Дел — море, но, вопреки здравому смыслу, я снимаю пиджак, перекидываю его через спинку кресла и тут же включаю компьютер, чтобы разобраться, с кем провела не одну совместную ночь.
Сухие строки перечисляют инкриминируемые деяния. Я пролистываю вниз: каждый пункт подкреплён доказательствами. Обвинения серьёзные. Если дело дойдёт до суда и всё подтвердится — Устинову Александру Вадимовичу грозит от четырёх до восьми, с конфискацией имущества.
В деле фигурирует юрист, уже засветившийся в двух других эпизодах. Те же схемы, те же адреса, одинаковая подача документов. Если он пошёл на сотрудничество, Саша всплыл автоматически — как один из тех, кто ставил подписи.
Теоретически у него есть шанс. При грамотной защите и активном сотрудничестве со следствием — дело можно попробовать переквалифицировать. Но слишком многое должно совпасть.
Захлопнув крышку ноутбука, я смотрю в потолок, стараясь унять головокружение. Наедине с собой притворяться абсолютно бесполезно: сердце, пульс, нервы — это слилось в один сплошной гул под кожей.
Получается, всё это время Саша притворялся? Врал? Недоговаривал? Упивался тем, что сумел поставить прокурора на колени?
Причём в буквальном смысле — когда я делала ему минет у него в квартире. Возможно, там были камеры. Вполне вероятно, что у нашей связи была конкретная цель, о которой я пока не знаю, и от собственной беспомощности и уязвимости хочется рвать и метать.
Что ему от меня нужно? Помощь? Влияние? Невмешательство? Подсказки?
Что известно обо мне Саше? Неужели он не пробил информацию о том, что я не продаюсь? Не потому, что у меня принципы, а потому что инстинкт самосохранения всегда был сильнее соблазнов. Я слишком хорошо знаю, как заканчиваются такие истории.
Поднявшись с места, я начинаю расхаживать по кабинету из угла в угол, пытаясь вытоптать ярость шагами. Вытоптать раздражение и бессилие. Эмоции, мысли и память — потому что мне нельзя быть влюблённой в такого мужчину!
Эти попытки оказываются тщетными, потому что ярость не уходит, а только меняет форму на глухую тяжесть под рёбрами.
Именно в этот момент, когда происходит трансформация, приходит входящее сообщение. То самое, которого я одновременно ждала и боялась.
«Я объяснюсь».
Читаю всплывающий текст на экране, кусая губу. Ощущения — странные, непонятные. Чужие. Эйфория, которую я раньше испытывала, получая сообщения от Лекса, сменяется порывом швырнуть телефон о стену.
Что ты можешь объяснить? Что здесь вообще, блин, поддаётся объяснению?..
По-хорошему, нужно отвезти ключи охране и потратиться на новую косметику. Но в эту минуту во мне говорит не прокурор, а женщина.
Женщина, которой нужны объяснения. До жгущего зуда. До судорожной дрожи.
Сдавив телефон до побелевших костяшек, я сдерживаю желание послать Сашу к чёрту прямо сейчас. До лучших времен. До личной встречи. Чтобы убедиться, что сожаление в зелени его глаз мне не показалось и не примерещилось.
«Я могу приехать?», — повторно набирает, когда я не реагирую.
«Нет!»
«Где мы можем увидеться?»
Открыв карту на телефоне, я ищу гостиницы как можно дальше от города. Скромные, неприметные. В идеале — без лишних вопросов на ресепшене и камер в коридорах. Чтобы спрятаться ото всех. Чтобы не подставиться, хотя это уже не имеет никакого смысла.
Отправив Саше адрес, я дорабатываю оставшиеся часы на автопилоте и выхожу на улицу одной из самых последних — с пиджаком, перекинутым через локоть, и воровато оглядываясь по сторонам.
Дорога проходит сложно. Дворники монотонно скребут стекло, а колёса шуршат по мокрому асфальту, потому что где-то на середине пути начинается мелкий дождь.
Пару раз светофоры заставляют меня очнуться и с болезненным рывком затормозить.
Я не даю себе думать ни о чём лишнем. Я больше не позволю себя обмануть. Я просто выслушаю, потому что имею на это право.
Отель оказывается небольшим и тихим — именно поэтому я его и выбрала. Администратор не поднимает головы, когда я прохожу мимо стойки, называя номер комнаты, в которой меня ждут.
Внутри — полумрак. Свет не включён, но торшер в углу уже горит тускло-жёлтым.
Саша сидит в кресле, ссутулившись, с локтями на коленях, сцепив пальцы в замок.
Услышав щелчок двери, он мгновенно поднимает голову, въедается в меня глазами и подрывается, как пружина, делая буквально три шага, чтобы оказаться напротив.
Я вскидываю подбородок, чтобы заглянуть ему в глаза. Высота его роста вынуждает смотреть снизу вверх, но я делаю это с вызовом.
Время, которое я взяла на паузу, помогло мне собраться. Выключить чувства и обрасти густыми колючками — достаточно острыми, чтобы порезаться при попытке ко мне прикоснуться.
— Ты давно знал, кто я? — спрашиваю ровным голосом, несмотря на жар, поднимающийся к щекам.
Устинов глубоко втягивает носом воздух и покачивается с пятки на носок, на одном выдохе отвечая:
— Давно.
— Насколько?
— После первой встречи.
