— Перестань, — она резко повысила голос. Их разговор уже давно вышел за рамки дозволенного, и меньше всего ей хотелось обсуждать свою сексуальную жизнь, тем более, с Кириллом.
Но его такой расклад не устраивал. Вновь взяв за плечи, он несильно встряхнул ее, вынуждая смотреть в глаза.
— Да хватит уже строить из себя святую невинность! Всегда стонала в моих руках, а теперь, хочешь сказать, столько лет притворялась?
Романова растерялась. Так, казалось бы, легко сохранить тайну, чтобы всем было хорошо, но слова застряли в горле. Она не хотела врать мужу, наслаивать одну ложь на другую и попадать в эту липкую паутину, но сказать ему правду означало задеть мужское самолюбие.
Да и не притворялась она почти, просто до встречи с Тимуром не знала, что может быть по-другому, что от поцелуев кружится голова, а от прикосновений внутри трепыхаются миллионы бабочек. Не представляла, насколько пьянит близость и опаляет огонь страсти, как желание вскипает в венах, на огромной скорости разносится по телу и наполняет его бурлящей энергией, которая заставляет двигаться в унисон, растворяться в друг друге, забывая обо всем.
С Киром все было не так. Если в начале отношений секс был достаточно приятен, то в последние несколько лет он не доставлял ни капли удовольствия, не вызывал абсолютно никаких ощущений, а стонала Ира просто по привычке. От подруг узнала, что многие так делают, чтобы порадовать своего мужчину, и она не стала исключением. Но разве Кир понял бы ее благие намерения? Разве его интересовали ее нынешние познания о сексе? Или то, что Громов показал ей новый мир плотской любви, волшебный и многогранный? Что именно он открыл ее тело заново, безошибочно нашел эрогенные зоны, о существовании которых она даже не догадывалась? Что с этим мужчиной она впервые испытала наивысшее наслаждение? Едва ли, Кирилл хотел всего лишь потешить свое эго.
— Вот в этом вся ты. Молчала всегда, молчишь и сейчас, — заключил он и принялся мерить шагами кухню. — Ответь мне хоть что-нибудь!
Но Ирина не проронила ни слова. Щеки пылали от стыда. Опустив глаза в пол, она нервно теребила пальцы, чтобы как-то унять смятение.
— Нет, ты мне скажи, ну неужели столько лет в браке я тебя не удовлетворял как женщину?
Тонкая струна ее терпения натянулась до предела, мельчайшее колебание могло порвать ее. Несмотря ни на что, Ира не хотела делать ему больно, задевать его ненужными признаниями, но также она осознавала, что своим молчанием уже выдала себя с потрохами. До последнего надеялась, что не придется произносить эти отвратительные слова вслух, что Кир отступится, но чуда не свершилось.
— Да что ты молчишь? Я должен знать правду! — не выдержав, воскликнул он на всю кухню.
Кирилл совершенно не понимал, что происходит, не мог поверить в то, что жена обманывала его столько времени. Причем в самом важном для мужчины вопросе. Он требовал от нее ответ, но на самом деле панически боялся услышать правду.
Ира вздрогнула всем телом и заглянула ему в глаза. Кир замер, забыв, как дышать, мерзкие мурашки медленно поползли по позвоночнику.
Судья вынесла свой приговор:
— Да, не удовлетворял! Доволен?
Твердо, уверенно. Ни одна нотка в ее голосе не дрогнула. Никогда прежде Кирилл не видел ее такой: холодной, решительной, не терпящей возражений. Он пребывал в абсолютной растерянности, не знал, что сказать или сделать, и не придумал ничего лучше, чем накинуться на нее с обвинениями.
— Отлично! И узнаю я об этом только сейчас. Ты вообще нормальная?
Романова сжалась в комок, приготовившись выслушать огромную кучу негатива в свой адрес, но Кир не стал продолжать. Обозвав ее напоследок дурой, вышел из комнаты и громко хлопнул дверью.
Москва. Квартира Дымова
За последние пару месяцев Зимина побывала у Дымова больше раз, чем за все время их знакомства. И сегодня она вновь стояла на пороге его квартиры.
— Привет.
— Заходи, — привычно ответил Стас и кивнул в сторону кухни.
— Слушай, Дымов, это стало доброй традицией — приходить к тебе в гости, — отметила Елена, снимая обувь.
— Влюбилась, наверно, — поддержал он ее шутливый настрой.
На самом деле у обоих в душе творился полнейший хаос. Каждый был зациклен на своей проблеме, но только в обществе друг друга они могли полностью расслабиться, чувствовали некую близость, родство душ, и это вселяло спокойствие. Не нужно было притворяться, скрываться за маской. Все отражалось в деталях: фразы звучали с иронией, но по-доброму, без прежнего едкого сарказма. Неужели им понадобилось столько времени, чтобы вдруг понять, что они не враги, не соперники, а друзья, близкие и даже родные люди?
— Ты меня раскусил…
— Пить будешь? — поинтересовался Стас, достав из бара начатую бутылку коньяка, и поставил ее на стол.
— Нет, я за рулем.
— Ну и че? — он не видел в этом никакой проблемы.
— Я, в отличие от некоторых, соблюдаю правила дорожного движения, — гордо заявила Зимина и присела на свободный стул.
