— Иди сейчас же домой! Позор!.. Так — то ты держишь слово! Кому я говорю, Анатолий!
Девушка энергично тряхнула парня за шиворот. Тот покачнулся и едва не свалился на мостовую.
— Кто он ей будет? — спросил кто — то. — Брат или муж?
— На брата не похож, для мужа рановато! Густой бас перебил:
— Нынче у них и в шестнадцать лет считается не рано!
Девушка ухватила парня за плечи, попробовала приподнять. Опираясь на стену, тот поднялся и вдруг отчетливо произнес:
— Гы зачем пришла? Катись, пока по шее не попало!
— Вот те раз! — насмешливо сказали в толпе. Девушка отшатнулась и закрыла лицо руками. Перед ней расступились. Мелькая загорелыми икрами, она пересекла площадь и исчезла.
Пьяный снова опустился на крыльцо. Толпа поредела. Лида схватила Диму за рукав:
— Какой ужас! А ведь совсем молодой, вы посмотрите. Ему лет семнадцать!
Иванцов спокойно ответил:
— Даже и семнадцати нет. Я его знаю. Это Толька Антипов. На заводе в литейном цехе работает. Известный хулиган! И воровством, говорят, занимается!.. Пропащий человек!
— Послушайте, надо отвести его домой! — с жалостью сказала Лида. — Ведь он простудиться может. Знаете, Дима, давайте его отведем! — Она нагнулась над парнем, который уже спал мертвым сном, попыталась приподнять, но не смогла даже сдвинуть с места. Дима стоял на прежнем месте и, видимо, не собирался помогать.
— Ну, что же вы? — удивилась Лида. — Видите, я одна не могу!
— Не надо, Лида. Лучше пойдемте отсюда! — недовольно сказал Иванцов и оглянулся, будто боясь, что его увидят здесь, возле этого пьяного.
— Что вам, трудно? — обиделась Лида.
— Не в этом дело! — Он поморщился. — Не понимаю, почему мы должны возиться с этим типом? Во — первых, с ним и тут ничего не случится, он привык… А во — вторых, это просто неудобно! Скажут еще, что мы его приятели.
— Разве? — растерялась Лида.
Она подумала, что Дима, пожалуй, прав, и не могла понять, отчего ей стало вдруг стыдно, точно сделала что — то нехорошее…
— Пойдемте, Лида! — сказал Иванцов и прикоснулся к ее руке. Он, видимо, не думал о ней в эту секунду, но когда рука девушки замерла в его ладони, сразу забыл и о пьяном и об их споре.
Его круглое мальчишеское лицо стало испуганным и напряженным, а Лида вдруг притихла и боялась отнять у него свою руку… Они медленно пошли по площади.
Вечер промелькнул быстро. Бродили где — то за городом, среди огромных, в три обхвата, стволов, в густой, таинственной тени леса. Ноги неслышно ступали по ковру из опавших хвойных иголок. Сквозь густую листву просвечивало фиолетовое, глубокое, как колодец, небо. Город спал. Доски тротуара по — домашнему поскрипывали. Ярко светились звезды, такие крупные и близкие, что хотелось, приподнявшись на цыпочки, коснуться их рукой. Остановились у калитки. Лида с сожалением сказала:
— Ну, вот я и дома!
Дима крепко держал ее за локоть и молчал. Его дыхание было неровным, как будто он поднимался в гору.
— До свиданья! — неуверенно и немного испуганно сказала Лида. У нее промелькнуло: "Вдруг он меня поцелует?" Стало страшно и в то же время радостно. Она ждала, чуткая, настороженная, как птица, которую так легко спугнуть! Громко скрипнула дверь. Кто — то вышел из дому. Девушка оттолкнула Диму. Тот отступил в тень. На крыльце показался Николай Ардалионович в длинной рясе, которая волочилась по полу, и в очках, тускло блестевших в молочном свете луны. Он пристально смотрел, как казалось Лиде, прямо ей в глаза. Отрывисто прозвучал знакомый голос:
— Кто тут?
Девушка затаила дыхание. Представилось, что он сейчас подойдет и увидит ее рядом с незнакомым парнем. Стало стыдно. Готова была провалиться сквозь землю.
Иванцов шевельнулся. Хрустнула ветка. Николай Ардалионович спустился с крыльца, позвал:
— Лида!
Не получив ответа, Николай Ардалионович вернулся в дом.
— Фу! — с облегчением прошептала девушка. — Вдруг бы он нас увидел!.. Вы, наверно, тоже испугались?
— Отец Николай! — с беспокойством сказал Дима. — Я его узнал. Он ваш родственник или сосед?
— Отец, — ответила Лида. Ее голос дрогнул. Она попыталась в темноте увидеть выражение его лица. Иванцов не удивился и не улыбнулся. Он переспросил спокойным, ровным голосом:
— Нет, правда?
— Да, — ответила Лида. Ей хотелось объяснить, что ее отец человек старой закалки, верит в бога, но то, чем занимается Николай Ардалионович, не имеет никакого отношения к ним, Лиде и Диме.
…Все это хотела сказать Лида, но не решилась. Рука Иванцова, которая прикасалась к ее локтю, стала вялой. Он еще что — то говорил, голос звучал ласково, предлагал в ближайшее воскресенье поехать кататься на лодке, но теперь Лиде уже не казалось, что он может ее поцеловать… Как будто ничего не изменилось, так же ярко сияла луна, и в воздухе стоял острый и нежный запах жасмина, но Лиде вдруг захотелось плакать.
