— Bella, скажи мне, что тебе нужно, — потребовал он.
— Мне нужен ты, — не сдержавшись, выпалила я правду.
— Ты тоже мне нужна… — прошептал он на своем родном языке.
Я не успела подумать над тем, что значили его слова, когда он расстегнул свои брюки и приподнял меня. Его руки впились в мои ягодицы, и он одним рывком погрузился в меня. Моя спина глухо ударялась в дверь, когда он начал врываться в меня, заполняя собой всю меня без остатка. Я взлетала все выше и выше, а потом громко застонала, чувствуя приближающийся оргазм.
Наконец меня захлестнула волна наслаждения, отсеяв все мои сомнения и страхи и не оставив ничего, кроме величайшего удовольствия от нашей близости, и я вцепилась в Данте, последовавшего за мной с хриплым криком, желая, чтобы этот момент никогда не заканчивался…
Он отнес меня на кровать, а потом разделся.
— Ты в порядке? — спросил он, ложась рядышком со мной и притягивая меня к себе. Прикосновение его рук было таким нежным, что мое сердце разрывалось от боли. — Я ведь не сделал тебе больно?
— Нет, конечно нет, — смутилась я, услышав какой‑то надрыв в его голосе.
— Уверена? Просто я овладел тобой, как…
Он запнулся, но я прекрасно поняла, что он хотел сказать.
«Как шлюхой».
Но он досадовал на себя, не на меня. Я вдруг вспомнила все то, что он говорил о своей матери и как встал на мою защиту, и мне стало интересно, кого он больше защищал — меня или себя самого?
Я приподнялась на локте и посмотрела на его лицо в темноте.
— Мне нравится, — заверила я его. Мне в самом деле нравилось, когда он овладевал мной с такой страстью, таким рвением. Но я не стала изливать перед ним свои чувства, потому что видела, что он не может разобраться со своими собственными.
— Хорошо, — пробормотал он и провел ладонью по моим волосам. — Тогда давай спать.
Он прижал мою голову к своему плечу, а я поцеловала его в грудь и улыбнулась, когда он задержал дыхание.
— Не делай этого, иначе мы вообще не уснем.
Меня приводило в восторг то, что он постоянно хотел меня, но чувство близости с ним нравилось мне еще больше.
— Данте, можно задать тебе один вопрос?
— Давай. Только пообещай, что потом будешь спать.
— Что такого сделала твоя мать, что ты так сильно ненавидишь ее?
Он весь напрягся, и я тут же пожалела, что спросила, зная, что у меня нет права лезть в его личную жизнь.
— Я ведь говорил. Она была проституткой. — Теперь в его голосе не было горечи или злости, а какая‑то настороженность.
— Знаю. И это было ужасно для вас обоих. Но…
— Почему ты считаешь, что она чувствовала себя ужасно? — перебил меня Данте. — Она сама выбрала такую жизнь.
— Откуда ты знаешь? Мне кажется, немногие становятся проститутками по своей воле. Чаще всего причина кроется в отчаянии, зависимости или давлении со стороны. Ты уверен, что она выбрала этот путь добровольно?
Мне хотелось облегчить его боль, потому что за его грубыми словами я видела намек на уязвимость.
За эти пять дней он сделал для меня так много, поверив в меня и заставив меня почувствовать себя особенной, значимой и важной. И я хотела сделать то же самое для него. Конечно, я ничего не знала про его прошлую жизнь и не могла исправить непоправимое. Но то, что его мать продавала себя за деньги, не делало ее плохим человеком; это не значило, что она не любила своего сына, так же как моя мать, искавшая любви не там, где надо, не любила меня. Люди были сложными, они могли быть слабыми, ненадежными, глупыми и эгоистичными, но в них почти всегда находилось и что‑то доброе. И мне почему‑то казалось, что, когда Данте говорил о своей матери, он также имел в виду и себя. Я не могла признаться ему в своих чувствах. Потому что все случилось слишком быстро. Но мне хотелось показать ему, что он особенный для меня.
— Может, хватит говорить о ней? — рассеянно поглаживая меня по волосам, спросил он. В его голосе послышалось напряжение, и я поняла, что зашла слишком далеко. — Ты ломаешь весь кайф. И если уж на то пошло, я не ненавижу ее. Потому что почти не помню ее.
— Понятно.
— Эй? Не надо грустить. То, что случилось со мной в детстве, осталось в далеком прошлом и сейчас не имеет никакого значения. — Но я услышала в его голосе какую‑то пустоту и подумала, что он мог говорить неправду. Но потом Данте навис надо мной, и меня охватило волнение, когда я ощутила бедром касание его отяжелевшей плоти. — И я придумал кое‑что более интересное для обсуждения.
Он пытался отвлечь меня сексом, прокладывая между нами эмоциональную дистанцию, что делал с самого начала наших отношений. Но когда он завладел моими губами и, приподняв мои бедра, скользнул в меня, я отдалась на волю чувственных наслаждений, предпочтя их горечи и грусти. Наверное, моя мать делала то же самое — отдавала свое тело в обмен на душевную близость. Но я не успела подумать над этим как следует, потому что Данте резко подался вперед, и я закричала, когда мышцы моего лона обхватили его плоть, доводя его до еще одного головокружительного оргазма.
