Я с иронией в глазах ответил предельно вежливо:
– Спасибо за разрешение. Обязательно воспользуюсь. Как сейчас, так и вообще. Позвольте работать дальше?
– Позволяю, – ответил он как можно более безразличным голосом. – Всяк тратит своё бесценное время жизни как хочет.
Я сделал вид, что всецело занят значками на экране, Константинопольский сухо поклонился и пошёл к выходу из кабинета, прямой и красивый, словно и походке его обучали балерины из Александрийского театра.
Дверь за ним закрылась тоже интеллигентно тихо, я некоторое время смотрел в неё бараньим взглядом, стараясь понять, что за послание мне принёс и оставил.
Ежевика с ним бывает чаще, чем мне говорит. Правда, я не спрашиваю, а она не считает нужным рассказывать. Во-первых, мне неинтересно, чем живут этики, во‐вторых… учитывает, что, возможно, мне будет неприятно.
А он, похоже, предупредил, что его натиск только усилится. Этика этикой, но у него есть те козыри, которых нет у меня, как человека всецело занятого наукой.
Этики, по нашим меркам, не только бездельники, что разглагольствуют о высоком искусстве и сибаритствуют, но ещё и тормозят научно-технический прогресс высокопарными рассуждениями о каком-то особом пути, когда человек будет развиваться изнутри, а не снаружи.
Константинопольский, однако, говорил о Ежевике в самом деле искренне. Я это ощутил, хотя не этик, он в самом деле постарается окружить Ежевику заботой, что для неё ново и непривычно. Живём в достаточно комфортном мире, в добавочной опеке не нуждаемся…
Или нуждаемся? Вон Константинопольский окружил её вниманием, а ей это, похоже, нравится. Это помимо театров и вернисажей, что тоже экзотика в нашем рациональном мире, словно поездка в какой-нибудь Бангладеш, где попугаи на помойках и обезьяны срут на улицах.
Не хочется думать, что срабатывает ещё и общественная значимость. У него выше уровень связей, шикарная квартира во Флориде плюс вилла в лучшем месте Лазурного Берега во Франции. Он не скрывает, что на банковском счёте в его распоряжении около сотни миллионов долларов, как главы фонда по развитию этики. Правда, сейчас это не то, чем можно завоевать женщину… но только в теории, на самом же деле свою песчинку на чашу весов бросит.
Глава 2
Фауста в последнее время вижу всё чаще нахмуренным, со сдвинутыми над переносицей бровями. Они у него лохматые и кустистые не по возрасту, по их приподнятости, изгибу или наклону можно понять, что с ним происходит.
– Что-то тревожит? – спросил я напрямик.
Он покачал головой.
– Да нет, все идёт даже с опережением. Но вот это опережение несколько…
– Пугает? Ещё больше, чем меня?
Он с сочувствием заглянул мне в глаза.
– Вас тоже? Психологи говорят, даже самые прочные семейные узы распались бы, если бы наши мысли были написаны у нас на лбу. Но нейролинк, который опробуем уже на этой неделе, именно это и сделает!
– Устаканится, – успокоил я. – А психологи ошибаются чаще всех на свете. Это не погоду или фондовые биржи предсказывать. Хотя и там постоянно мордой об стол. Но им проще, всякий раз говорят, что это не они ошиблись, а погода.
Он сказал с неохотой:
– Искренность в небольших дозах опасна, в больших – смертельна. Не зря же говорят «только не поймите меня правильно!».
Я сказал нетерпеливо:
– Мы всего лишь готовимся заменить чип нейролинка второго уровня на чип третьего!.. Мир не перевернётся. А потом… суп с котом. Как-то разрулим. До этого же получалось? Даже с атомной бомбой живём!
Он пробормотал:
– Спасибо. Но всё же… У вас что, ответ был наготове?
– Думаешь, – огрызнулся я, – меня такое не посещает?.. Гони в шею. Много чего натворили непотребного, но как-то уживаемся, да ещё и удобства нашли. А с нейролинком мы же и отработаем, так что всё в наших пролетарских руках. На себе, как на подопытных мышках. Нет, на мышках уже сделано, а как на свинках! Кого-то уморим, но наука требует жертв больше, чем искусство. За науку умереть как бы благороднее?
– Добрый вы, – буркнул он. – На похоронах ещё и слезу выроните?.. Ладно, всё равно надо спешить, а то в других странах хлебалом не щёлкают.
– То-то и оно, – сказал я с тоской. – Никто не успевает просчитать, что может случиться и есть ли впереди пропасть, наращиваем скорость…
Он зыркнул внимательно, директорскую браваду видит, не всё в наших руках, хотя вроде бы и в наших. Говорят, у книг своя судьба, так вот и у всех наших достижений и открытий тоже своя. Дальше они сами, сами, как только у них и получается! Или чёртов рынок виноват? Кругом одни предатели.
– Прогресс, – сказал он с тоской, – сам нами рулит. От людей ничего не зависит. Он сам по себе, а мы только винтики в его гигантариуме. Нам осталось только ждать, куда приведёт.
– Принесёт, – уточнил я. – Ускорилось так, что по сторонам только мелькает, а мы солнцу и ветру навстречу… В график укладываешься?
