Он некоторое время раздумывал, я заметил по притихшим Марату и Ежевике, что уже начинают сердиться, ему же предлагают такие возможности, чего ещё раздумывает, на прежнем месте нет такой свободы рук, только меня это молчание несколько задело и даже встревожило.
Возможно, уже зондирует почву в других организациях, при заметном росте требуется кормовое поле поширше?
Ежевика пискнула:
– Ребята, что-то печенье даже не попробовали!.. А здесь какой-то свой рецепт, я такой вкуснятины ещё не встречала.
Фраерман зашевелился, вперил в меня взгляд всё ещё блестящих, как огранённые алмазы, глаз.
– Заманчиво. К тому же, зная тебя, скажу, слово держишь.
– Спасибо…
Он продолжил ровным голосом:
– И если начнёшь, то не остановишься, как бы и кто бы ни наезжал из властных или каких ещё структур. Это плюс. Теперь повтори, что я смогу, а какие линии переходить нельзя. Отвечу, не вставая из-за этого милого столика.
Глава 9
Расстались у входа в кафе, мы втроём снова загрузились в авто, некоторое время ехали молча, наконец Ежевика поинтересовалась:
– Уверен, на попятную ни-ни?
Я буркнул:
– Он не дурак отказываться. А если перейдёт где-то грань… а он перейдёт наверняка, отвечать мне, а не ему. Так что считай его уже членом нашей команды!..
– Приготовлю ему стол, – сказала она с готовностью. – Обожаю сумасшедших!
Я промолчал, коллектив вообще наполовину из сумасшедших, но только с ними и можно либо на рывке в завтрашний день, либо с грохотом в пропасть.
Вторая половина сотрудников – хорошие нормальные работники, на таких держится мир, но меняют его как раз сумасшедшие, даже если сами сгорают в разожжённом ими же пожаре.
Насчёт переезда в новое здание я тревожился зря, всё прошло легко и быстро. Как говорят в народе: голому собраться – только подпоясаться. У софтовиков всё в облаке, а свои личные компы распихали по карманам и в тот же день устроились на новом месте так основательно, будто всегда там работали и даже проживали.
У железячников прошло чуть дольше, хотя и они свой суперкомпьютер за собой не таскают, а обе лаборатории по разработке новых чипов перетащили за двое суток не только со всем оборудованием, но чуть ли не с любимыми обоями.
Каждый чип нового поколения, сохраняя прежние возможности, добавляет что-то новое. Первый позволил всего лишь управлять моторикой, но этот громадный успех позволил парализованным подниматься, ходить и разговаривать, слепые обрёли зрение, а глухие, к своему ликованию, стали слышать лучше, чем люди с нормальным слухом.
Второе поколение ко всему этому позволило лучше управлять памятью, записывать сновидения, делать контрастнее воспоминания и вообще расширило наши возможности мозга.
Мне лично важнее всего упорядочить память, а всё остальное такая ерунда, что даже не стал осваивать управление, это как навороченный смартфон, который большинство используют как звонилки и фотоаппарат, а остальные стопятьсот прог как-то по фигу, ни разу не воспользовались.
Третье поколение нейролинка, над созданием которого работаем, как каторжане на каменоломне, обещает полноценный контакт с мозгами других людей. Конечно, у которых чипы такого же уровня.
Потому я чувствовал всё больший мандраж, хотя улыбался и не показывал виду, когда Фауст сообщил, что через неделю-две можно будет установить прототип третьего, протестить, собрать все «за» и «против», подбить бабки.
Сообщил буднично, перехватив в коридоре, а его массивную фигуру так просто не обойдёшь, в студенчестве играл в баскетбольной команде центрового защитника.
Я вперил в него требовательный взгляд.
– Прототип прототипа?
Он прогудел с укором:
– Шеф, как можно!.. Почти всё отлажено!.. Можно сказать, на все три-четыре процента. Остальное, как сказал Наполеон, нужно оставлять и на удачу… Ой, что-то у вас с лицом… Это потому, что уже директор?.. Это ещё что, Цезарю перепало больше. А Калигула как директорствовал?.. У него правление так и называлось Директорией!
– Докладывай, – прервал я. – А Директория была во Франции.
Он отмахнулся.
– А какая разница? Все французы, куда ни глянь. Да и мы тоже. Фраерман чуточку отстаёт, но это ненастоящее отставание, это мы, молодцы и герои невидимого фронта, чуть опережаем график. Даже обидно, разве науку можно по графику?.. Ещё за производственников примут, как стыдно, хотя они чаще всего не укладываются да ещё денег просют!
– Уверен, что на следующей неделе действительно сможем проверить?
Он сказал с готовностью:
– Можем даже раньше. Но тогда без софта. А что? Ваш могучий мозг сам со всем разберётся, установит нужные связи с нейронами, где-то пообещает откат, где-то договорится насчёт уступок…
– Мой мозг лучше подождёт работающий софт, – сказал я. – Даже с ним… это же минное поле с завязанными глазами!
– Так этому полю и надо, – подтвердил он, – пусть не завязывает себе глаза!.. А вот мы пойдём по нему с открытыми. Ещё не передумали испытывать на себе? Хотя в профиль на мышь слегка смахиваете…
Я поморщился.
