Глейгрим и Флейм, который с завидной регулярностью перебивал соседа и продолжал это делать, несмотря на все недовольные взгляды и тактичные покашливания, поведали рыцарю о том, как и до того кажущийся отвратительным представителем человечества и тем более знати лорд Зейир Флейм продумал план отступления. Он не собирался позволять врагам и глупцам занимать удобную крепость, потому заранее облил постройки маслом, а всюду приказал оставить тюки с сеном.
Глейгрим высказал предположение, что люди догадывались о желании своего предводителя ничего не отдавать врагам, но никто и помыслить не мог, что при этом лорд не станет дожидаться, пока жители покинут стены Кеирнхелла. Зейир отправил прочь только доверенных людей и часть войска, которое отступило с ними, а тех подданных лорда Раяла, кто остался в живых ещё с момента захвата, своих подданных и случайных жертв брат Дарона жалеть не стал.
Поспешившие на помощь людям Раял и Верд успели заметить, в какую сторону отправился Зейир и бросились следом сразу же, как только утихомирили огонь. Часть войска Глейгрима и небольшой отряд Флейма последовали за правителями, чтобы оберегать их. Предупреждать о своих планах сира Торджа и кого-то другого времени не хватило.
Но Зейир пропал из виду. Лорды проехали в том же направлении, куда бежал враг, но не сумели его настичь. Они не обнаружили его следов и посчитали самым правильным вернуться обратно. Где-то на полпути к Кеирнхеллу лордов с сопровождением и разглядел рыцарь. Глейгримы отправили четыре отряда на поиски беглеца, и две небольшие группы из своей свиты отправил лорд Верд.
Сир Тордж по прибытии к Кеирнхеллу наконец смог отдать распоряжения и навести хоть какой-то порядок. Составленные им отряды также были направлены на поиски Зейира Флейма и нескольких сбежавших вассалов с каждой из сторон – война их пугала куда меньше, чем разгневанный регент Форест, про которого и без того ходило слишком много слухов, да таких, что попадаться даже доброму и в хорошем расположении духа милорду лишний раз не желал никто.
Тем временем больше всего работы легло на плечи лекарей, им требовалось помочь пострадавшим и привести всех, кого было возможно, в себя. Раненых отправляли в сожжённую крепость, каменные стены и местами сохранившиеся крыши защищали от ветра и дождя, довольно частого явления в этих землях; обитель местных целителей Зейир со своими людьми почти не тронул, а протопленные покои помогали страждущим поскорее идти на поправку. Погибших простолюдинов закопали в землю – Раял категорически отказался предавать тела огню, и Тордж, который ещё не до конца осознал происходящее, не нашёл в себе сил перечить. В конце концов эти земли принадлежали лорду Глейгриму, и указывать ему, как поступать с мёртвыми в его собственных владениях, могли только король и Форест, но пока тот находился далеко и не присылал рыцарю никаких распоряжений.
– Милорд Глейгрим, – разобравшись с насущными и первоочередными делами и собравшись с духом, осмелился начать расспрашивать сир. Когда он заговорил, слова, которые он столь долго подбирал, вылетели из головы. – А ваше войско… В нём и правда были… Были люди…
– Неживые? Да, сир Тордж, большая часть моего войска, отправленная к противникам первой, состояла из мёртвых. Я не считаю необходимым посылать на смерть живых подданных, когда есть те, кто уже покинул этот мир, но всё ещё способен сослужить хорошую службу.
– А те языки пламени, что походили на щупальца? Беспричинное воспламенение, затухание и… Это тоже вы?
– О, нет-нет, это дело рук лордов Флеймов. Огненными щупальцами управлял, насколько я могу судить, лорд Зейир Флейм, а избавил нас от сей напасти лорд Верд.
– Но как такое возможно? Это всё походит… Походит на Первых, на то, что про них говорили. Или на помутнение рассудка! Но разве все мои братья могли лишиться ума вместе со мной? Как это возможно?
– Боюсь, сир Тордж, на этот вопрос слишком сложно ответить. Мне хотелось бы помочь вам, пояснить природу происходящего или убедить, что вам лишь причудилось, но, увы, боюсь, в данном случае придётся признать собственное бессилие. Я изучил множество древних писаний, что остались в моём доме, в Этернитифелле, однако так и не пришёл к однозначному выводу. Мне понятно лишь то, что дар передавался по наследству знатными родами и каждая из Династий и Ветвей может обладать своим собственным. Дары различны, но один род всегда владеет одним и тем же.
Рыцарь почувствовал себя молодой знатной девой, которую впервые пустили на бал и которая на радостях перетянула себя корсетом что было мочи, чтобы выглядеть самой стройной и привлекательной среди леди, – ему так же не хватало воздуха, ни одна мысль надолго не задерживалась в его голове. Сделав несколько коротких вдохов-выдохов, мужчина попытался привести себя в состояние покоя. Когда, как ему подумалось, это удалось, он разомкнул губы, и из него вылетело всего одно слово, в котором хорошо прослеживались нотки истерии:
– Каждая?!
