кому-то больше, кому-то меньше. Но в итоге к каждому придет смирение и понимание. Время лечит. Это правда. Даже, казалось бы, смертельные раны затягиваются.
– Очень хочу, чтобы ты оказался прав.
***
Утром следующего дня семейство Нот полным составом последовало в аэропорт. Серена не хотела меня отпускать. И́тали обнимала не меньше получаса специально, чтобы я опоздал на самолет, но все обошлось.
Я заручился поддержкой и уверенностью в лучший день. И теперь я следую за ним, перебирая в кармане пиджака кольцо с черным бриллиантов в виде сердца.
Да, я выкупил наш эксклюзивный заказ. Еще до того, как «Нотис.коин» потерпела крах на биржевом рынке. Я забрал кольцо себе, безо всякой надежды, что Кендалл однажды согласится надеть его на свой палец. Этот бриллиант стал для меня чем-то вроде талисмана. На протяжении трех лет, каждый день это кольцо всегда со мной. Просто греет душу, напоминает о тех днях, когда я был счастлив.
– Сэр, пристегните ремень безопасности – самолет идет на посадку, – ко мне склоняется молоденькая стюардесса и тянется к моему ремню на уровне паха.
– Спасибо, – я мягко блокирую ее руки. – Я сам.
– Как пожелаете, – с очевидным огорчением в голосе говорит она и проходит дальше по бизнес-классу, раскачивая бедрами в узкой обтягивающей юбке.
Прости, мне не интересно.
Вытаскиваю кольцо из кармана пиджака и обвожу контур черного сердца большим пальцем. Бриллиант отблескивает в лучах угасающего солнца. Кольцо идеально бы смотрелось на ее пальце. Но кажется, нашим трем точкам не суждено соединиться одной линией.
***
– Ну привет, старушка, – смахиваю пыль с Сен и активирую ее. – Кости не болят? Столько простояла без дела.
– В моем теле нет ни одной кости, Бостон. Но если это была попытка пошутить, то я оценила ее на тридцать процентов из ста.
– Ты как была занудой, так и осталась. Захотелось снова тебя выключить.
– А кто же тогда постирает и погладит Вашу одежду, сэр?
– А ром мне кто нальет? – подмигиваю ей. – За два года Эзра достал со своим ви́ски.
– Не могу считать Вашего выражения лица, но могу понять, что Вы хотите выпить порцию рома.
– Хочу. Темный. И погладь мне свежую черную рубашку. Сегодня вечером я должен стать прежним Бостоном.
– Будет сделано, сэр.
Я прохожу вглубь гостиной, сажусь напротив панорамного окна и широко раскидываю руки по спинке дивана. Запрокидываю голову. Делаю глубокий вдох. Еще один. Сердце почему-то бешено стучит. Я закрываю глаза. Открываю. И встречаюсь с видом из моего окна.
– Ну привет, Бостон, – принимаю из стальных рук Сен рокс с темным ромом. – Вот мы снова встретились, – делаю глоток и пристально вглядываюсь в небоскребы, прорывающие пиками облака. Солнце село. Небо полно огней, но это не звезды. Это Бостон и его миллион светил. – Не надоело испытывать меня на прочность?
Тот Бостон молчит. А я, наоборот, стал слишком разговорчив. Мне нужно столько всего сказать ей, столько объяснить.
– Ваша рубашка готова, Бостон.
– Спасибо, Сен, – отставляю рокс на стеклянный кофейный столик – реставрацию после буйства Скайлар у меня в гостиной.
Скай.
Я замираю от внезапной мысли о ней. Не то чтобы я о ней не думал все эти годы. Конечно, думал. Перекручивал ситуацию миллионы раз. Но так и не простил нас обоих. Ее и себя. Уже в тот день я должен был почувствовать неладное. Должен был предвидеть, предотвратить. Должен был быть мягче, терпимее, внимательнее. И она бы не сделала то, что сделала. Я до сих пор не знаю, как она решилась убить нашего ребенка. Я ведь не отказался ни от нее, ни от него. Я не хотел, чтобы все так вышло… Скайлар бы точно прожила прекрасную жизнь. Она ее заслужила, но… Скай решила иначе.
– Бостон, Ваша Шевроле отремонтирована и ждет Вас на парковочном месте Б1, – Сен выводит меня из раздумий.
– Хорошая новость, – набрасываю поверх черной рубашки пальто.
– Машина прошла диагностику. Никаких внешних и внутренних повреждений обнаружено не было.
– Замечательно, Сен.
– Что-нибудь еще?
– Да, приберись в доме. За два года здесь поднакопилось пыли.
***
Шевроле довозит меня до дома Кендалл. Я торможу, как раньше, под ивой и наблюдаю за движением в окнах, перебирая в руках букет цветов. Заказал еще неделю назад. Живых цветов сейчас не достать – сплошные голограммы, которые никогда не вянут и не имеют ничего общего с настоящими цветами. Они даже не пахнут. А эти – пахнут. Кендалл понравятся желтые пионы. Как мне сказали – искусственно выведенный вид. Я ничего не смыслю в этом, но помню, как сильно Кендалл любит желтый цвет. Надеюсь, она хотя бы улыбнется.
Собираюсь с силами и открываю дверцу машины, но замечаю, как из дома Фраев выходят Стенли и Юджин. За ними – близнецы и Ривера. Ривера так повзрослела… Кажется, этим летом ей уже стукнуло восемнадцать. С ума сойти… Она до боли похожа на Кендалл, только волосы у нее прямые и длинные и кожа на оттенок темнее. Она очень красивая. Наверняка нет отбоя от парней. Надеюсь, Ривера полюбит лучшего, а не такого дурака, которого однажды полюбила ее старшая сестра.
Семья Фрай садится в свой внедорожник и трогается. Кендалл с ними нет. Значит, она не дома. И наверняка в ее день рождения они едут к ней.
Я выезжаю вслед за ними и незаметно преследую внедорожник до Хингема. Насколько знаю, там живет бабушка Кендалл по материнской линии. Неужели Кендалл все это время скрывалась там? Она ведь ненавидит маленькие города, одинаковые дома и сплетни. Как Кендалл смогла ужиться в этом городе?
Внедорожник Фрайев подъезжает к дому из белого кирпича, окруженного пожелтевшими деревьями. В восточной Америке уже самая настоящая осень.
Они паркуются у гаража и выходят из машины, забирая из багажника кучу разных пакетов. Стенли не справляется с одним, и близнецы выхватывают сумки из ее рук. Юджин улыбается. Целует свою жену. Кажется, у них все хорошо. Все как обычно.