— Да-да, соблюдает она, — усмехнулся Дымов. — Кофе, может, тогда?
— А вот от кофе не откажусь.
— Вон там, в шкафчике, мне тоже завари.
— Ну ты и наглый, конечно! — Елена демонстративно скрестила руки на груди. Вся эта ситуация больше забавляла ее, нежели возмущала.
— Вообще-то на кухне должна быть одна хозяйка, а из нас двоих хозяйка — это ты, — невозмутимо пояснил Стас и открыл ноутбук.
Лена одарила его недовольным взглядом, но спорить не стала. Молча вскипятила чайник, заварила кофе и поставила чашки на стол. Только в этот момент она заметила фотографию Стрельцова в рамке с черной ленточкой. Прекрасно знала, что это означает, и боялась задеть Дымова своим вопросом.
— Стас, а… — слова застряли где-то в горле. — Что произошло?
— Разбился на машине, — ответил он с удивительным спокойствием, лишь крепче сжал горло бутылки, чем сразу же выдал себя. Возвращаться к этой теме, вновь переживать все те эмоции не было никакого желания, боль немного притупилась, но рана еще не зажила. Каждое воспоминание о смерти друга безжалостно раздирало ее, доставляя все новые страдания, но он мужественно терпел.
— Какой ужас… — Зимина невольно приложила ладонь к губам. Липкий холодок мгновенно закрался под ребра, стоило ей только на секунду представить, каково сейчас Дымову. — Когда?
— Сразу после побега, — Дымов плеснул коньяк в кофе и сразу сделал глоток.
Обжигающая смесь медленно растекалась по горлу, заменяя моральную боль физической — ее легче было пережить.
— А почему ты молчал?
— А зачем говорить?
Для него было странно и непривычно — рассказывать кому-то о своих проблемах, о том, что творится внутри. Он всегда справлялся сам, а любое проявление сострадания принимал за слабость.
— Я бы помогла, поддержала… — Лене казалось это вполне естественным, ведь в трудные моменты все люди нуждаются в поддержке, и Стас не исключение. Несмотря на всю его внешнюю холодность, она была уверена, что внутри он такой же обычный человек, со своими чувствами и переживаниями.
— Мне не нужна жалость.
— А я не собираюсь тебя жалеть. Сочувствие и жалость — это вообще разные вещи.
— Все равно.
— Стас, ну ты же тоже человек, и тебе тоже бывает больно.
— Зям…
— Ну кто, если не я, Дымов? — мягко улыбнулась она и, подойдя со спины, обняла его за шею. Такое просто действие, но сколько в нем было смысла, сколько чувств, которые невозможно выразить словами. Ни алкоголь, ни таблетки никогда не смогут заменить обыкновенные человеческие объятия, именно в них заключается невероятная сила, способная исцелять души, возвращать к жизни.
Стас ощущал, как тепло, исходившее от нее, медленно проникает под кожу, по венам просачивается в сердце, вытесняя все негативные эмоции, и даже не пытался сопротивляться, на несколько мгновений позволил себе отпустить ситуацию, ни о чем не думать и не анализировать. Только чувствовать.
— Ладно, давай по делу.
— Ну давай, что там? — Зимина пересела на стул и отпила кофе из своей чашки.
— Я поставил на прослушку телефон твоего Глеба.
— Он не мой, — возразила она.
Но Дымов, словно не заметив ее ремарки, продолжил:
— Пока этот абонент не очень активен, в основном только рабочие звонки, но как будет что-то интересное, я тебе сразу сообщу.
— Он копался в моем сейфе, — вдруг вспомнила Елена и решила, что Стасу обязательно нужно об этом знать.
— Когда?
— Недавно совсем, видимо, искал что-то.
— Но у тебя же там нет ничего важного по «Рыбке»? — уточнил он на всякий случай, хотя был уверен в том, что Зимина ведет себя крайне осторожна, иначе она просто не занималась бы этим делом.
— Конечно нет, — произнесла это так, будто не существовало ответа очевиднее. — Я же не дура хранить такие вещи на работе.
— Я в тебе и не сомневался. Смотри, те документы, которые тебе передал Хабаров, нам очень пригодятся. Там подробно расписана вся экономическая деятельность клуба, нехилый такой компромат. В общем, суть в том, что с его помощью нам нужно будет перевести стрелки на одного из членов клуба. Есть идеи, как это провернуть?
— А почему обязательно на них?
— Их рожи сто процентов засветились на камерах, а у кого-то может быть какая-то личная связь с Бушиным, надо покопать.
На несколько секунд возникла пауза. Елена пыталась сопоставить все имеющиеся факты, соединить их в одну цельную картинку, как вдруг ее осенило:
— У меня идея получше.
— Излагай, — Дымов посмотрел на нее и приготовился внимательно слушать.
— А что, если нам подставить Глеба?
— Каким образом?
— Уничтожить все, что есть на Хабарова, и сделать так, чтобы Глеб оставил на его телефоне свои отпечатки. Поскольку Байдин крышует «Рыбку», нам проще свалить все на него. Не нужно ничего подделывать, у нас и так есть документы, доказывающие его причастность, те же счета, что он бабки получает, распечатка звонков, записи с видеокамер. Короче, наша задача — вывернуть все так, будто Глеб и есть Хан.