Бер сказал со злорадством:
– Ага, вот и проговорился, враг, шпион! А то и диверсант!.. Мы стараемся положить конец всем тайнам, а ты что-то скрыть возжелал?
Анатолий развёл руками.
– На природу ногой не топнешь. Ей наш интерфейс по барабану.
Бер сказал зловеще:
– Мы и природу разбарабаним!.. От нас ни один микроб не скроется. Мы не ждём милостей от природы, взять их от неё – наша задача!.. Верно, шеф?
Я молча скрылся за дверью своего кабинета.
Искусственные синапсы чипа нащупали ближайшие аксоны моего мозга, установили полноценную связь, теперь у меня чуточку расшаренный мозг, хотя полсотни терабайт – это капля в море, даже в океане, зато в чипе информация уж точно не скроется и не потеряется, туда забрасываю самое важное.
В остальном всё почти то же самое, разве что стал видеть лучше, слышать, обоняние обострилось, да ещё постоянно ощущаю какие-то позывы со стороны древних структур организма, но пока не расшифровал что, как и почему.
Сегодня, сидя за столом в своём кабинете, вдруг достаточно отчётливо услышал голос Анатолия, что находится этажом ниже:
– Да поймите же, лопоухие, речь о дедукции в мультивселенной на базисе закона больших чисел вращающейся вселенной Гёделя! Она вся-вся пронизана ретроказуальностью и может непротиворечиво существовать, только будучи одним большим мозгом, управляющим другими вселенными! Это же так ясно, как Беру высморкаться!
Голос Бера донёсся почти так же отчётливо, хотя тоже, как чувствую, этажом ниже и на девять метров левее от точки в пространстве, где нахожусь я:
– Это уже чересчурно.
Анатолий заявил с той же скромностью, что наглее любого апломба:
– Запросто могу доказать, как теорему! Если есть полная сводимость квантового вычисления к бинарной логике, то живём в мультивселенной, пределы которой ограничиваются вселенной-квантовым-компом.
Чей-то голос ответил с заметной долей скептицизма:
– А если нет?
Анатолий заявил победно:
– Если можно объективно определить, почему человек совершает тот или иной поступок, то он не обладает свободой! И тогда понятие субъекта противоречиво. Нет свободы, есть тонкая или толстая детерминированность. И нет субъекта, а есть тотальная объектность во всём, везде и всегда. Свобода и субъектность как таковая могут существовать лишь в силу несводимости диалектического разума к голому рассудку.
Я не двигался, мозг начинает рисовать смутную и подрагивающую картинку, как в лаборатории Бера сейчас трудятся Фауст, Анатолий и сам Бер. Картинка медленно обретает резкость по мере того, как мой мозг всё больше собирает информации от слуха, зрения и ещё неведомо от чего, но я почти отчётливо вижу то, что находится от меня по ту сторону межэтажных перекрытий.
Фигура Фауста колыхнулась, донёсся его густой с оттенком меди голос:
– Бер, это он к тому, что пора намекнуть шефу насчёт повышения жалованья. Или чтоб выписывал в конце месяца премии.
Бер ответил задумчиво:
– Знаешь, мне тоже так кажется. И чем глыбже он раскапывает ретроказуальность, тем амбиции насчёт жалованья выше.
Подрагивающая фигура Анатолия махнула рукой, дескать, все понимают, даже втайне согласны, но не хотят копать глубже, когда нужно разгребать ворох сегодняшних проблем, а размышлять о проблемах ретроказуальности могут только ни хрена не делающие мистики и гороскопщики.
Я откинулся на спинку кресла, сердце стучит учащённо, прикрыл глаза, но всё равно вижу, пусть и смутно, что за стенами ближайших помещений, что в коридоре и как Кшися чистит ноздри, когда дверь плотно закрыта.
Это что-то новое, такую способность или возможность мозга не предвидели. Впрочем, возможно, крысы с электродами и видели, но нам не сообщили, да мы и не спрашивали.
Блин, а что будет, когда вживим не прототип, как мне, а полноценный чип четвёртого поколения?..
Глава 3
Анатолий прислал файл, а затем и сам явился с идеей насчёт перехода на неинвазивный способ расшаривания мозга. Два чипа по пятьсот терабайтов в каждом можно плотно приклеить в районе темени, а считывать информацию будем через толщу черепа, у него прекрасная проводимость.
Он потыкал пальцем в трёхмерный чертёж, приблизил, повернул, увеличил два участка в отдельных окнах.
– Вот самое то…
Я прервал:
– Считывать!.. Это мало. Чип в моём мозгу уже прижился, установил связи, работает. Ещё как пашет, а не только наблюдает и считывает!
Он вскинул ладонь.
– Шеф, я недоговорил. Фраерман уверяет, что подобрал частоту, можно и через толщу черепа!.. Искусственные нейроны и естественные установят почти такую же прочную связь, как и сейчас уже устаканили в вашем мозгу!.. Серьёзно. Зато чипы можно заменять, на подходе двадцатипетабайтовые!.. Это же какая расшаренность получится!.. У вас мозг будет, как у слоняры!
– Погоди-погоди! На сколько замедлит нашу работу?
– В том-то и дело, что ничуть. Ну разве что на недельку, это не считается.
