— Этот твой пиджачишко, может, и хорош для писателя, но для предсказателя судьбы он не годится. Сейчас я подыщу тебе костюм.
Мы вошли в палатку, и он достал из чемодана поношенный парчовый камзол. На нем были изображены зеленые и красные драконы.
— Вот. Надевай!
Я снял пиджак, облачился в камзол и почему-то почувствовал себя значительно увереннее. В палатке появился Альберт.
— Ты где болтался? — спросил Цыган.
— Разговаривал с одним парнем, у которого только что издохла корова. Свалилась на него и сдохла.
— Опять чушь мелешь. Ведь корова расшибла бы его в лепешку, — отозвался Цыган. Он уже надел японское кимоно и теперь закручивал на голове красный тюрбан. — Придумай что-нибудь поумнее.
— Так оно и случилось, — сказал Альберт, не моргнув глазом. — Она расшибла беднягу в лепешку. Мне приказано явиться на следствие. Я всегда держался такого мнения — можно купить другую корову, но жизнь человеческую уж не купишь.
— Теперь ты видишь, что у него не все дома, — сказал Цыган, указав пальцем на сына. — Убирайся, Альберт, — скомандовал он. — Мы начинаем.
Альберт заговорщически ухмыльнулся в мою сторону:
— Ну что, начинаешь-таки выкликать неверное время?
— Наоборот, верное, — поправил я. Беззвучно смеясь, он вышел.
— Значит, так: ты — профессор Ренуи из Новой Зеландии, — перешел на деловой тон Цыган. — Три минуты на каждого посетителя. Слушай и запоминай, что я тебе говорю. Как только войдет женщина, уставься ей в глаза и не отрывайся, пока она не сядет. Это вызывает у них чувство неловкости и делает более податливыми к внушению.
— Это похоже на фразу из книги, — заметил я.
— Это и есть фраза из книги, — коротко бросил Цыган и продолжал: Слушай дальше. Следи за выражением их лица, как овчарка за овцами. Прочитаешь ты их мысли по лицу, а не по руке. Они сами должны рассказывать о себе, подумать, что это ты им рассказываешь. Когда женщина начинает разговор о болезнях, отвечай — но руке видно, что на следующей неделе она пойдет к врачу. И если почему-нибудь не пойдет, ее ожидает несчастье. Если женщина спрашивает, не изменяет ли ей муж, отвечай; «Я вижу, что вам удастся удержать его» — и ни слова больше. Предсказывай выигрыш в лотерею и богатое наследство — но в отдаленном будущем. Замужним женщинам нравится думать, что они не утратили своей привлекательности. Говори каждой, что один мужчина влюблен в нее, но никогда не решится сказать о своем чувстве. Надо, чтоб вначале они жалели себя, но под конец постарайся вызвать у них чувство жалости к другим. Ну, хватит время терять. Ты как, готов?
— Да, боюсь только, что трех минут мне будет мало.
— Ладно. Я объявлю, что за каждый вопрос сверх трех минут — шесть пенсов. Вот увидишь, у тебя дело пойдет отлично.
Он торопливо вышел.
Я сел за стол лицом к входу. Стол был накрыт темно-синей бархатной скатертью, обшитой по краю золотой тесьмой. Для посетителей предназначался стул — тот самый, с починенной ножкой.
Мой стул стоял вплотную к задней стенке палатки, и посетитель, чтоб подойти ко мне, должен был пересечь всю ее. Таким образом, у меня было время для его изучения.
Цыган советовал приветствовать женщин словами: «Добрый день, мадам. Присаживайтесь, пожалуйста». Такая официальность была мне не по нраву, я решил держаться более непринужденно.
Снаружи Цыган начал зазывать народ. Меня поразили мощь и звучность его голоса — такого я не слышал ни у одного зазывалы. Слова его звучали настойчиво, многозначительно, и я почувствовал вдруг, что не подготовлен к важной роли, которую мне предстоит играть; паника охватила меня, однако усилием воли я взял себя в руки и стал смотреть на парусиновый полог, закрывающий вход в палатку.
— Слушайте! Слушайте! Слушайте! — Голос Цыгана гремел, казалось, по всей ярмарке. — Предсказания и пророчества Великого ученого, Великого ученого, Великого ученого! Только один день в этом городе! Великий ученый, Великий ученый, Великий ученый! Профессор Ренуи из Новой Зеландии. Последнее представление перед отъездом в турне по Америке, где он пробудет год. Внимание, только один день. Великий ученый! Спешите!
— Не забывайте — с вами будет говорить Великий ученый, к которому обращались за советом знатнейшие люди мира!
— Что ожидает вас: дурные или добрые вести, любовное письмо, обручальное кольцо? Кто ваш враг? Кто друг? Все это вы узнаете от Великого ученого, от профессора Ренуи из Новой Зеландии!
— Два шиллинга за вход. Сеанс три минуты. Продление сеанса по договоренности.
— Слушайте! Слушайте! Слушайте!
Он умолк; потом, громко проговорив:
— Одну минутку, мадам. Я узнаю, готов ли профессор Ренуи, — поспешно вошел в палатку.
— Она одна, — отрывисто прошептал он. — Без парня. Без родителей. Без обручального кольца. И, выйдя за дверь, пригласил:
— Пожалуйста, мадам, сюда. Проходите.
