Мне приходится повернуться и прижаться к столу, когда Лекс оказывается вплотную. А ещё — поднять голову и посмотреть ему в глаза, которые при дневном свете кажутся особенно насыщенными. И это — ещё одно открытие этого утра. Потому что прошлое я пропустила — из-за экстренного звонка от сестры, которой срочно нужно было ехать с ребёнком в больницу.
Имя Саша ему идёт... Среди всех Александров, которых я знала, именно ему оно подходит почти безупречно.
Разместив руки по обе стороны от моих бёдер, он наклоняется и мажет губами по моей щеке и скуле. Я закатываю глаза под закрытыми веками, услышав его пожелания. Я услышала больше, чем хотела — и это меня более чем устраивает. Но с ответом пока не тороплюсь, потому что Саша накрывает мои губы своими и медленно, тягуче целует.
Этот поцелуй не похож на предыдущие — в нём нет спешки, несмотря на то, что я знаю: на самом деле он сильно торопится. Его губы — твёрдые, горячие, немного влажные. Они двигаются с осторожной уверенностью. Саша оттягивает мою нижнюю губу, я царапаю его грудь, и он тут же смягчает прикосновение языком.
Руки остаются на месте — он не жмёт и не давит, но я чувствую, как от этого поцелуя просыпается всё. Каждая нервная клетка под кожей. А в животе — разлетаются искры где-то под пупком.
— Мне нужно ехать, — произносит Лекс, открывая глаза и выравнивая дыхание. — Но когда я тебе напишу, хочу, чтобы к тому времени ты хорошо обдумала моё предложение.
— Договорились.
Он собирается за минуту — как метеор. Натягивает джинсы, футболку. Забирает телефон и куртку. Целует меня в коридоре ещё раз — с напором, быстрым темпом и жадностью. И даже когда я остаюсь в номере одна, моё тело продолжают мучить фантомные касания на талии и бёдрах.
Это утро получается поздним и бодрым. И очень, очень многообещающим.
Я подхожу к окну, наблюдая, как Лекс выходит из отеля, ускоряется и садится в такси. Машина отъезжает от ворот и скрывается за ближайшим поворотом, а я прикрываю глаза, восстанавливаю пульс и ловлю себя на мысли, что безумно рада знакомству с этим мужчиной по имени Александр.
24.
***
Прежде чем я берусь за дверную ручку, она открывается сама — из кабинета начальника отдела выходит Иван Степурин.
Он давно и, вроде бы, счастливо женат, но это не мешает ему крутить интрижки на работе и бросать сальные взгляды на коллег. Один из таких взглядов достаётся и мне, и я мгновенно жалею, что в честь настоящего весеннего тепла, наконец пришедшего в город, надела юбку, лёгкую рубашку и изящные лодочки.
У нас не сложились отношения практически с самого начала, а именно — после корпоратива, где Иван настойчиво звал меня, вчерашнюю студентку, на медленный танец.
Сначала я вежливо отказалась, сославшись на усталость, потом — уже жёстче, когда он не унимался. В итоге между нами вспыхнула короткая перепалка. Он бросил, что я вообще чего-то стою только благодаря папе, а не своим мозгам. На что я парировала, что, даже если мне кто-то помог начать, дальше я иду сама — в отличие от тех, кто всю жизнь ищет, к кому бы примкнуть.
— Ольга, прекрасно выглядите, — улыбается Степурин, распахивая передо мной дверь и изображая нечто вроде комичного реверанса.
— Спасибо, Ваня. Как приятно, что вы наконец научились открывать не только рот.
Не дожидаясь ответа и стуча каблуками, я захожу в кабинет Григория Леонидовича, который в этот момент разговаривает по телефону.
Это даёт мне возможность занять место, поправить юбку и волосы и набрать в лёгкие побольше воздуха, готовясь предоставить краткий отчёт по проделанной работе.
— Доброе утро, — здоровается начальник, раздражённо бросает телефон на стол и утыкается взглядом в монитор. — В двух словах, Оль. У меня много дел. Как продвигаетесь?
Я раскладываю перед собой папки и выразительно начинаю:
— По трём направлениям. Первое — эпизод по НДС. Материалы собраны, согласование на обыск будет готово завтра. Второе — злоупотребление при распределении подрядов. Документы отправлены на экспертизу, ждём подтверждение оценочной стоимости работ. Там возможна взятка — прорабатываем отдельно.
Григорий Леонидович кивает, не перебивая, но, похоже, слушает без особого внимания. Во всяком случае со стороны создаётся впечатление, будто я разговариваю сама с собой.
— По третьему делу пока предварительная стадия. Фиктивные операции, обнал. Среди контрагентов — логистическая компания «Форстрек» с подозрительной активностью: средства выводятся через цепочку технических юрлиц, объёмы перевозок в отчётности не совпадают с фактическими, документы оформлены через одного и того же юриста, который уже фигурирует в других эпизодах.
— Что по юристу?
— Пока проверяем. По нему отправлен запрос. Если он числится как внешний консультант — интереснее, может быть звеном координации.
— «Форстрек» давно на рынке?
— Да, не новая фирма. На рынке пять лет, есть офис, склады, техника, штат. В целом — легальный бизнес, но по части контрактов — подозрительные движения денег. Проходят транзитом и уходят дальше
Начальник откидывается на спинку кресла и устало трёт переносицу.