– Это на пару месяцев, – определил я, а в нашей гонке считается. Насколько новое решение протестировано?
– Ещё не успели, – признал он. – Но опасности не предвидим. Меняется же только способ передачи информации туда и обратно, говоря понятным директору языком. Помех ненамного больше, чем при вживлении!
– Ненамного, это сколько?
– Три-пять процентов, – заверил он. – Но при постоянной корректировке ошибок, что остаётся прежней, для нашего биологического носителя такая потеря скорости останется незамеченной!.. Всё равно, что самолёт долетел бы из Нью-Йорка в Москву не за час и восемнадцать минут, а за час и девятнадцать.
Я проворчал:
– Ничего, когда-то и мы перейдём на скорости сингуляров. Хорошо, но, если не уложится в добавочные пару недель, установим чип по старому проверенному.
Он просиял, сказал счастливо:
– Спасибо, шеф! А говорят, дурак, обюрократится, заплесневел… Ничего подобного! Можно сказать, даже коллективу не видно, а коллектив всегда всё знает!
Я промолчал, а когда за ним захлопнулась дверь, подумал, что так говорить мог как раз он, слишком уж нетерпелив, всё ещё не понимает, что такой горный хребет, как наша цивилизация, так легко и просто не передвинуть на новый уровень. Не все такие, как мы, больше тех, для кого субботние шашлычки за городом предел мечтаний, и другого прогресса им не нужно.
Поздно вечером мы с Ежевикой сидели у меня на кухне, наслаждаясь добротным ужином, она уже отодвинула пустую тарелку, а я неспешно допивал горячий кофе.
Она улыбается солнечно и радостно, но я замечал настороженность в её взгляде, ещё ожидает чего-то необыкновенного от моего нового чипа, уже знает, что вижу, чувствую и знаю с его помощью больше, чем знал до него.
– Этика без знаний слаба и бессмысленна, – сказал я, продолжая разговор, – но и знания без этики всё опаснее с каждым шажком прогресса.
Встрепенувшись, воскликнула в восторге:
– Ого, что я слышу?.. Признаёшь необходимость этики?
– Я говорю о компромиссе, – уточнил я. – Только научники и этики проводят черту в разных местах. Каждая сторона уверена, что другие пытаются отхватить слишком много полномочий. В этом противостоянии масса любителей поймать крупную рыбу в мутной воде.
Она сказала с некоторым сарказмом в голосе, словно я повторяю какие-то заезженные доводы, то ли отвергнутые научной общественностью, то ли просто невыносимо скучные:
– Это о ком? О Константинопольском?
Я ответил серьёзно:
– Пришлось заглянуть в список его работ, некоторые даже пролистал. Ничего, кроме лозунгов и затёртых фраз!.. И он доктор наук?.. Да любой бомж у пивной рассуждает на том же уровне, только в иных терминах!
Она посмотрела с интересом.
– У тебя даже щёчки воспламенились. И глазки в праведном гневе. Здорово задел, да? Бомж так не сумеет.
Я пояснил, чувствуя, как начинаю понемногу заводиться:
– Любого умного человека раздражает, когда такие всползают наверх и начинают указывать более умным, что делать и как жить. Даже как жить, я не оговорился!.. Это же вроде бы основная функция этиков.
– Стой-стой, – сказала она, – ты только что говорил о компромиссе!
Я сказал с тоской:
– Дело в том, что сейчас само время бескомпромиссное. Страны стараются обогнать одна другую!.. Даже какая-нибудь Бирма может стать властелином мира, если первой доберётся до нейролинка четвёртого уровня!.. А когда такая гонка, то не до этики… как бы та ни была нужна вообще.
– А она нужна?
– Необходима, – ответил я нехотя. – Но только в праведных руках. А сейчас её присвоили жулики. Прости, если задел твои чувства к этому… богослову.
Она беспечно рассмеялась.
– Он ещё и богослов? А с виду такой интеллигентный и в то же время напористый мужчина!.. Да-да, напористый во всех отношениях, женщины такое чувствуют всей кожей.
– Льстит?
Она кивнула.
– Конечно, а как же иначе? В старину мужчины добивались женщин, а сейчас совсем не те красивые и романтичные времена.
Я зевнул, чуточку демонстративно.
– А? Дикари… Ладно, пора в койку.
Помяни чёрта, а он тут как тут, на другой день уже с утра Влатис заглянул в кабинет и сообщил таинственным шёпотом:
– Этот, как его, глава по этике, не запылился! Уже час шастает по зданию, заговаривает со всеми, интересуется, говорит комплименты…
У меня дрогнуло сердце.
– А что наши?
– Молчат, – сообщил он. – Во-первых, давали подписку о неразглашении, во‐вторых, он не наш, чего станем общаться, будто и он гомо сапиенс? Он гомо эректус, я с таким даже шашлычить на даче не стану!
Я сказал коротко:
– Пригласи ко мне. И напомни вежливо, хоть и твёрдо, что без моего разрешения… просто неэтично являться по своей инициативе и отвлекать сотрудников от работы.
– От важного задания, – уточнил он.
– О важности не говори, – предупредил я, – такое как раз и заставит вынюхивать больше. Просто сошлись на этикет и этику. И что я самолюбивый самодур, к таким вещам отношусь ревниво.