– А если б он преступником оказался? – поинтересовался бывший слуга Редгласса.
– Быть может. А ежели ты преступник? – Ниллс только усмехнулся в ответ. – Мне-то почём знать? Ежели он вред причинит или обокрадёт, тогда мы и будем думать. А пока ничего не творил – пусть живёт, вот так мы решили. Не-е-е, думаю в нём мы совсем не ошиблись. Помогать он помогает, таким старательным ни один мужик в моём доме не был! Не ругается, не бьёт никого, к девкам молодым не пристаёт, беседовать любит, делает чего скажешь. Ни разу в доме пьяный бревном не лежал, выпил пару раз, поначалу, было, да… Но я ему пригрозила, что такого не потерплю, он взял и исправился. Золото, а не мужик, верно?
– Не мне судить. Однако, пожалуй, ты и права. А если он с Острова сбежал?
– Да по мне хоть он с Острова, хоть принц в бегах, хоть землепашец – за полгода не учудил ничего, значит, хороший человек, – уверенно заявила Хэйа.
– Легкомысленный вывод. Ты ж знать-то про него ничего не знаешь. – Ниллс и сам уже попался на подобное с лордом Редглассом – служил верой и правдой, выворачивался наизнанку, чтобы справиться, научиться, приспособиться; с самой юности отдал все свои годы. И это ради человека, погубившего его семью. – Потом пожалеть можешь.
– Да, быть может, и пожалею – кто знает-то? Но что мне с того, кем он был? Все второго шанса заслуживают. Может, никто ему его давать не хотел, а мы дали. Гиос ежели и убил кого, да хоть короля, нам он чего плохого делает?
Хэйа указала Ниллсу, куда вылить грязную воду, и когда он вновь вернулся к стиравшей женщине уже с вновь наполненными вёдрами, хозяйка решила, что разговор ещё не окончен.
– Если он обворовал кого и прячется – так как знать, может, не хватало на еду ему, или вынудил его кто? Всякое бывает.
– А если убивал или насиловал? Таких же, как вы, женщин, которые ему ничего не сделают в ответ…
– А если убивал – так то раньше было-то. За полгода нас не убил, не причинил ничего. Говорю ж – хороший он человек. А то, что его мог кто-то вынуждать вред причинять или он так выживал – его право. Ты тоже неплохой, уж я-то вижу. У меня на такое глаз намётан, я всех насквозь вижу; знаю, чего ожидать!
– Ох, Хэйа, будь осторожна в суждениях. – Воин из Миррорхолла поднял очередное ведро. – Как бы тебя твоя доброта не привела к перерезанному горлу или чему похуже.
– Ты меня всего сутки знаешь, а уже переживаешь как за друга. Лицо кривишь, опасаешься… Плохой бы человек делал так? Нет, плохой бы уже думал, как и что сделать со мной или сёстрами, или б только о себе и размышлял. А ты – добрый человек. А толку расспрашивать людей мне нет. Я ж баба, потому и болтаю столько – и про жизнь свою, и про сестёр, и про дом. А ты и веришь мне. А почему? А если я на самом деле всем врежу́ направо и налево, а постояльцы мои – одни культисты и убийцы, и все их дела я покрываю, и сама ещё чего пострашнее творю? Ты знать не знаешь, правду ли говорила, но твой выбор – верить или нет. Ты отношение моё видишь и по нему судить можешь. И я так же – слова-то мало значат. Да и дела – немного. Главное – это желания и то, потакаешь ты им или нет.
Во двор, где Хэйа стирала постельное белье, а Ниллс в перерывах между тем, чтобы приносить воду – а жалеть себя после заштопанных ран не хотелось, – уплетал варенье из яблок прямо из таза, спустился незнакомый мужчина. Заспанный, он почесал короткую бородку и, завидев тазы и вёдра, упёр руки в бока.
– Хэйа, да что ж ты гостя-то помогать заставила? Да ещё и раненого! Ему лежать, да поправляться – меня никак не разбудить было?
Не переставая громко бурчать, мужчина подхватил вёдра с грязной водой, которую Хэйа сливала из тазов, и потащил менять её на чистую.
– Это кто? – поинтересовался Ниллс. То ли он впал в детство, то ли после долгого пути ему требовался отдых, но он поймал себя на мысли, что думает только об одном. Больше всего он не желал делиться тазом и считал это достойной платой за помощь. Проваренные с мёдом, корицей и травами яблоки напоминали давно позабытый вкус младых лет, когда он только начинал обучаться ремеслу Магистра.
– Ройс это. Когда мужчины заселяться стали, Гиос нашёл себе помощника. Они вдвоём и стали смотреть, чтобы нас не обижал никто. Ты, ежели хочешь, оставайся. Места для всех хватит, работы тоже немало. Мы расстраиваться будем, вон тот кусок до самой оградки тоже наш. Ещё на две комнатушки хватит, а рядом сделаем погребок для припасов, а вон там, – Хэйа указала на клочок земли, – свиней будем растить. Ройс сказал, что соорудит нам навес, крепкий такой, чтобы его как второй курятник использовать. Чтобы это всё построить, нам руки нужны, а ведь ещё смотреть за животиной надо.
– Я б с радостью, – хотел соврать Ниллс, но понял, что и правда не отказался бы от простой жизни. Может, не до самой смерти, но хотя бы на пару-тройку лет, передохнуть – самое то. – Дела у меня незаконченные есть. Если решить смогу, то вернусь, пожалуй.
