Тишину кабинета нарушила трель мобильного. Взглянув на дисплей, Дымов негромко выругался — звонила Таня. Разговаривать с ней не было никакого желания, но больше всего он боялся услышать плохие новости. Искренне верил, что Громов выкарабкается, но в то же время знал, что шансов практически нет.
— Слушаю, — все же принял вызов и откинулся на спинку кресла.
— Стас, привет. Удобно говорить?
Мягкий голос теплом разлился по всему телу. Он просто не мог реагировать на нее по-другому. Эти эмоции не поддавались контролю.
— Да.
— У меня для тебя новости, — сообщила Таня.
По ее тону невозможно было понять, случилось что-то хорошее или наоборот. Поэтому Дымов резко напрягся и подался вперед. С силой сжал телефон и, казалось, вовсе перестал дышать.
— Умер? — спросил и понял, что не готов услышать ответ. Не сможет смириться со смертью еще одного близкого человека.
— Нет, наоборот, пришел в себя, — Куликова улыбалась, и Стас это почувствовал даже на расстоянии.
Впервые за последнее время вздохнул с облегчением. Все бытовые проблемы в одно мгновение потеряли значение. Главное — выжил, очнулся. Дымов сильно переживал, не показывал этого внешне, старался не думать, но ощущал какое-то внутреннее напряжение и отчасти винил в случившемся себя. Ведь это он отправил Громова на задание, он скорректировал сроки и подверг друга еще большей опасности.
— Когда?
— Час назад.
— Как он?
— Состояние стабильное, — успокоила Таня и рассказала все как есть. — Понаблюдаем пару дней, обследуем и, думаю, будем переводить в палату, — она и сама очень волновалась за Громова, за Иру и их будущего ребенка. Специально брала больше ночных дежурств. Бывало, что не спала двое суток подряд. Боялась оставить Романову одну, боялась, что может упустить что-то важное. Но теперь тревога сошла на нет. Конечно, Тимуру предстояла долгая реабилитация, но худшее осталось позади.
— Хорошо, я понял. До связи.
— Подожди, — еле успела произнести Куликова до того, как Стас чуть было не сбросил вызов.
— Что?
— Больше ничего не хочешь сказать?
Положительные эмоции лишь ненадолго заполнили душевную пустоту, и Таня снова вернулась к вопросу об их отношениях. Все еще надеялась, ждала услышать нужные слова, но снова просчиталась.
— А должен?
— Не знаю…
— Нет, не хочу, — отрезал Дымов, решив для себя, что больше не поведется на провокации. Хватило в прошлый раз. — Это все?
Он понимал, что продолжать диалог бессмысленно — пустые фразы и молчание в трубку ни к чему не приведут. Они уже достаточно сказали друг другу. Добавить было нечего. Оставалось только пережить и забыть.
— Громов спрашивает, когда ты приедешь, — машинально соврала Куликова и тут же осеклась. Знала, что не права, что перегнула палку в тот раз, но не признавалась. Просто хотела его увидеть.
— Пока не знаю.
— Ну ладно, пока, — обреченно выдохнула она, и в следующую секунду раздались частые короткие гудки.
Тула. Городская клиническая больница №7
Сквозь тонкую пелену сна Романова ощутила невесомые касания и улыбнулась. Так приятно было осознавать, что она больше не одна, сбылась заветная мечта — Тимур наконец-то рядом. Она чувствовала его присутствие каждой клеточкой своего организма и была безмерно счастлива.
Лениво потянувшись, посмотрела на него и утонула в его глазах. Столько любви и нежности в них сияло.
— Доброе утро, — Ира потерлась щекой о его ладонь и поцеловала ее, наслаждаясь теплом кожи.
Она уже забыла этот волшебный, трепет от того, что в груди порхают тысячи бабочек. Только Громов мог разбудить их одним взглядом.
— Доброе.
Проснувшись раньше, он долго не решался нарушить сон любимой, просто смотрел, как подрагивают ее ресницы, а на губах то и дело появляется легкая улыбка. В какой-то момент все-таки поддался искушению и дотронулся до мягких волос, чтобы убедиться, что Ира живая, из плоти и крови, а не плод его воображения.
— Как ты?
— Поцелуй меня, — тихо попросил Тим, и она тут же выполнила его просьбу, присела на кровать и прикоснулась к губам. — Теперь хорошо.
— Я рада.
Ирина гладила его по щеке и никак не могла насытиться тактильными ощущениями. Соскучилась до невозможности по его рукам, глазам, губам. Столько всего им нужно наверстать, но она понимала, что спешить нельзя, нужно дать Тимуру время восстановиться. А так хотелось выплеснуть на него всю свою нерастраченную любовь и вновь окунуться в водоворот сумасшедших, запредельных эмоций.
Громов растворялся в осторожных, несмелых ласках. Блаженно прикрыл глаза, но так и не смог расслабиться полностью. Горькие воспоминания тяжким грузом давили на плечи. Он ничего не забыл, непомерная вина разъедала его изнутри, угнетала, держать ее в себе становилось невыносимо. Ему жизненно необходимо было рассказать Ире все, попросить понимания и прощения.
Тим знал, что она никогда не упрекнет, не напомнит ни о чем, но хотел объяснить мотивы своего поступка. Слова давались с трудом, слишком сильные и болезненные чувства стояли за ними. Он стал абсолютно серьезным и отстранился. Набрав в легкие побольше воздуха, заглянул Ирине в глаза и заговорил:
— Я сделал все это ради тебя.
