– Лер, я не могу, я с радостью бы, но дел куча…
– Да? Жаль, правда, очень жаль. Я уже ванну приготовила, думала, вместе примем. Придется идти одной…
И он поехал к ней. Сорвался, забил на все, перекинул все на Вдовина и поехал.
И остался у Леры допоздна, домой вернулся за полночь, Люся уже спала. А когда они вновь увиделись, жена ни о чем не напомнила, вела себя так, точно и не было их разговора.
Это была ее предпоследняя попытка к примирению, а он не поддался, не пошел навстречу. Последним разом стала поездка в Испанию. Вернее, могла стать. Люся с детьми уехала туда на все лето, а он, Андрей, должен был прилететь туда к ним двенадцатого августа. И прилетел… На опознание того, что осталось от его жены и детей после падения автомобиля.
Как же гнусно он себя вел с ними, как противно и паршиво на душе сейчас! «Простите меня, мои любимые! Простите за все! Как мне теперь искупить свою вину? Как жить с этим грузом?» В сердцах кляня самого себя, он не заметил загоревшегося красного на светофоре и чуть не въехал в проезжающую по встречке «семерку». Испуганный водитель «жигуленка» пронзительно засигналил, покрутил пальцем у виска и, высунувшись из полуоткрытого окошка, крикнул:
– Эй ты, больной, что ли? Куда прешь?
Раньше Астахов ни за что не потерпел бы такого, дал бы своим парням команду, они бы этого козла в асфальт закатали. А теперь лишь развел руками, как бы извиняясь, сделал знак едущей сзади охране, чтобы не дергались, и поехал дальше. Все еще кипящий злобой водитель покосился на сопровождающий Астахова джип и тоже двинул своей дорогой, матюгаясь и бурча себе под нос: «Богатеи хреновы! Понакупят крутых тачек, а ездить не умеют! Всю совесть прожрали…»
Несколько дней подряд Павел не мог думать ни о чем другом, кроме семьи Астаховых. Казалось бы, все в его жизни складывалось хорошо, премьера прошла успешно, о фильме много писали в прессе и Интернете и часто даже хвалили, а не только ругали. Срочной работы пока не было, и он даже мог бы позволить себе отдохнуть месяцок-другой, слетать куда-нибудь, но бередили душу противоречивые мысли и жажда материала. Да, да, по-другому никак не назвать то, что он испытывал! Словно ребенок, которого поманили конфетой, а съесть ее так и не дали, писатель всей душой рвался заполучить все подробности этой истории. Все чаще он думал о том, как ему повезло. Когда, где, при каких обстоятельствах удалось бы ему встретить такой сюжет, столь драматичную цепь событий? По такому сценарию можно снять неплохой фильм. Если бы еще узнать хоть чуточку информации, если бы еще найти, нарыть, накопать каких-то деталей!.. Все это давило, угнетало его, и даже в знаменательный день премьеры Павел не почувствовал полного удовлетворения. И, освободившись, сразу же продолжил свое расследование.
Уже давно Павел понял, с чего именно продолжить, – несомненно, с Димки Королева, старого приятеля, чья жена Эля училась в одном институте с покойной Людой Астаховой, дружила с ней и, как надеялся Павел, поддерживала отношения. К вечеру следующего дня оказалось, что друга не так-то легко застать дома – на домашнем телефоне никто трубку не снимает, старый номер сотового не обслуживается, новый он не знает. Пришлось подключать общих знакомых, и выяснилось, что в городской квартире Королевы уже не живут, перебрались в загородный дом под Красногорском.
Туда Павлу удалось дозвониться. Трубку взяла Эля и, узнав его, если и не обрадовалась (она вообще была дамочкой не слишком эмоциональной), то говорила весьма охотно и любезно пригласила в гости, да хоть завтра, в субботу, они с Дмитрием оба целый день будут дома.
Судя по всему, с тех пор как они не общались, Королевы здорово поднялись. Видно, помог Элькин отец, он был какой-то шишкой, кем именно, Павел сейчас уже не помнил. Писатель понял это, подъезжая на такси к массивному забору вокруг Димкиных владений. Надо еще не один фильм выпустить, и не просто кино, а как минимум на «Оскара», чтобы так жить. Участок у Королева был просто царский, с ландшафтным рисунком, а посередине вырисовывался огромный трехэтажный домина с зимним садом и медной крышей. Однако сам Димка, встречавший его у ворот, совсем не смотрелся хозяином этого поместья – в джинсах, свитере и каких-то башмаках на босу ногу. Увидев друга, он качнулся в сторону и махнул рукой, лицо его расплылось в улыбке и стало еще шире, а пивной живот заходил ходуном. Да, что и говорить, сдал Димка за эти годы. Вон какое брюхо отрастил, и седина уже кое-где проглядывает…
– Да ты, дружище, совсем не изменился! – с удивлением воскликнул он, окинув взглядом Павла. – Даже наоборот – похорошел. Стройный, подтянутый… Вот что значит жить за границей!
– Да заграница тут ни при чем… – улыбнулся писатель, пожимая приятелю руку. – Следить за собой надо – так и живота не будет.
– Это не живот, это комок нервов, – потрепав свое пузо и пригладив седые виски, засмеялся Королев. – Думаешь, у нас тут, в дыму отечества, легкая жизнь? Я ж, дружище, теперь издательским домом владею. Восемь глянцевых журналов издаем – это тебе не хухры-мухры…
На пороге дома их приветливой улыбкой встретила Эля. Она тоже заметно изменилась и еще больше подурнела. Красотой Димкина жена никогда не отличалась, но положение ее отца это вполне компенсировало и даже позволило в свое время найти мужа моложе ее на несколько лет.