– С опережением, – повторил он, но тут же вздохнул, – на компах прогнали, можно начинать в реале…
– К внедрению в мозг?
Он сказал без всякой бодрости:
– Да. В наш священный мозг.
– Когда-то и сердце было священным, – напомнил я. – А сейчас только сердечная мышца.
В соцсети, хотя ни мы, ни наши конкуренты стараемся не давать интервью, начали просачиваться слухи о возможностях нейролинка следующих поколений.
Народ, падкий на слухи, в первую очередь обратил внимание на опасности, что могут исходить от этого девайса. Конечно, это правильно, в первую очередь нужно думать насчёт не повредит ли нам, а уже потом, как использовать, но нагонка жути это уже слишком потакательно либералам и даже демократам, что сплошные алармисты и луддиты.
Фауст под ником опубликовал статью, где доказывал насчёт великого счастья, когда нейролинк будет доступен всем. Прекратится преступность, мошенничество, всякие злоупотребления и всё тому подобное, будет сплошной рай, а на следующий день принёс и положил мне на стол распечатку завязавшейся дискуссии.
Народ сразу обратил внимание, что даже у матери Терезы было что скрывать, папа римский тоже небезгрешен, так что внедрять чип наверняка придётся силой где-то в закрытых от народа тюрьмах. Предварительно связав и накачав снотворным. И снабдив чип взрывчаткой, чтобы никто не попытался выдрать потом в домашних условиях.
Кто-то написал, что всё же найдутся те, кто не только вставит чип в свою голову, но и откроется целиком и полностью, есть же мазохисты? К таким будет полное доверие, их допустят даже к управлению стратегическими ракетами, а также на все должности, связанные с государственными тайнами. Ага, щас…
В то же время отказывающихся от чипа с нейролинком будут ограничивать в назначении на ключевые посты, в армии не будут повышаться в звании, а на государственной службе останутся на самой низшей ступени.
Разумеется, правозащитники поднимут крик, но для них уже заготовлен ответ типа: если не собираетесь продавать стратегические секреты, то чего скрываете?.. А так вообще-то все дрочим, а когда все, то вроде бы и не стыдно, теперь это норма.
Константинопольский тут же отметился заявлением в сетях, что подобное отношение как раз и опасно. «Когда все», то вроде бы уже и не преступно и даже не порицаемо. Когда-то мастурбация была под запретом, потом просто порицалась, теперь разрешена даже в публичных местах, хотя только взаимная, а с внедрением нейролинка падут и остальные запреты, отделяющие человека от животного, а то и вовсе от зверя, а это конец цивилизации.
Конец потому, что человека сделали человеком многочисленные запреты. И чем их больше, тем человек от животного дальше. Подумаешь, открыл Америку! У нас в курилке об этом говорят даже уборщицы. Хотя нет, уборщицы не в курсе, чем занимаемся.
Фауст с распечаткой своей статьи и длинной дискуссии под нею явился ко мне, с ним пришёл и Влатис, оба с интересом наблюдали за моим лицом, пока я быстро просматривал тексты.
Фауст вздохнул и сказал с подозрением:
– Вот думаю, а не присобачат нам за внедрение нейролинка ещё и семитизьм?..
Влатис воззрился с недоумением:
– Чего вдруг?
– В Торе триста шестьдесят пять запретов! Это ж их тоже отменят?
– А-а, – ответил Влатис с неудовольствием. – А нет ли в твоём наглом вопросе антисемитизьма?.. А то всё на мой нос смотришь! У Бержерака был такой же!
– Бержерака не трожь, – заявил Фауст. – Он за тыщу лет до миссии «Аполлон» в романе «Путешествие на Луну» посадил человека именно в то место, где сейчас начали строить лунную станцию!.. А ты с твоим носом можешь только Кшисю клеить… Шеф, как видите, всё не так страшно! Даже особо и не спорят, а я думал, сразу придут нас громить!
– Это ещё впереди, – успокоил я. – Вот разогреют народ страшилками, тогда он и покажет, что такое русский бунт, бессмысленный и беспощадный. И будет не только у нас, а по всему миру, где есть такая вредная профессия, как учёные. Останутся только разнорабочие и этики. Впрочем, разнорабочие и так этики по дефолту.
Они ушли, я покосился на экран, кресло Ежевики за её столом всё ещё пусто, опаздывает, чего раньше никогда не случалось.
Всё-таки, как всё сильнее кажется, Константинопольский целенаправленно старается оторвать её от меня. Хотя и непонятно, с какой целью. Мысль вроде бы бредовая, молодых раскованных девчонок пруд пруди, бери любую, но его усилия трудно истолковать иначе. Но… зачем?
Может быть, тоже один из способов затормозить нашу работу? Дескать, впаду в отчаяние… нет, он не настолько дурак, видит же, я не из старомодных дураков, что из-за несчастной любви вешались и стрелялись. Да и любви как таковой нет, просто нечто совпало и в интимной сфере.
Тогда что? Ставка на то, что я эмоционально неустойчив, начну делать ошибки в работе, и всё затормозится? Тоже глупо, наверняка посмотрел моё досье, я характеризован как ариец нордического типа, холодный и невозмутимый. С женщинами в духе трёх немецких К, всё для родины и победы, что значит для науки и хайтека, никаких девиаций, прямой, как лазерный луч.