– Работаем без комиссий и указаний сверху. Опыты на крысках показали, что мозгу внедрение электродов по фигу. Да и все прошлые импланты никого ещё идиотом не сделали, с этой несложной задачей прекрасно справляется пресса.
– Сейчас в другие области мозга, – напомнил он уже серьёзно. – Даже в районы и микрорайоны. Симуляция на компе показала, что ваш дубовый организм в норме, ласты от внедрения не склеите. А заработает или нет… это уже как ваш мозг среагирует. Вся надежда на ваш коллаборационизм. Вы соглашатель, шеф, даже согласист, всегда стараетесь прийти к взаимодействию. Если у вас и мозг такой податливый, то всё сработает без побочек.
– Ну спасибо, – сказал я с неудовольствием. – За коллаборациониста.
– Начальству нужно льстить, – заявил он серьёзно. – Теперь от вас зависит больше, чем сами думаете.
– Ещё не знаешь, – сказал я зловеще, – о чём думаю.
– Скоро будем знать, – ответил он нахально. – Сами приближаем армагеддон!..
– Я тоже буду знать, – ответил я с угрозой. – А большая палка пока ещё в моих мускулистых дланях. У директора она всегда крупнее и с сучками.
Он вздохнул.
– Да, таково современное общество. Нужно Анатолия спросить, во что преобразиться с нейролинком.
– Анатолий не мелочится, – напомнил я. – Меньше, чем на миллион лет ему предсказывать в лом. Это для тех, кто рылом не вышел. Он птица высокого полёта, о вселенной заботится!
– О вселенных, – уточнил он. – Мультивселенных, хотя все состоят из одного быстро двигающегося электрона. Да, шеф, опыты на мышах исчерпали себя. А люди есть люди, это вопросы и ответы в одном сосуде. Мы спешим потому.
– Не извиняйся, – сказал я сварливо. – Возвращаемся к благородным традициям Средневековья сперва на себе, потом на людях.
Он сказал уже очень серьёзно:
– Хлынет огромный поток информации, шеф. Велик риск инсульта.
– У меня мозг как у спортсмена, – заверил я. – Хоть дубиной бей, никаких сотрясений. И не отговаривайте!.. Если что-то с испытуемым случится, меня по судам затаскают, это ещё хуже. А с инсультнувшего взятки гладки. Хотя и не понимаю, почему они гладкие.
– Это придумали этики, – подсказал он, – а у них всё скользкое и гладкое до противности. Взятки тоже они придумали!
Понедельника ждали не только всем отделом, по всему зданию института притихли и ходят на цыпочках. Хотя, конечно, никто не заявлял, что очередную новинку испытаем на человеке, нечего мышей мучить, а человек если за всех в ответе, то пусть и отвечает, на то и царь природы, с царя спрос больше.
Я старался расслабить мышцы лица, его коллектив видит в первую очередь, улыбался и дышал ровно, должны зреть во мне коллегу, а не директора, его не жалко, он всё равно чужой, хоть и свой.
В мозгу нет болевых рецепторов, анестезия не понадобится, операция займёт от силы четверть часа, самое трудное начнётся потом, когда пойдёт сращивание нервных окончаний мозга с искусственными дендридами чипа.
Ежевика со вчерашнего дня следила, чтобы все мои показатели были в норме, будто отправляет в космос. Вообще-то права, космос стал привычным делом, уже и пресса сместила полёты на Луну и Марс с первых полос на третью страницу, а вот вторжение в мозг всегда будоражит и страшит простое, как говорится, население. Очень даже простое, как будто всё ещё кистепёрые рыбы, но те хоть вышли на сушу и осваивали мир, а эти только сидят в норках, как щедринские пискари, и мечтают, чтобы счастье не кончалось.
Несколько раз заходил Фауст, даже пощупал по старинке пульс, хотя я весь в последние дни под строжайшим контролем диагностического терминала.
– Терпимо, – заключил он. – Нет волнительности. Хорошо, что вы не поэт, шеф.
– Ну, спасибо…
– Помните, – сказал он значительным голосом, – сразу после внедрения электродов мозг начнёт с ними осторожно знакомиться. Появятся связи. Поток информации будет нарастать и станет неконтролируемым… ну, пока не сумеете возвести шлюзы. Чтобы избежать инсульта, не ждите, а сразу зашвыривайте в облако, потом разгребётесь…
– Да ну? – спросил я. – Вот уж не знал.
В кабинет вошли Анатолий, за ним Влатис и Бер, прислушались, Влатис сказал серьёзным тоном:
– Если ласты не склеите.
– И копыта не отбросите, – уточнил Бер с лицемерным вздохом. – Мы на вас надеемся, шеф!.. Если вдруг выживете, можно всем премию, верно? Или даже по премии? Мне две!
Я уточнил:
– Проследите, чтобы связь с облаком ничем другим не перегружали. Кто знает, какой пойдёт поток.
– Проследим, – пообещал Анатолий, – предусмотрено в первую очередь.
– Иначе процесс прервём, – заверил Влатис нахально. – У вас не больцмановский мозг, много не уместит, зато в сервере, если что, на автомате подключатся аварийные блоки. Сам вчера прогу хотел перепроверить… но, авось, пронесёт, вы же везучий?
Я буркнул:
– Как умело утешаете, фрейды!.. Спасибо, ребятки.