Потом, когда я лежала в его объятиях, мне вдруг захотелось найти способ пробиться через защитные стены этого требовательного, циничного и несгибаемого мужчины и добраться до того маленького мальчика, который прятался внутри, чтобы сказать, как сильно он любим. По крайней мере, мною.
Глава 16
Прислушиваясь к мирному посапыванию Эди, я лежал в темноте и смотрел в потолок. Я не мог уснуть.
«Что такого сделала твоя мать, что ты так сильно ненавидишь ее?»
«Немногие становятся проститутками по своей воле».
Только Эди могла сказать подобное. Милая, добрая, наивная Эди… И, к сожалению, такая идеалистичная.
Моя мать не заслуживала ни капли жалости, ни моей, ни ее. Но этот разговор выбил меня из колеи, и я не мог сомкнуть глаз. Я нуждался в отдыхе, потому что завтра меня ждал долгий день. Нужно будет попрощаться с гостями и провести совещание с моими финансистами по поводу решений, которые были приняты за эту неделю, а потом заняться планом расширения нашей корпорации, основываясь на сотрудничестве с новыми инвесторами.
А вечером меня ждала поездка в Лас‑Вегас, где через две недели откроется мой новый гостиничный комплекс с казино. Я собирался прихватить с собой Эди и попросил Нину подобрать для нее гардероб, чтобы она могла составить мне компанию на всех мероприятиях, которые мы запланировали.
Я хотел сделать ей сюрприз. Но теперь я не смогу пригласить ее, потому что она поняла, что, хотя я и постарался забыть свою мать, я до сих пор ненавидел ее за то, как она обошлась со мной. Эди подобралась ко мне слишком близко и обнажила мои слабости.
Меня беспокоило ее мнение обо мне, потому что она уже начала значить для меня больше, чем следовало.
Я не смог остаться равнодушным, когда увидел слезы на ее глазах, после того как рассказал, как сильно меня разозлила эта Элис Дюран. Эди посмотрела на меня с признательностью, восхищением и, возможно, даже с любовью, и на секунду мне отчаянно захотелось быть достойным всего этого.
И на протяжении вечера это желание становилось только сильнее.
Наши танцы, когда я не мог выпустить ее из своих рук, и накал страстей во время нашей близости, последовавшей после, — все это было жалкой попыткой перенаправить чувства, которые я начал испытывать к ней. И сейчас, лежа в темноте и до сих пор ощущая пульсацию внизу моего живота, я понимал, что обманывал себя.
И я врал себе, когда придумывал причины, по которым хочу взять ее с собой в Вегас. Дело не в ее выдающихся умственных способностях или в том, что мне нравилось находиться в ее компании, и даже не в том, как она отвечала на мои прикосновения, хотя я уже стал зависимым от всего этого. Нет, все оказалось намного хуже. Я собирался пригласить ее с собой, потому что не хотел ставить точку в наших отношениях. Пусть прошло всего несколько дней, как она заняла место в моей постели, и всего несколько недель, как она появилась в моей жизни, я уже не мог представить, как смогу прожить без нее.
Я не хотел отпускать ее. Но именно это мне предстоит сделать, потому что я не мог снова открыть свое сердце.
Меня охватила дрожь, несмотря на тепло летней жаркой ночи. Я вспомнил холодные каменные ступени, капли дождя, падающие на мои голые руки и ноги, руки, которые держали меня, и голоса, нашептывающие непонятные слова, когда я кричал, брыкался и плакал. Этот кошмар долго преследовал меня, напоминая мне о моем одиночестве. О том, что я недостаточно хорош. И никогда таким не буду. Я не мог вернуться туда. Ни за что. Не ради женщины. Я годами старался забыть ту страшную ночь, похоронив того ребенка с разбитым сердцем так глубоко, чтобы никто не смог его найти, даже я сам. Но Эди каким‑то образом удалось вытащить его из тайного убежища, став для меня угрозой, от которой мне придется защищаться.
Мне становилось дурно при одной мысли о том, чтобы отпустить ее, но еще больше меня пугала зависимость от ее прикосновений, смеха, ее доброты. Эди была неистовой и милой, но также невинной. Она, наверное, думала, что влюблена, но, как только обнаружит, каким я был на самом деле циничным и утратившим веру, она поймет, что я никогда не смогу ответить на ее чувства… И тогда она будет страдать. Может, не сейчас, возможно, пройдет несколько недель или месяцев, но это неизбежно случится, и тогда я тоже буду мучиться… Поэтому я не мог позволить ей сломать меня так, как это сделала однажды моя мать.
Я взглянул на сладко спящую Эди, которая прижималась ко мне даже во сне, и мое сердце сжалось от тоски…
Глава 17
«Возьми недельный отпуск. Ты заслужила его. Джо будет ждать тебя в Монако восемнадцатого числа. Позвони ему, если у тебя появятся какие‑то проблемы.
Счастливого пути!
Я уставилась на записку, которую доставили мне в апартаменты, пока я собирала вещи, и у меня затряслись руки.