— Успеем поужинать? — спросил Поярков.
— Само собой… Нам торопиться нечего.
— Как нечего? — удивился Поярков. — Поезд через полтора часа.
— А на что он, поезд… Зачем ехать-то?
К удивлению прибавилась и растерянность. Пояркову, конечно, ясна была задача «родственника» — оттянуть отъезд, но полный отказ от путешествия в Хабаровск в программу не входил. «Родственник» явно переигрывал. По предварительному уговору сопровождать офицера генерального штаба должен был племянник из Хабаровска; который встречал первый раз Сунгарийца. Почему-то его заменили сотрудником Благовещенского ГПУ, «инспектором рыболовного надзора» Женей Арбузовым. Видимо, подхлестывало время. Но план-то не мог измениться.
— Ехать известно зачем. «Хозяин» ждет в Хабаровске.
— Никто нас не ждет. Нет «хозяина».
— Как нет?
— В инспекторской поездке он.
Все это было чистейшей выдумкой, просто требовалась отсрочка.
— Где?
Японец, свесив свои короткие ноги с дивана и подавшись весь вперед, с жадностью слушал, что говорит хозяин и его «родственник».
— Где-то здесь… — уныло ответил «инспектор рыбнадзора». — Не то на севере, не то на юге.
Забавно ответил. Поярков не смог сдержать улыбки, хорошо, что японец не заметил ее, — он смотрел на «родственника» и ловил каждое его слово.
— Мы не можем ехать? — прошептал японец испуганно. Не поворачивая головы в сторону «гостя», «инспектор» ответил:
— Ехать можем… Только как коротать время станем в Хабаровске? На скамеечке у штаба — так там нас быстро сцапают.
— Кто сцапает? — не понял «гость».
— Кто?! Да те самые, из ГПУ… У них на вашего брата глаз наметан.
— Вообще-то риск большой, — поддержал «родственника» Поярков. Он пытался задержать японца в Благовещенске, пока идет подготовка к встрече.
Японец перевел взгляд на хозяина, обеспокоенный и недоверчивый взгляд.
— Мы не можем ехать? — повторил он.
— Опять за рыбу мясо, — махнул устало рукой «инспектор». — Ехать можем, да кто за вас отвечать будет?
Короткие ноги офицера коснулись пола, он встал и, выпятив грудь, сказал громко с истеричной ноткой в голосе:
— Жизнь капитана Кумазавы принадлежит Японии. Она послала меня сюда. И я выполню приказ… Едем!
Секунды какие-то «инспектор» и Поярков, пораженные услышанным, молчали. Потом «инспектор» поднялся со стула, взял свой бушлат и стал одеваться. На лицо его легла тень озабоченности, у рта обозначились глубокие напряженные складки.
В Хабаровске еще ничего не было готово к приему офицера генерального штаба, а он, этот офицер, уже ехал на встречу с Корреспондентом. Вернее, его вез сотрудник Благовещенского ГПУ Евгений Арбузов в качестве «инспектора рыбнадзора». Вез вопреки указанию не везти или в крайнем случае везти медленно. Но как везти медленно, если они сели на скорый поезд и он идет согласно расписанию?
И все-таки три часа он выкроил. Рядом в купе ехали двое военных, ничем не примечательных, если не считать того, что они постоянно торчали в проходе, уничтожая одну за другой папиросы и поглядывая в окно. Военные и помогли «инспектору рыбнадзора».
На одной из остановок он шепнул «гостю»:
— За нами следят.
— Что делать?
— Сойти на ближайшей станции.
Они сошли тихонько на станции Куйбышевка-Восточная и стали ждать следующего поезда.
Ожидание было малоприятным, если не сказать большего — совсем неприятным. Дул ветер, северный ветер, пронизывающий до костей, и укрыться от него негде, зал ожидания набит до отказа, ни одной свободной скамейки, а если бы и оказалась свободная, после предупреждения о слежке появляться на людях было бы глупо. Так до трех часов ночи они и проторчали под открытым небом. Офицер продрог весь, но не пожаловался на холод. Стойким человеком был.
Следующий поезд оказался почтовым. Их места были в мягком вагоне. «Инспектор» влез на верхнюю полку и тотчас уснул. Японец сел на диван у окна, уставился в темноту и так просидел до Хабаровска, не сомкнув глаз.
На привокзальной площади, когда они выбрались из толпы и их никто не мог слышать, «инспектор» спросил:
— Куда теперь?
— В Чердымовку!
Ответ огорошил «инспектора». Чердымовку мог знать только житель Хабаровска. Дурной славой пользовалось это «веселое» местечко, оставленное городу в наследство от старых времен.
— В Чердымовку так в Чердымовку, — согласился «инспектор».
Чердымовки офицер не знал. Но он знал, как это ни странно, кофейню с голубыми ставнями. Точнее, знал цвет, в который они были окрашены, и едва мелькнула голубизна, он потянулся к ней и потянул за собой «инспектора».
— Интересная кофейня, — сказал японец. — Отдохнем здесь.