– Ну, колись, почему в наши края так давно не заглядывал? – спросил Королев, когда гость уселся в мягкое кресло.
– Да все дела. На родину нет времени, – улыбнулся Павел и, пытаясь избежать пристального взгляда друга, уставился в разноцветный мозаичный коллаж на полу, изображающий что-то непонятное прямо посреди гостиной.
– А я на тебя крепко обижен, – вздохнул Королев. – Забыл нас, не звонишь, не пишешь. Я уж для себя решил: не хочешь общаться – не надо. Даже удивительно, что ты сейчас объявился.
Слушать это было неприятно, писатель терпеть не мог выяснения отношений и прочие разборки на пустом месте. Да, если бы не астаховская история, он бы и не стал сюда приезжать.
– Ну извини, дружище, так вышло… Все некогда как-то…
К счастью, вскоре хороший коньяк и смена темы сняли напряжение. Уже через полчаса писатель оживленно общался с другом, расслабившись в уютном кресле. Тот рассказывал какие-то анекдоты, жаловался на зверя-тестя, держащего его в ежовых рукавицах, и вспоминал молодость. Последнее было писателю на руку, и, когда Эля, сначала оставившая их одних, наконец появилась в комнате, он спросил:
– Ребят, а вы помните Люду… Прохорову, кажется? Она еще твоей, Эля, институтской подругой была. И замуж вышла за бизнесмена?
Эльвира в ответ кивнула, лицо ее помрачнело. Что касается Димки, тот издал какой-то неопределенный звук. И поскольку оба молчали, Павел продолжал:
– Я слышал, с ней что-то случилось, какое-то несчастье?
– Она год назад с детьми в автокатастрофу попала, – ответила наконец Эля. – В Испании, на побережье. Машина слетела с обрыва. И Люда, и дети – все погибли.
– Да ты что? – притворно удивился писатель. – А муж ее? Как его, Астахов вроде?
– Астахов. Он тут был, в Москве.
– Не, ну ты прикинь? – включился в разговор Димка. – Это чем же думать надо, чтобы доверить жене водить машину в малознакомой местности. Я, например, своей вообще руль не доверяю. Как там говорится? Женщина за рулем, что обезьяна с гранатой!
– Она ее и не вела, – возразила Эля. – За рулем их водитель был, из местных.
– Все равно подозрительная история, – не сдавался Димка. – Не исключено, что он сам эту катастрофу и устроил.
Услышав это, Павел ошеломленно уставился на приятеля – такой вариант он не рассматривал. А может, и правда так и было? Надоела бизнесмену жена-ровесница, захотелось под венец с другой, молодой и сисястой, он и заказал благоверную… В этом случае слова Светланы получаются просто неправдоподобным совпадением… Если только она не была в курсе планов Астахова. А если была? Ого, какой интересный сюжетец вытанцовывается!..
– Полиция признала, что это был несчастный случай, – произнесла тем временем Эля. – В крови у водителя нашли наркотик – он, оказывается, иногда ими баловался. Не явно, а так, что никто ничего и не подозревал даже. Видимо, отключился за рулем – и вот…
– А ну как ему этот наркотик специально вкололи? По приказу Астахова? – включил журналистскую фантазию ее супруг.
– Я бы, может, и согласилась с тобой, Дима, – покачала головой женщина, – если бы вместе с Люсей не погибли и дети. Все знали, что Астахов гулял от Люси напропалую, наверное, и впрямь тяготился браком с ней…
– Гулял – не то слово! – перебил ее муж. Он сладостно мусолил любопытство друга, отчего лицо его расплылось в самодовольной улыбке, обнажая великолепные зубы, настоящее произведение стоматологического искусства. – И, к слову сказать, недолго горевал после ее смерти. Сколько времени прошло от похорон до свадьбы – меньше полугода вроде бы? А эта, с позволения сказать, невеста уже на сносях была.
– Черт его знает, мог и вправду надумать избавиться от Люды, – проговорила Эля. – Но убить заодно и собственных детей? Для этого все-таки надо быть чудовищем. А Андрей сына с дочкой обожал, уж мне ли этого не знать?
– Ну, может, так случайно вышло, – не унимался Димка. – Думал, она одна поедет, а она в последний момент решила детишек с собой взять.
– Жалко Люсю, – вздохнула, помолчав, Эля. – Она хорошая девчонка была. Такая… как бы это сказать… неиспорченная, что ли.
Павел очень внимательно слушал их разговор и заодно разглядывал Эльвиру, впившуюся взглядом в собственные ноги. Они были большие, не меньше сорокового размера, и толстые, хотя назвать саму женщину полной было нельзя. Скорее, крупная – высокая, бесформенная, с маленькой грудью и широкими бедрами, спрятанными под длинной цветастой кофтой. Тусклые пряди длинных пепельных волос забраны в хвост, жидкий и безжизненный. Близко посаженные глаза, тонкие губы, нос картошкой – Павел и сам не мог понять, что более всего делало ее лицо таким некрасивым. Возраст, возможно? Раньше, по молодости, она вроде не выглядела настолько непривлекательной… Интересно, а Люда Астахова сильно подурнела с годами? Он-то запомнил ее красоткой с тонкой талией и пышной грудью…