– Да, сир Тордж, каждая. Я много читал об этом. Ни я, ни милорд Верд, ни его дядя не уникальны. Кроме нас, уверен, есть и другие, способные на очень многое. Быть может, до какого-то момента они и сами не подозревали, а может, и до сих пор не ведают, на что способны, или же, я не исключаю, научились скрываться. Мне пока сложно собрать картину воедино, я не уверен в своих способностях описать, каким образом я использую собственный дар, однако я осознаю всю опасность и ответственность и с превеликим удовольствием отправлюсь к Его Величеству и Его Высочеству. Полагаю, вместе мы сумеем понять причину и последствия происходящего. Да, разумеется, я осознаю, что меня ждёт в том числе и наказание за вступление в войну, но у меня есть чем оправдать свои действия.
Глейгрим, хоть и снял на время общения свой венец и больше его не надевал, продолжал производить впечатление человека, не совсем походящего на смертного, и рыцарь чувствовал себя рядом с ним неуютно, чего нельзя было сказать о весёлом, полном жизни и разговорчивом Флейме. Уравновешенный и рассудительный, медлительный, словно сонный Глейгрим с его неизменно уставшим острым лицом, серовато-бледной кожей и похожими на когти тонкими пальцами, проводил много времени в компании неугомонного Верда. Сын Дарона быстро менял настроение, умудрялся утомлять всех присутствующих и с горящим на щеках румянцем на фоне соседа походил на огонёк.
Воины отдохнули, мертвецы, на радость многим, были отправлены охранять остатки крепости и границы рядом, и к тому моменту, как всё разрешилось, пошли третьи сутки после сражения и, следовательно, Тордж заботился уже о предстоящем походе обратно в Санфелл, на этот раз с бо́льшим количеством лордов, прибыла вторая часть войска, которую отправлял на помощь брату лорд Райан Форест. Предъявленное послание было подписано Боуэном Хайтхорсом, впрочем, это не удивляло сира. Прибывшие оказались как нельзя кстати.
Свежие воины разделились, некоторые отправились на поиски сбежавших на север, а большая часть – на юг, к замку, принадлежавшему Зейиру Флейму. Тордж смог бы вздохнуть свободно, но лорд Холдбист, который присоединился к сражению вопреки запрету Его Высочества, вдруг завёл разговоры о своём возвращении домой. Быть может, он наконец осознал, что поступил глупо, а может статься, и в самом деле озаботился самочувствием жены и матери, позабыв об остальном.
Рыцарю было очень жаль мальчишку, бестолкового и ещё слишком молодого северного правителя, который едва ли мог осознавать в полной мере своё преступление. Высокий и гибкий, он хорошо держался в седле, передвигался по грязи столь грациозно, словно под его ногами выложена дощатая тропинка, но при этом не понимал, в чём его обвиняют, и оправдывался глупыми словами про родню матери и какой-то долг. Он не ругал сира Торджа и не кричал на него, не пытался бежать или откупиться и не отрицал своей причастности.
Бедный юноша совершенно не понимал, или делал вид, что не понимает, последствий присоединения к сражению, пусть он и не успел толком ничего сделать кроме поднятия знамён и пары сотен выстрелов. Его действия являлись куда более страшным преступлением, чем предательство Бладсворда или попытка Зейира отобрать власть у законного наследника.
– Я лишь хотел помочь племяннику моей матери, – недоумевало наивное дитя, иначе воспринимать его мужчина не мог. Робсон Холдбист послушно отправился к Его Величеству, не противился постоянному сопровождению из королевских рыцарей, хоть в первые пару дней и смущался сиров, которые следовали за ним даже в чащу и караулили, пока он справлял нужду.
– К сожалению, вы ослушались приказа регента, милорд Холдбист. У всех лордов где-нибудь да есть родственники. Тот же лорд Редгласс не стал вмешиваться в войну, хотя его первая супруга и мать троих его детей была сестрой Дарона Флейма, а нынешняя жена – дочь Брейва Бладсворда.
– Но моя матушка дурно чувствовала себя из-за войн. Она переживала за племянника, а когда пропал наш отец, ей сделалось ещё хуже. Я не мог подвести её! Она бы не пережила потерю лорда Раяла Глейгрима, если бы тот пострадал, и потому я решил вмешаться.
Тордж и сам когда-то был таким же глупым и наивным. Да, ему насчитывалось меньше лет, кажется, двенадцать, когда он понял, что настоящий мир отличается от того, как будущий сир его себе представлял. Но рыцарь вышел из простого люда, а Робсон – из знати. Испокон веков лорды взрослели значительно позже, чем их подданные, родители оберегали отпрысков от проблем и горестей, а власть, обеспеченность и сила позволяли им долго не задумываться о пропитании, тёплых одеждах и крыше над головой. До тех пор, пока не приходила беда.
– Боюсь, милорд Холдбист, Его Высочество, рассылая всем лордам указы, твёрдо обозначал, что именно не приемлет.
Робсон понуро опустил голову. Лорд походил на маленького потерявшегося щенка, который совершенно не понимал, чем посмел не угодить этому миру. Телом похожий на взрослого мужчину, в душе он был совсем ещё ребёнком.