— Поставьте на наблюдение. Без шума.
— Уже. Следователь Калинин этим занимается. Я держу под контролем.
Когда мне кажется, что я выложила максимум информации, при этом не перегрузив Григория Леонидовича, начинаю собирать материалы в папки, которые никто даже не глянул.
— Оль, а почему ты не говоришь, что в деле Пархоменко у вас сбили ключевое доказательство?
Я как раз встаю с места, услышав замечание. Откуда растут ноги — мне понятно, потому что только Иван тщательно следит за моими делами и ищет малейшую возможность, за что бы придолбаться.
— Оно не критичное, — неловко пожимаю плечами. — Всё под контролем, не волнуйтесь.
— Ольга, это не «не критичное», а процессуально важное. Ты умная, я знаю. Но хватит пытаться решать за всех, что говорить, а что нет. Если в деле что-то посыпалось — я должен знать первым. Договорились?
Я киваю, чувствуя, как щёки наливаются теплом — не столько от стыда, сколько от этой чёткой, почти отеческой нотации. Григорий Леонидович не кричит и не унижает, но при этом попадает в самое больное место. И я вдруг снова ощущаю себя молодой, зелёной сотрудницей. Вчерашней студенткой без опыта.
До окончания рабочего дня я только и думаю о том, как сильно мне хочется, чтобы Иван нашёл себе конкурента посерьёзнее, чем я — и, наконец, отстал. Желательно, чтобы это был мужчина. Потому что с мужчинами он ведёт себя сдержаннее — там не сработают его дежурные улыбки и пассивная агрессия. За это можно получить последствия. И далеко не словесные.
Когда я выхожу на парковку, мысленно молюсь не встретиться с ним — и удержаться, чтобы не дать ответ публично, если все-таки увижу.
В этот раз мне везёт: я без проблем и почти без пробок доезжаю домой, восстанавливая нервное состояние с помощью музыки и переключения внимания на что-то более приятное. В последнее время мой фокус — это Лекс. Мой импульс, мой азарт и моя точка перезагрузки — тоже он.
Я дала согласие на то, чтобы в эти выходные приехать к нему.
Я не знаю, что творю, но ощущение такое, будто я запрыгнула в поезд на ходу, и теперь он мчится во весь опор — а я сижу в нём без багажа, без плана и с кучей вопросов к себе. Но сижу с улыбкой. С ощущением, что именно это мне сейчас и нужно.
С учётом того, что я всегда планировала свою жизнь от и до, что всегда была организованной и собранной до мелочей, удивительно, как спокойно я себя сейчас чувствую. Внутри нет ни тревоги, ни паники — только будоражащее предвкушение, от которого покалывает кончики пальцев.
Несмотря на то, что приблизительный график выходных у меня уже намечен, это не мешает нам переписываться с Сашей в любое свободное время. В этот раз первой пишу ему я, сидя перед телевизором и лениво листая телеканалы в пустой квартире.
Эту квартиру подарили мне родители на двадцатый день рождения. Поэтому, когда мы с бывшим расстались, мне, к счастью, было куда возвращаться. Я не всегда это ценила, но теперь понимаю: возможность уйти без страха — это роскошь, которую понимаешь только, когда всё рушится.
«Красный или белый?» — пишу Лексу, хотя в последний раз он был в сети два часа назад.
Судя по всему, у него ненормированный график. Иногда он возвращается домой глубоко за полночь. Часто — ездит на работу в выходные. В этом мы совпадаем, потому что я тоже полностью отдаюсь своему делу.
«Смотря о чём речь», — молниеносно приходит ответ.
«Я выбираю бельё для нашей встречи. Не могу определиться между белым и красным комплектом».
«Честно говоря, я не помню, в каком ты была в прошлый раз».
Меня волной накрывает флешбеками. Он мог и забыть, а я — нет. Ни как смотрел, ни как стаскивал прозрачные трусики зубами. Этот эпизод прокручивается в мыслях даже в самое неподходящее время. Особенно во время заседаний.
«Серьёзно?»
«Извини. Цвет белья — нет. Но какого цвета у тебя соски — до сих пор в голове».
Я тесно сжимаю бёдра, ненадолго выпадая из переписки, потому что то, как Саша помнит меня, слишком точно отражает то, как я помню его. Цвет его тела, оттенок кожи, тепло ладоней, звук голоса где-то у шеи — всё это, как ни стараюсь, не выветривается. И, похоже, уже не выветрится.
Я… вляпалась в новые ощущения без возможности свернуть обратно. В отношения, которых у меня ещё не было, но которые чувствуются гораздо сильнее всех прежних.
«Ладно, я выберу на свой вкус», — набираю лаконичный ответ.
«Ок. Без разницы — можно и без. Просто приедь, пожалуйста».
25.
***
Сколько раз, сколько мы виделись с сестрой за последние недели — мы не виделись давно. И, честно говоря, у меня уже передоз.
Ира на три года старше. Когда я родилась, она дико ревновала меня к родителям и бабушке. А ещё в детстве мы с ней дрались не на жизнь, а на смерть. По-настоящему. С кулаками. Я была ниже ростом, и давать сдачи получалось плохо — примерно до подросткового возраста. Но как только мы сравнялись, начались потасовки за всё, что только можно: внимание, игрушки, косметику и одежду.