Романова мягко улыбнулась и приложила палец к его губам.
— Я знаю, я все знаю, все понимаю. Ты хотел, чтобы я выжила, но не подумал, что я не могу жить без тебя.
Она глубоко вздохнула, прогоняя навязчивые воспоминания. Потребовалось довольно много времени, чтобы смириться с его выбором, но Ира смогла, перешагнула через боль и отчаянье и искренне простила его. Сейчас все осталось позади и очень не хотелось поднимать эту тему, бередить затянувшиеся раны. Однако напряженный взгляд Громова не давал шансов избежать откровенного разговора.
— Неужели не было других вариантов? Я же согласилась работать, как все.
— Я ни за что бы не позволил никому дотронуться до тебя, — уверенно заявил Тим, по-прежнему не отводя взгляд. — Ты только моя.
— Ты жуткий собственник! — притворно возмутилась Ирина и покачала головой.
Его слова растеклись по сердцу целебным бальзамом. В этом был весь Тимур — «только моя, и точка», никаких полумер, никаких полутонов. Она слишком поздно поняла, что клеймо «моя» невозможно ни смыть, ни истребить. Оно настолько глубоко проросло в сердце, впиталось в кровь, стало частью ее самой, что не оставалось ни единого шанса на сопротивление.
— Еще какой, — довольно подтвердил он и замолчал. Нужна была небольшая передышка, чтобы правильно все сформулировать. — Это в любом случае не спасло бы нас… Бушин хотел тебя…
Романова непонимающе посмотрела на него — это не являлось тайной. Адольф и сам ей не раз говорил о своем желании. Тем более, жили они в борделе, где секс являлся основным занятием.
— Это всего лишь тело.
— Нет, Ир, не просто. Из его постели никто не возвращался живым.
— Но Карина…
— Она исключение. Когда Бушин попросил привести тебя на ночь, — Тим ненадолго замолчал, чтобы взять эмоции под контроль, слишком живы были в памяти страшные ощущения. Он отчетливо помнил все, ту неутолимую жажду крови, хищного зверя, вышедшего на охоту. Нервно сглотнул и невольно сжал кулаки. — Я был готов убить его и сделал бы это, невзирая на последствия. Но неожиданно получил время для маневра, он уехал по срочному делу на несколько дней и перенес вашу встречу на понедельник, — Громов снова замолчал, но через несколько секунд добавил, совсем тихо: — Я мужчина, и я обязан был защитить тебя, любой ценой…
Его голос звучал жестко и твердо. От такой правды у Романовой внутри все похолодело. Неприятные липкие мурашки страха пробежали по позвоночнику, заставив поежиться. Она вдруг отчетливо увидела эту сцену его глазами, представила, что он пережил, и ужаснулась. Отлично помнила этот переломный момент, когда Тимур стал холодным и отстраненным, но тогда воспринимала все происходящее по-своему. Искала недостатки в себе, даже не подозревая, какие демоны изводили его.
— Почему ты не рассказал мне? Мы могли бы вместе что-то придумать.
— Не хотел тебя пугать. Да и что бы это изменило? Вряд ли бы ты согласилась на побег добровольно, — горькая усмешка исказила его губы.
— Ты прав. Я бы ни за что не оставила тебя… Но почему ты не сбежал вместе со мной? Почему продолжал там работать?
— Мне нужно было найти организатора этого борделя.
Долг для Громова всегда был превыше всего. Постоянно разрываясь между работой и любовью, он до последнего старался балансировать, сохранять равновесие, но все сломалось в одно мгновение. Когда пришло время выбирать, Тимур, не раздумывая ни секунды, хладнокровно отрекся от всего ради жизни любимой женщины. Возможно, если бы Ира вела себя тихо, не попадала во всякие опасные истории и не доставляла ему хлопот, все могло бы сложиться по-другому, но тогда это была бы не Ира, в которую он влюбился без памяти.
— Ты правда полицейский?
— Капитан Громов, к вашим услугам, ваша честь.
Он сказал это так мягко, с безграничной нежностью, что в первый раз за долгое время словосочетание «ваша честь» не вызвало у Ирины неприятных ощущений.
— Зачем ты заставил меня считать тебя не пойми кем?
— Почему же не пойми? — Тим рассмеялся и припомнил сказанную ею фразу: — Мерзкий тип, но немного меньше, чем все остальные.
— Именно.
— Не мог отказать себе в удовольствии подразнить тебя. Ты такая красивая, когда злишься.
Романова тоже вспомнила тот момент и покачала головой — какая же она дура, не замечала очевидных вещей. Настолько была зациклена на своих переживаниях, что не видела дальше своего носа. Тим с первой секунды оберегал ее и защищал, а она только вечно все портила.
— Ну серьезно. Я бы никому не рассказала… Ты не доверял мне?
— Дело не в тебе. Я просто не имел права, Ириш. Все было очень серьезно. Полная конфиденциальность. Понимаешь, слишком многое зависело от меня. Жизни сотен людей… По своей воле ты бы, может, ничего и не рассказала, но, когда начинают пытать, а Бушин, поверь, умеет делать это филигранно, заговорит даже немой. Я не мог подвергать тебя такому риску.