Витя моментально выполнил его указание, остановившись возле деревца, и стал смотреть, куда идет отец. Возле видневшегося впереди небольшого водоема спиной к нему сидел мужчина в военной форме, опоясанный портупеей и тонким кожаным ремнем от командирской сумки. Старшина приблизился к нему и, недолго постояв, сел рядом почти вплотную к сидящему на берегу офицеру. Какое-то время они молчали, сидели не шевелясь и смотрели на воду. Потом мужчина негромко начал говорить, и его слова стали доноситься до места, где стоял Витя.
– Ты, Петр Дмитрич, сына не наказывай, – мальчик узнал голос майора Токмакова, – ему и так досталось.
После этих слов снова возникла пауза, во время которой старшина медленно повернул голову в сторону комбата, а потом снова стал смотреть, как и он, на воду.
– Завидую я тебе, – продолжил Токмаков, – ты хотя бы своего ребенка нашел.
Витя сосредоточенно слушал, неподвижно стоя за деревом, и рассматривал издали сидящих мужчин.
– А я своих уже никогда не увижу, – медленно и с хрипом в голосе протянул майор. – Никогда!
– Может, у вас ошибочные сведения, – ответил ему старшина, – и они живы. Такое ведь может быть?!
– Нет, – глубоко вздохнул Токмаков. – Это достоверный источник. Он сам все видел. Да и врать он мне не будет.
– Но ведь должна оставаться какая-то надежда, – попытался успокоить комбата отец Вити. – Из Ленинграда многих успели вывезти в тыл.
– Какая там надежда, Петр Дмитрич? – хрипло простонал майор. – Все, что мне остается, это только одна единственная фотокарточка, где жена вместе с детьми.
Они снова замолчали и продолжили смотреть на воду. Потом Токмаков поднялся, надел фуражку, поправил гимнастерку, ремень, портупею, сумку на бедре и вновь обратился к старшине:
– Не ругай больше сына, Петр Дмитрич. Береги его. Он теперь не только твой сын, но и всего нашего батальона. Многим солдатам сыновей заменяет. И мне тоже.
Он зашагал от водоема и, проходя мимо Вити, улыбнулся ему и махнул рукой, как будто давал понять мальчику, что уже простил его выходку и совсем на него не сердится. У ребенка отлегло в душе, и он стал провожать взглядом удаляющуюся фигуру комбата.
– Пожалуй, рыбалки у нас с тобой сегодня уже не будет, – сказал старшина, когда приблизился к Вите. Он двинулся по следам командира и на ходу крикнул мальчику: – Пошли спать, сын батальона.
…– Ах, вот он, девочки! – услышал Витя в стороне от себя звонкий голос. – Ловите его!
Идущий по земляному городку мальчик не сразу отреагировал на чью-то реакцию при виде кого-то. Повернув голову, он заметил быстро следующих в его сторону нескольких молодых женщин в военной форме, но не придал их появлению никакого значения, решив, что идут они не к нему, а еще к кому-либо находящемуся поблизости.
– Попался! – схватила его за руку одна из девушек и потянула на себя, одаривая мальчика красивой широкой улыбкой.
Нахмурившись, Витя дернулся, стараясь вырвать руку, и злобно посмотрел на девушку возле себя, к которой уже приблизились и окружили его еще несколько ее подружек, также облаченных в военное обмундирование.
– Сколько уже у нас находится, а в гости никак не заходит, – произнесла одна из них, легонько ткнув Витю пальцем в живот.
– Вылитый отец, – добавила другая, стоявшая рядом, – такой же серьезный.
После этой фразы все девушки громко рассмеялись и стали пристально рассматривать ребенка, одаривая его яркими улыбками и веселым смехом. Витя то и дело вертел головой, глядя то на одну, то на другую, продолжая при этом хмуриться и надувать щеки, считая, по причине своего малолетства, абсолютно неприемлемым приставание к нему целой женской группы входившего в состав батальона взвода связисток.
– Тихо, девочки, – сказала та, что носила на плечах погоны сержанта. Она посмотрела мальчику в глаза и произнесла: – Папа твой разрешил пригласить тебя к нам в гости.
– Поэтому перестань хмуриться и не пугайся, – добавила девушка ефрейтор.
– А мы тебя угостим чем-нибудь вкусненьким, – вставила еще одна, вызвав своими словами всплеск смеха у остальных.
– Да пошли скорее, – легко толкнула его в спину та, что находилась позади, – что тут думать. А то стоит, серьезный такой.
После упоминания об отце Витя немного расслабился и перестал хмуриться. К тому же он уже несколько раз видел окруживших его молодых женщин и знал, что они служат в батальоне. Слова об угощении заставили его еще больше раскрепоститься, так как уже очень и очень давно ему не приходилось есть «что-нибудь вкусненькое», и даже простой сахар стал понемногу появляться в его рационе лишь после начала службы с отцом. Не имея никаких заданий на сегодняшний день, он поддался уговорам и зашагал в том направлении, куда его повела женская группа, в центре которой он находился.