Кофейня действительно была интересной, но не из-за своих голубых ставней, хотя ставни и играли, видно, какую-то роль. Она находилась на склоне оврага, по соседству с улицей Серышева, где была квартира Корреспондента. И еще занятный момент: хозяином кофейни оказался китаец, знавший офицера генерального штаба. Нет, он не поздоровался с японцем и не произнес никаких радостных слов по случаю встречи, но когда гости сели, хозяин спросил учтиво:
— Что бы вы хотели, господин?
И как-то странно скосил глаза на «инспектора рыбнадзора». В двенадцать дня «инспектор» позвонил своим.
— Ты уже здесь? — удивились свои.
— С утра. Торопитесь с квартирой!
— Квартира готова. Нет Кныпа.
— Ничего не знаю… Сегодня заявимся.
— Ты с ума сошел!
— Почти. На всякий случай запишите адрес: Чердымовка, кофейня с голубыми ставнями, против пельменной Чана.
— Учли. Позвони после трех.
После трех та же история.
— Еще нет Кныпа. Ждем.
— Вышлите пару ребят к кофейне. Здесь явка, надо взять на прицел и хозяина и гостей.
— Откуда лучше вести наблюдение?
— Из пельменной Чана.
— Высылаем. Позвони в пять.
И в пять он не услышал ничего нового. Лишь в семь часов, когда уже смеркалось, прозвучало долгожданное:
— Кнып у парикмахера. Часам к десяти приезжайте.
— Ребята пусть остаются около кофейни. По-моему, там сейчас резидент: серая ватная куртка, очки, на голове суконная ушанка. На левой руке нет мизинца.
— Заметано.
На улице Карла Маркса их ждал извозчик. «Инспектор» помог японцу сесть, сам влез на сиденье.
— Куда мы едем? — спросил японец, после того как первая группа домов проплыла мимо.
— Это улица Карла Маркса, — ответил «инспектор».
— Хорошо, — кивнул японец.
С улицы Карла Маркса они свернули вправо, к Плюснике, хотя здравый смысл диктовал совсем другое направление. Однако здравого смысла во всем этом путешествии по Хабаровску не было, для непосвященных, конечно. Извозчик совершал нелепейшие повороты, кружил, возвращался снова на улицу Карла Маркса. Надо было только удивляться, как он умудрялся не попасть снова на то же самое место, от которого отъехал.
Японец иногда повторял свой вопрос:
— Куда мы едем?
— Это улица Степана Разина, — не задумываясь, давал справку «инспектор».
Извозчик только покрякивал, дивясь нахальству седока.
К десяти часам, изучив все закоулки Хабаровска, пролетка наконец выбралась на улицу Серышева, ту самую улицу, где находилась квартира Корреспондента. Дом был с давних времен, если не с самого основания города, двенадцатым от края, а под фонарем на стене значилась цифра «23». Улица называлась Владивостокской. Видавший виды извозчик ошалело посмотрел на табличку и крякнул еще раз.
— Спасибо, братец! — весело сказал «инспектор». — Жди нас к двенадцати за углом…
Дверь открылась не сразу, лишь после второго звонка.
На пороге показался мужчина в домашней бархатной куртке, седой, или почти седой, высокий, стройный. Увидев «инспектора», он поднял удивленно брови, а может, и не удивленно, а разочарованно — дескать, пришли все-таки. Кивнул молча, приглашая гостей войти.
В передней, раздеваясь, японец заметил на вешалке командирскую шинель с тремя ромбами в петлицах. Куртку свою он повесил рядом и сделал это с подобострастием.
— Саша, — сказал хозяин «инспектору», — посиди здесь.
Начало разговора не было зафиксировано. Как не были зафиксированы и чувства офицера генерального штаба, оказавшегося в кабинете Большого Корреспондента. Он обвел взглядом комнату, торопливым и восхищенным взглядом. Все понравилось ему, все запало в память, и позже, в Харбине и в Токио, он смог передать впечатление с предельной точностью
Это был кабинет офицера, занимающего высокое положение в армии. Стену закрывал ковер дорогой выделки, и на нем охотничьи ружья известных марок. В центре наградная сабля с позолоченным эфесом. Ковер спускался на софу, огибал ее и краем прикасался к лохматой шкуре огромного черного медведя. Вдоль второй стены тянулись стеллажи, забитые до отказа книгами. Письменный стол, против которого сел японец, был уставлен сувенирами — миниатюрными пушками, снарядами, бронзовыми всадниками на вздыбленных и скачущих конях.
— Я возражал против этой встречи, — усаживаясь за письменный стол, сказал хозяин. — Возражал не по каким-то личным мотивам, а руководствуясь общими интересами. Положение такое, что всякая неестественность поступков работника штаба вызывает мгновенную реакцию, и, говоря прямо, трагическую реакцию. Я нахожусь под контролем, который с каждым днем усиливается. Обстановка предгрозовая, война близка, и ее ждут со дня на день. Вы понимаете, что это значит?
Офицер кивнул.
— Внимание, которое оказывает мне японское командование, трогательно, я весьма благодарен и прошу эту благодарность передать тем, кто вас направил сюда. Понимаю, что дойти до меня было нелегко, и это говорит о важности поручения, возложенного на вас.
— Да-да, — опять кивнул офицер — ему действительно нелегко было перейти кордон и добраться до Хабаровска.