– Ежели не сможешь – тоже возвращайся. Вторая попытка всем нужна. Для тебя мои двери будут открыты.
Все годы Ниллс был уверен, что его жизнь не сложилась, и он делал всё возможное, чтобы выжить. Встреча с сёстрами изменила представление, мужчина начал осознавать, что его собственные беды уже не кажутся такими уж страшными. Всего лишь препятствия, не более.
Сёстры вселили уверенность в слугу Экрога и показали, что сила бывает совершенно разной и даже одинокие женщины способны добиться чего-то, если захотят. Бессилье имеет свои границы, а умение выживать дорогого стоит.
Ниллс не знал, что ждёт его на приёме у регента и вернётся ли он обратно, однако вера Хэйи немного передалась и ему, и воин перестал воспринимать свой план как длительный путь до эшафота. Здравый ум подсказал подумать и о плохом исходе, поэтому пораньше с утра, чтобы не прощаться, бывший слуга Редгласса дождался, пока сёстры разойдутся по делам, пробрался в их покои, одну комнатушку на всех женщин, и оставил там золото и серебро. Всё, что только имел.
Цимт с оруженосцем и другими своими помощниками забрали его кошель, но наученный опытом Ниллс прятал в пришитый с внутренней стороны рубахи потаённый карман часть монет, и ещё часть – вшил в широкий матерчатый пояс так, чтобы нельзя было сразу прощупать. Ворочать тело раненого спутника Дримленса нападавшим не хватило времени и смелости.
Очередь из просителей была впечатляющей, пробиться в начало никак не удавалось – мужчину выталкивали из стройных рядов и угрожали разукрасить ему лицо за наглость. Вооружённые хранители порядка не оценили бы драки и, скорее всего, не пустили бы зачинщиков к Его Величеству. Ниллс отправился в самый конец вереницы простолюдинов, тихо ругаясь. Лишь во второй половине дня, наслушавшись разговоров горожан на годы вперёд, он наконец-то добрался до цели.
Слугу Экрога на удивление выслушали. Внимательно, не перебивая, и даже если и решили, что он болен или из чувства ненависти желает напакостить лорду, то, по крайней мере, не подали виду, что, несомненно, порадовало мужчину.
Бывшего Магистра шпионажа заключили под стражу до того момента, пока не разберутся в происходящем, – это был мудрый поступок, Ниллс на месте Клейса Фореста также не стал бы сразу убивать покаявшегося. Сначала желательно вытащить всю имеющуюся информацию, возможно и ту, что человек не желал бы рассказывать ни в коем случае. Выбить её пытками, голодом, изнурительными допросами, наконец, разговорами – не имеет значения. Воин был готов к любому исходу.
Регент производил впечатление мудрого человека, хоть и выглядел слишком молодо для своего поста. Стать регентом, до этого – Главным советником, принять на себя бразды правления королевством и решать вопросы завоевания Новых Земель, и всё это ещё до тридцати, – поистине достойно уважения. Тому, скорее всего, способствовали либо невероятная удача, либо невероятные знания и умения, либо и то и другое разом. Младший из лордов Форестов, добившийся большего, чем его старший брат, вызывал интерес, и это тоже стало одной из причин, почему Ниллс ждал, когда же его вызовут на разговор. Клейс Форест стал легендой в Ферстленде.
Впрочем, торопиться было некуда – сидеть в тюрьме для ценных пленников, вместо грязных тёмных камер, предназначенных для обычных преступников, было не так уж и плохо, и бывший Магистр шпионажа отдыхал, наверное, впервые в жизни.
Удобная кровать, книги, свечи, которые регулярно меняли, хорошее, сытное, вкусное и при этом не стоившее пленнику ни медяка питание, иногда вино или эль, добродушный надзиратель и стража, которая не прочь поделиться слухами, даже теми, которыми не должна, – чего ещё может желать человек, отправившийся на заслуженный отдых? Пусть даже при этом он – заключённый и ограничен в перемещении. Дела обстояли более чем прекрасно, а сон в самом надёжном месте Ферстленда был крепким, как никогда до этого. Вид из окна, выходившего на Квартал Мудрецов, а не на площадь и постамент для казней, и тот радовал глаз узника этих прекрасных покоев. Назвать их камерами не поднимался язык.
Лекари сначала приходили трижды в день и два раза по ночам, потом дважды в день, а когда раны почти зажили – раз в два дня. Ниллс чувствовал себя всё лучше, и вскоре мудрецы сообщили, что теперь станут являться раз в полцикла, если не будет иметься никаких жалоб. Их интересовало не только физическое здоровье, но и общее самочувствие заключённого. Каждый приход лекарей воин слышал, как те сообщали надзирателям, что готовы явиться по зову в любое время дня и ночи, таков приказ Его Высочества.
Поскольку заживало всё на Ниллсе как на собаке, то лишний раз волновать целителей надобности не было.
Большую часть свободного времени мужчина размышлял о Рорри. Маленький лорд после долгого общения перестал казаться невоспитанным болваном и капризным умалишённым мальчишкой, хотя в самом деле его чрезмерно избаловали, а самоуверенности внушили сверх меры. Что казалось в Дримленсе действительно весьма любопытным – так это то, что лордёнку снились удивительные сны. Тогда, в тот последний разговор, Ниллс, разумеется, не поверил в дар предсказания – мало ли что может наболтать впечатлительный трусливый ребёнок, которого постоянно только и делают, что похищают.