— Кожаный пояс снять гораздо легче, Лекс, — сипло подсказываю. — Нужно всего лишь потянуть за шнурок.
Я вижу в зелёных глазах решимость. Тихую, спокойную решимость — от которой по коже пробегает ток. Похоже, у моего анонима есть намерение дожать меня любыми путями, и что бы я ни сказала, это уже ничего не изменит.
— В следующий раз чётче озвучивай правила, Оливка, — качает он головой.
Мужские пальцы впиваются в мои бёдра — не больно, но достаточно крепко, чтобы я перестала дышать ровно.
— Без рук, — тихо направляю. — Я просила без рук.
— Я помню.
— Положи их на подлокотники.
Лекс молча подчиняется, убирает руки и раскладывает их по подлокотникам, не отрывая от меня взгляда. Я опускаю свои ладони сверху, и понимаю, что его расслабленность обманчива — под ней прячется искрящий заряд.
Я смотрю на свой бокал с неровным следом от губной помады, демонстративно отодвинутый в сторону, чтобы не пересекаться с Лексом глазами. Этим действием я будто передаю ему разрешение — на шаг, на выбор. Отказываясь быть ответственной за последствия.
Мой аноним наклоняется, задевая носом низ живота. Его щетина цепляется за кожу, оставляя жгучие, горячие следы. Он не торопится. Проводит губами по линии платья, оставляет невесомый укус на боку и замирает там, где ткань собирается гармошкой у моей талии. А потом… зубами хватается за одну из тонких верёвочек трусиков.
Я чувствую, как он вдыхает меня, а ещё — что я дрожу, как испуганный заяц, глубже вжимаясь в кресло. Оно кажется подо мной податливым. Почти вязким. Обшивка под ягодицами увлажнена, и это только усиливает ощущение собственной обнажённости.
Мурашки пробегают вдоль позвоночника, расползаясь по плечам и груди. В животе всё сжимается в один тугой, трепещущий узел, откликающийся на происходящее пульсацией.
Лекс даёт понять, что мне стоит помочь, поэтому я чуть приподнимаюсь, и он медленно, но с какой-то хищной концентрацией стягивает с меня трусики. Без лишних слов, звуков и рук. Есть только его рот, его пылкость и его жар — раскалённый, как у живого угля.
Когда ткань соскальзывает с лодыжек, я крепко сжимаю колени — пытаясь минимально удержать границы. Чтобы не потерять себя в нём окончательно...
Справившись с заданием на ура, мой аноним убирает руки с подлокотников, проводит ими по моим голым бёдрам и продолжает сидеть у моих ног, выворачивая наизнанку душу одним только взглядом.
— Выбери действие. Хоть раз, — просит с заминкой.
Я обхватываю его колючие щёки. Судя по всему, Лекс редко бреется, позволяя себе роскошь быть чуть диким. Таких волосатых мужчин мне ещё не доводилось встречать, и этот контраст между тем, к чему я привыкла, и тем, к чему только привыкаю — заводит пугающе сильно.
— Действие, — беззвучно повторяю.
Это срабатывает как спусковой крючок — и весь фокус сужается до одной-единственной цели.
— Раздвинь ноги, Оливка.
Я закрываю глаза, чувствуя дыхание на внутренней стороне бедра. Ещё я чувствую, как он приближается, и это подготавливает меня к тому, к чему невозможно подготовиться!
Тело вибрирует, когда тёплый язык касается меня неожиданно нежно и легко. Как проверка или пробный жест.
Я замираю — и только тогда он углубляется точными движениями. Чертовски выверенными движениями, прогуливаясь ртом сверху вниз...
Пот струится по спине крупными каплями. Достаточно того, что щетина обжигает меня по краям, резонируя с влажностью и скольжением между половых губ, — и внутри всё взрывается, будто кто-то нажал на кнопку запуска ядерной реакции. Я кончаю так резко, что не успеваю ни вдохнуть, ни выдохнуть.
Мои бёдра подкидывает, в ушах раздаётся гул, который провоцируют стоны. Стоны, не похожие на мои — но точно принадлежащие мне.
Я не знаю, сколько оргазмов мой аноним подарил своим прошлым женщинам, но мне хочется верить, что мой — тот, который ему хотелось увидеть больше всего на свете.
Открыв глаза, я смотрю на Лекса сквозь пелену.
Слышится вжик молнии, цокот пряжки ремня. Он приспускает боксёры и тянет меня за талию, сдвигая на самый край липкого кресла. Наполненность, давление и горячая твёрдость — именно то, что нужно после сотрясающей разрядки, чтобы пустить по венам новую вспышку удовольствия.
Мои пальцы царапают светлый затылок, мужские ладони вдавливаются в мою кожу. Наш поцелуй получается не слишком деликатным и скромным — как и всё остальное, что происходит потом.
Толчки — торопливые, жесткие, глубокие. Вкус моей смазки во рту, удар зубами, ножки кресла, ходящие ходуном — всё это в совокупности заставляет меня распадаться на части, словно тело не выдерживает накала между наслаждением и перезагрузкой.
Если мне казалось, что позорно быстро кончила я, то Лекс тоже не слишком отстаёт. Его потемневший взгляд цепляется за мой, движения теряют ритм. Он выходит в последний момент, с коротким сдавленным выдохом, сжимает член в кулаке — и обильно покрывает тёплыми, густыми каплями мой живот.
23.