Моё сердце разгоняется, а вместе с ним — воспоминания. Я слишком хорошо помню всё, что связано с Сашей: каждое сообщение, фото, диалог. Ласку, прикосновения, поцелуи. Каждый секс.
Достаточно хорошо, чтобы не сомневаться — почему после первой встречи появилась вторая. Ведь мы ни о чём не договаривались и ничего друг другу не обещали.
— Ты поэтому захотел увидеться ещё? — требую я.
— Да, — отвечает честно.
— Я тебе не понравилась?
— Понравилась, но у меня были причины. Изначально — я не собирался продолжать.
Я не даю ему договорить. Не даю добавить, хотя за этим предложением точно было бы ещё одно или больше.
Вместо того чтобы быть терпеливой и понимающей, я подхожу ближе, взмахиваю рукой — и отвешиваю пощёчину. С таким удовольствием, что это кажется почти освобождением!
Гулкий хлопок режет между нами воздух. Моя ладонь горит. Его голова дёргается.
Саша замирает. Не отступает. Не делает попыток пресечь мою вспышку.
Только трёт ладонью багровое пятно на щеке, не сводя с меня тяжёлого, прямого взгляда. Признавая моё право на удар. Признавая, потому что это — заслуженно.
35.
***
Приехать в этот отель — ужасно глупая и безрассудная идея. Я понимаю это, когда в висках бешено стучат молотки и критически не хватает воздуха, чтобы выплеснуть всё возмущение, которое продолжает бурлить внутри.
Наверное, мне действительно хотелось бы ударить Сашу ещё — причинить ему физическую боль не один и не два раза. Во-первых, потому что он позволяет это делать. А во-вторых — потому что морально размазать его у меня не хватит духу, хотя именно в этом у меня гораздо больше пространства для манёвра.
В моих руках много силы — но распорядиться ею правильно труднее, чем просто ударить. Поэтому я выставляю перед собой ладони, когда Саша решительно шагает ко мне, сокращая дистанцию.
Несмотря на все негативные эмоции, женщина во мне берёт верх. В эту минуту она преобладает, потому что я ощущаю его близость каждой клеткой. Чувствую, как от него идёт тепло — знакомое, запретное и нестерпимо притягательное.
Потому что, когда он приближается, во мне упорно отзывается память тела: пульсом, кожей, под кожей. Так, как не должно быть, но есть.
Я выставляю ладони вперёд — и это не жест защиты, а отчаянная просьба: не подходи, если не готов быть настоящим.
Твои маски нравились мне больше. Твоя игра была нечестной — но в ней я верила, что в безопасности.
— Отойди, — предупредительно шиплю. — Отойди от меня на расстояние — иначе я закричу.
Слова, которые я заранее продумала, путаются в голове, и теперь я буквально собираю их по кусочкам.
Звучит почти комично, учитывая, что в этой захудалой гостинице нет даже охраны. По крайней мере, мне так показалось. Здесь — обшарпанные обои и старая кровать, на которую страшно садиться без дезинфекции. Даже если меня будут убивать, унылый администратор не сделает ничего, чтобы этого не допустить.
— Всё изменилось потом. Абсолютно всё, когда я узнал тебя ближе, — чётко проговаривает Саша, упираясь грудной клеткой в мои ладони.
Я толкаю его, несмотря на то, что взгляд напротив сверлит. В нём — упрямство, настойчивость и взвинченность, которую я тут же зеркалю. Зеркалю, потому что не верю ни единому его слову!
— Нужно было лучше стараться, если хотел добиться от меня благосклонности! — резко выпаливаю. — Лучше трахать, Саш. Чаще трахать. Усерднее.
На хмуром лице появляется тень. Он на секунду прикрывает глаза и шумно выдыхает.
— Ты понравилась мне ещё до того, как я узнал, кем ты работаешь, — тихо произносит. — Я думал, это очевидно. Потому что если бы ты не пришла на первую встречу — я бы землю вырыл, но тебя нашёл. Я тебе об этом говорил. Не раз говорил. Я думал… это и так понятно.
— Но первый раз тебя не настолько впечатлил, как моя должность.
— Это не так, — крепко сжимает челюсти. — У меня сейчас не те обстоятельства, чтобы заводить отношения с кем-то... вроде тебя.
— С кем-то вроде меня?
Саша перехватывает мои запястья — и будто обжигает. По нервам пробегает горячий разряд, как от удара током.
Меня трясет еще и потому, что я не вижу границ. Даже ненавидя — не вижу.
— Мне хотелось посмотреть на тебя под новым углом, — терпеливо разжевывает Устинов. — Хотелось сравнить свои ощущения до и после... Мне сложно сформулировать свои намерения на тот момент, потому что они были путанными, инстинктивными. Возможно — эгоистичными. Ты… превзошла все мои ожидания, когда я узнал тебя по-настоящему.
Я вырываюсь, потому что кожа на запястьях печёт, и встречаю сопротивление — тугое, как тиски. Плечи каменеют, дыхание сбивается, сердце барахтается где-то в горле.
Настойчивый взгляд напротив горит на сетчатке, как вспышка, — и кажется, я буду видеть его даже с закрытыми глазами.
— Чего ты хочешь от меня? Чего ты, мать твою, хочешь, Саш?
Я моргаю чаще, чтобы не выдать себя. Не показать, что слёзы уже подступают, мешая говорить и удерживать голос ровным.