За откинувшейся перед ним полой натянутой над входом в землянку плащ-палатки, открылось просторное помещение, сразу отмеченное мальчиком как более светлое, ухоженное и наполненное некоторым уютом из-за стоящих на простеньких деревянных столах снарядных гильз с полевыми цветами в них. Противоположный конец землянки был заполнен сохнущим на веревках женским бельем, которое сразу было скрыто от его глаз, когда одна из девушек натянула как ширму между нарами очередную плащ-палатку. Пол был тщательно выметен и совершенно не чувствовалось запаха махорки и ношеных портянок, которым был пропитан воздух мужской землянки, в которой жил Витя. Считая своего отца довольно требовательным к своим подчиненным в плане поддержания чистоты и порядка в помещении землянки, он отметил для себя, что у пригласивших его в гости женщин общий вид места их обитания вне службы выглядел намного приятнее.
Как только он переступил порог закрытой для остальных мужчин батальона зоны, ему тут же указали на табурет возле стола, а все обитательницы жилища с выражением восторга на лицах окружили его и стали рассматривать с близкого расстояния. Делали они это так, как будто Витя был не ребенок, а большая живая кукла, облаченная в солдатскую форму, сапоги и погоны на плечах.
– Хорошенький-то какой! – восторженно протянула одна.
– Серьезный! Весь в отца! – сказала вторая.
– А потом из таких хорошеньких настоящие козлы вырастают! – вдруг послышался довольно низкий для женщины голос, произнесенный из противоположного конца помещения, не видимого из-за ширмы в виде плащ-палатки, натянутой между нарами.
– Да ладно тебе! – осекла ее девушка с погонами сержанта и тут же добавила: – А что же это мы сидим просто так. Ну-ка, давайте чайник ставить.
Едва она произнесла эти слова, как в дверном проеме появился с котелком в руках Абзал и начал вглядываться в полумрак помещения, еще не привыкнув к нему.
– Чего тебе? – спросила его девушка ефрейтор.
– Так я смотрю – вы мальчика к себе повели? А я ему завтрак нес, – одной рукой он протянул вперед котелок, а другой большой ломоть хлеба.
Не глядя на свое новое окружение, Витя быстро встал с табурета, подошел к Абзалу и забрал из его рук принесенную пищу. Ни на кого не обращая внимания и уставившись только в содержимое котелка, он вернулся к столу, ловким движением извлек из-за голенища сапога ложку, как это делают бывалые солдаты, и стал быстро есть. Изумленные таким поведением гостя, девушки сначала молча наблюдали за ним. И лишь спустя некоторое время одна из них тихо произнесла, смахнул слезу со щеки:
– Оголодал-то как в оккупации.
– Да они все такие сейчас, – добавила вторая. – Вспомните тех детей, что мы встретили.
– Ой, не напоминай! – замотала головой ефрейтор и махнула рукой в сторону говорившей.
– Худющие, грязные, вонючие. А глазенками только и просят у тебя поесть. Ручки свои тянут, – продолжала вторая, разглядывая евшего Витю.
– Хорошо, что фельдшер тогда вмешалась, а то бы накормили детишек до заворота кишок, – сказала сержант, ставя на стол перед мальчиком пустую кружку для чая.
Когда Витя вычерпал из котелка последнее содержимое, тщательно выскребая его ложкой, которую потом старательно облизал, она нахмурилась и взялась пальцами за ворот гимнастерки мальчика, разглядывая его с неподдельной брезгливостью.
– Конечно, Абзал опекает тебя тщательно, – сказала она, – но что за собой он не очень следит, что за тобой. А отцу, конечно, некогда. Тебе форму пошили, а хоть раз ее постирали?
Витя замотал головой.
– Снимай гимнастерку, – произнесла сержант, – и вообще все снимай. Обстирывать тебя будем. Девочки, ставьте котелки с водой на огонь. Будем солдата мыть.
После этих слов у мальчика вспыхнули глаза. Он быстро встал и направился к выходу, но был остановлен схватившими его девушками со словами:
– А как же вкусненькое?
– Форму снимай, солдат! – уже более настойчиво сказала сержант и стала засучивать рукава своей гимнастерки, собираясь лично привести в порядок одежду мальчика. – Вон, подворотничок черный уже. Раздевайся. Это приказ старшего по званию.
…Витя проснулся и, еще не открыв глаза, начал тереть нос, заметив, что не морщится от запаха пота и махорки. Он повернулся и почувствовал себя в непривычной обстановке. Под ним была довольно мягкая постель, состоявшая из двух солдатских ватников, сложенных один на другой. А укрыт он был шинелью, на воротнике которой он увидел несколько светлых, длинных, явно не мужских волос.
– Поднимайся, давай, а то проспишь все! – взбодрил его звонкий девичий голос. – С кем он спал-то у нас? Значит, теперь, как честный мужчина, должен на ней жениться!
– Лучше пусть отец его на ней женится, – ответила ей другая, которую Витя увидел сидящей за столом и перекусывающей зубами белую нитку возле воротника лежащей у нее на коленях гимнастерки.
Только сейчас он вспомнил, что не вернулся вечером в свою землянку и остался ночевать в расположении женского взвода, уснув там после тщательной помывки очень теплой, почти горячей водой. Его намыливали заботливые женские руки, как это когда-то делала мать, терли самодельной мочалкой, обливали из котелков, смывая мыло с тела. Он морщился и стеснялся, отворачиваясь в угол, в котором стоял большой железный таз, где его купали. Потом на него натянули длинную нательную небольшого размера рубаху, явно носимую не мужчиной. Затем напоили вкусным травяным чаем. А когда его совсем разморило, уложили спать на то место, что приготовили специально для него.