***
Меня будит тихая вибрация телефона, но сил, чтобы открыть глаза и разобраться, чей это звонок, попросту нет. Я не помню, в котором часу мы уснули, но по ощущениям — совсем недавно.
Лекс тянет руку через меня, согревая дыханием висок, из-за чего по предплечьям рассыпаются мурашки. Он снимает трубку почти сразу, поэтому я отчётливо слышу мужской голос в динамике, полный возмущения:
— Сань, скажи, пожалуйста, ты охуел?
Лёжа неподвижно, отвернувшись к зашторенному окну, я цепенею. Мне не нужно поворачиваться, чтобы понять — я только что случайно услышала имя своего анонима. Хотя не хотела. Не просила.
Он — Саня. Саша. Александр.
Человек, с которым я переспала бесчисленное количество раз — и даже не знала, как его зовут.
Голова медленно проясняется, будто кто-то сорвал с неё вуаль. Имя развенчивает магию. Стирает ту невидимую грань, за которой было легче — не вникать, не строить догадки, не цепляться.
Не могу сказать, что я ни разу не представляла, кто такой Лекс в обычной жизни. Но раньше мне почему-то казалось, что этот псевдоним — перевод с латыни, означающий «закон». Мне не приходило на ум, что это может быть просто сокращение. От Алексея или Александра. От самого обычного, самого земного имени.
— Я же сказал, что приеду ближе к обеду, — сонно отвечает... Саша, вставая с кровати.
— А сейчас что?
После секундной заминки слышится резкий выдох:
— Сука-а... Я скоро буду, Паш. Попроси клиента задержаться.
Как только закрывается дверь, ведущая в ванную комнату, я переворачиваюсь на спину и смотрю в потолок.
Тело тяжёлое и разнеженное, уставшее от удовольствия. В голове — ни единой связной мысли, только плотно засевшие воспоминания последних суток, и каждое из них надёжно запечаталось в памяти.
Я без одежды. Полностью голая. Постель до сих пор хранит запах секса, пота и тепла. Я бы лежала так вечно, если бы не отчётливый стук в дверь номера.
Приходится нехотя откинуть одеяло и закутаться в халат. Остальная часть одежды, как всегда, разбросана где попало. Мы не слишком задумываемся о порядке, когда всё внимание сосредоточено друг на друге.
Сначала мне кажется, что нам принесли завтрак, включённый в счёт, но когда я вижу на пороге официантку с контейнерами еды, понимаю: здесь что-то другое. Что-то сугубо личное.
— Не могли бы вы позвать… своего мужчину? — негромко мямлит она, меча взглядом то на меня, то в пол.
Девушка совсем молоденькая — лет двадцать. Волосы собраны в хвост, кукольные черты лица. На щеках лёгкий румянец, будто она смущена своей ролью здесь, но не настолько, чтобы испугаться увольнения и уйти.
— Нет, не могла бы. Он в душе.
— У меня заканчивается смена, и я хотела бы кое-что передать. Скажите, пожалуйста, что это от Олеси.
Не успеваю я как следует сориентироваться, как все контейнеры, которые принесла официантка, оказываются у меня в руках.
Я возвращаюсь в номер, и в тот же момент в гостиной появляется Лекс — в одном полотенце, обмотанном вокруг бёдер. Мы смотрим друг другу в глаза, и от вида его полуобнажённого тела на мгновение перехватывает дыхание.
Я стараюсь переключиться на что-то более отстранённое, чтобы перебороть странное чувство уязвимости рядом с ним.
В этом мужчине нет ничего утончённого или рафинированного. Всё в нём — грубое, простое. Почти первобытное. Во внешности, в манерах. Но это почему-то не отталкивает, а, наоборот, притягивает сильнее, хотя мне всегда казалось, что такие — точно не в моём вкусе.
Несмотря на это — и на знание, которое крутится в голове, — я решаю, что ни за что не признаюсь в том, что знаю имя. Мне хочется как можно дольше сохранить наши отношения на том уровне, где действуют только заранее установленные правила.
— К тебе приходила Олеся, — сообщаю, ставя контейнеры на стол. — Посчитала, что, видимо, тебе срочно нужно что-то, кроме секса и кофе.
Я перевожу разговор в шутку и не устраиваю истерику, потому что не считаю, что нахожусь в том положении, чтобы это делать. Но, честно говоря — меня царапает такая навязчивость.
— Она передавала еду и в прошлый раз, — признаётся Лекс, проводя рукой по влажному ёжику волос и распыляя капли вокруг себя. — Я не сказал тебе, но принял еду, чтобы её не обидеть.
— Кажется, ты нравишься Олесе. Было вкусно?
Затянув потуже халат, я отворачиваюсь к холодильнику, игнорируя упорную поступь шагов, медленно приближающихся ко мне. Пространство резко сужается, не оставляя вариантов для манёвров.
— Я могу поставить её на место, хотя не привык грубить людям. Особенно — девушкам.
— Не надо. Я тебя об этом не просила.
Лекс близко, поэтому меня накрывает внезапная слабость — в голосе и коленях. Схватив бутылку холодной воды, я чересчур громко хлопаю дверцей и пытаюсь открыть крышку. Пыхчу часто, как паровоз.
— Мы можем сменить гостиницу и в следующий раз увидеться в другом месте, если ты не против продолжить. Мне бы этого хотелось — видеть тебя регулярно, — говорит Саша. — Мы могли бы поехать ко мне… если ты не боишься встречаться со мной вне нейтральной территории.