Вошла девушка лет девятнадцати. У нее были светлые волосы, только что уложенные у парикмахера. Она вся сверкала поддельными драгоценностями; дешевенький кулон, дешевые серьги, дешевый браслет.
Она была в новом пестром платье, новых чулках, новых туфлях и с новенькой сумочкой. Туфли такого фасона «Модная обувь» выпускала тысячами пар.
Она двигалась скованно — видно, больше привыкла к туфлям на низких каблуках. От нее пахло духами.
Это была здоровая девушка с пышными формами. (Свежий воздух. Сытная еда. Зажиточные родители.)
Мой пристальный взгляд ее смутил. Усаживаясь, она постаралась принять изящную позу — явно чье-то влияние или результат чтения статей в дамских журналах о манерах и поведении в обществе. Она скрестила ноги, сумочку положила на стол.
Лицо у девушки было круглое, туповатое. Что-то угрюмое читалось в его очертаниях. И губы у нее были надутые. «Нет, — думал я, — это не результат минутной хандры, это жизнь наложила на нее отпечаток, Впрочем, возможно, она мрачна по натуре».
— Будьте добры, — я улыбнулся ей, — положите левую руку на стол.
Рука была широкая, с большими промежутками между короткими пальцами. Кожа на ладони — блестящая, гладкая, как у всех, кому изо дня в день приходится доить коров; ногти короткие, кончики пальцев слегка сморщены от мытья посуды и полов, от стирки…
Несмотря на кажущуюся вялость, чувствовалось, что она может быть очень упрямой.
Таковы были исходные данные. О чем они говорили? Времени на то, чтобы сделать выводы, было в обрез.
Предсказатель судьбы делает умозаключение после первого же внимательного взгляда. Дальнейшее наблюдение увеличивает число данных, возникают все новые догадки, и к тому моменту, когда клиент занимает место напротив тебя, ты уже готов поделиться с ним своими соображениями. Вначале это осторожные, неокрепшие еще догадки, потом, когда выражение лица и реакция клиента подтверждают их правильность, догадки переходят в уверенность.
В этом случае суть дела стала мне ясна почти сразу же. Первое мое утверждение подсказывалось логикой, и вытекало оно из следующих соображений:
Босуэлл — провинциальный городок, окруженный деревнями; предприятий, которым требовались бы молодые работники, здесь нет. Девушка одета во все новое. Эти вещи — не подарены. Она купила их на свои деньги.
Деньги появились недавно — раньше их не было, — иначе вещи на ней не были бы одинаково новенькими. Если бы девушка покупала постепенно, это отразилось бы на их внешнем виде. Мать или подруга не купили бы ей таких драгоценностей, — значит, она покупала их сама.
Ее внешний вид, манеры и то, что пришла она одна, — все это говорило о том, что росла она не здесь и что друзей в городе у нее нет. Девушка, очевидно, была дочкой фермера. Разумеется, отец не стал бы платить ей жалованье — деньги достались ей другим путем.
Пришла она на ярмарку без родителей — значит, живет в городе одна.
Руки свидетельствовали, что занимается она работой по дому. Безусловно, прислуга. Кто в Босуэлле может нанимать прислугу? Хозяева ее должны быть люди состоятельные. Кто же эти хозяева? Ее походка, то, как она усаживалась, наводило на мысль, что девушка кому-то подражает. Возможно, это влияние дамы, принадлежащей к лучшему босуэллскому обществу, — дамы, которой знакома жизнь больших городов. Возможно, это жена врача или юриста. Во всяком случае, не кого-то из местных бизнесменов, владельцев магазинов, расположенных на главной улице. Торговля сейчас идет довольно вяло. Жена врача? Скорей всего. Да! Эта девушка работает в семье врача.
Почему она ушла из родительского дома? Неудовлетворенность жизнью на ферме? Это не могло не вызвать недовольства со стороны матери. Несомненно, у девушки были нелады с матерью, может быть, даже ссоры… Эти надутые губы, упрямое выражение лица…
Ей хотелось веселья, поклонников. Да, она относится именно к такому типу девушек. Но дружка у нее нет. Иначе он непременно пришел бы с ней на ярмарку. Ведь день сегодня праздничный.
И подруги у нее тоже нет. Значит, она одинока, склонна к мечтательности. И, несомненно, вообразила, будто влюблена в какого-то парня, пусть даже он в нее не влюблен и не ухаживает за ней. Ведь должен же быть какой-то парень, который соответствует ее идеалу будущего мужа. Но пока что это одни мечты — не больше. И, конечно, она разочарована, жизнь в городке серенькая, а ей хотелось бы жить в Мельбурне, там много развлечений и парней хватает.
— В последнее время у вас были нелады с матерью, — сказал я.
На лице девушки мелькнуло удивление. Она кивнула.
— Вы иногда даже ссорились, верно?
— Да.
— Мать не хотела, чтоб вы уезжали из дому. У ваших родителей ферма недалеко от города, но вам не нравится деревенская жизнь. Вам хотелось бы поискать работу в Мельбурне, но отец и мать не соглашались. Они считали, что это слишком далеко от дома, твердили, что вы слишком молоды, что у вас неправильное представление о жизни в городе. Они хотели бы, чтоб вы помогали дома по хозяйству, но в конце концов, после долгих споров, мать все же согласилась, чтоб вы нанялись к доктору в Босуэлл — это место вы нашли по объявлению в газете.