— До свиданья! — сказала она, перебив Диму на полуслове. Он не стал ее удерживать.
ПЯТАЯ ГЛАВА
Свернув в переулок, Зина Хатимова замедлила шаги. Ее душили слезы. В ушах звенел голос Анатолия: "Катись отсюда, не то!.." Она отбросила гордость, поспешила на помощь, как настоящий друг, а он вот как отблагодарил!
Небольшого роста, худенькая, с двумя жидкими рыжеватыми косичками, Зина торопливо постукивала каблучками по тротуару. Она вытерла слезы, вернее размазала их по щекам, мельком взглянула на свое отражение в витрине и подумала: "Нос красный, глаза опухли, ужас! Тонька, конечно, сразу прицепится, где была, с кем подралась. А Шурка уставится жалостливыми глазами… Фу! Терпеть не могу!" Оглянувшись и убедившись, что на нее никто не смотрит, Зина подбежала к высокому забору, подтянулась на тонких, но сильных руках и перемахнула на другую сторону. Мелькнуло голубое ситцевое, изрядно уже поношенное и выцветшее платье и загорелые, покрытые царапинами ноги.
Очутившись на обширном пустыре, который полого спускался к реке, Зина сбросила туфли и, держа их в руке, подошла к топкому берегу.
Поеживаясь от холодной воды, Зина вброд перешла неширокую речку и полезла по склону, заросшему кудрявой зеленью. По пути она одолела еще несколько заборов и изгородей и наконец очутилась в своем дворе. Просторный, ровный, он почти весь был занят под огород. На любовно возделанных грядках зеленел картофель, торчали игрушечные копья лука. У забора огород кончался. Там, сплетаясь ветками, сплошной стеной стояли кусты.
Пригнувшись, чтобы ее не заметили из окон, Зина юркнула в кусты. Несколько метров она проползла на животе, громко сопя и поджимая губы каждый раз, когда в руку или ногу впивалась колючка. В глухом месте, скрытый от посторонних глаз, стоял небольшой шалашик, вернее конура из фанеры, крытая старыми листами толя. Зина легла на вытертый коврик, подложив под голову руки. Перед глазами была дырявая крыша, сквозь которую виднелась желтая листва деревьев. В шалаше было душно. Над ухом звенел комар. Зина, привстав, пришлепнула его ладонью и снова легла. Закрыв глаза, она думала о том, что на этом месте два года назад познакомилась с Толькой Антиповым. Знакомство было странным.
В тот вечер Зина тоже была очень расстроена, вот почти так же, как сейчас. На рассвете, умываясь, она нашла возле реки щенка, мокрого, беспомощного, дрожащего. Когда она взяла щенка на руки, тот от избытка чувств лизнул ее прямо в нос. Это решило его судьбу. Зина спрятала находку под кофту и незаметно принесла домой. Сна спала вместе с Шурой, старшей сестрой, в маленькой комнатке, окно которой выходило во двор. Тоня, которая была уже совсем взрослой, студенткой, имела отдельную комнату, где занималась с утра до вечера, а мама поставила для себя топчан в кухне. Там ей было, возможно, не так удобно, зато покойно. По крайней мере могла отдохнуть, придя с завода. Вера Петровна работала в заводоуправлении уборщицей. Это была скромная женщина, с увядшим прежде времени лицом, всегда спокойная, приветливая и готовая оказать услугу каждому, кто к ней обратится…
Увидев Зину, Шура, уже проснувшаяся и стоявшая на полу босая, в трусиках и майке, внимательно посмотрела на сестру:
— Что это ты прячешь под кофтой?
— Ничего! — независимо ответила Зина.
Когда Шура ушла в школу — она училась в первую смену в восьмом классе, — Зина поставила под кроватью ящик с высокими стенками и устроила щенка. Целый день она ухитрялась незаметно носить щенку то молоко, то кусочки колбасы со стола. Зина даже не пошла в школу, сказав Тоне, что у нее болит голова. Ложась спать, девочка взяла щенка в постель. Она вела себя так осторожно и ловко, что сохраняла тайну три дня. Зина изобрела для щенка имя: Азар, и думала о нем круглые сутки. Когда уходила в школу, Азар дремал в ящике, набитом тряпками и разнообразной едой. На четвертый день Вера Петровна, подойдя к Зине, чтобы поправить сползшее во сне одеяло, увидела растолстевшего, важного Азара, который в царственной позе дремал на Зининой подушке.
— Убери его! — строго сказала утром Тоня, с которой мама поделилась своим открытием. Зина промолчала, но вечером снова взяла в постель щенка. Рассердившись, Тоня закричала:
— Ты что же, нарочно? Весь дом вверх дном перевернула! Еще этого не хватало! Сейчас же выброси этого пса, или я тебя отправлю вместе с ним спать во двор!
Когда настало время ужина, в доме не оказалось ни щенка, ни Зины. Тоня, Шура и Вера Петровна по очереди выходили на крыльцо и звали:
— Зина! Зиночка — а!
Ночь молчала. Тоня зажгла электрический фонарь и минут сорок бродила по саду, по уснувшему переулку, даже спускалась к реке, но не нашла сестру и вернулась встревоженная.
— Ну вот! — жалобно сказала Шура. — Наверно, ты ее обидела, и она совсем убежала!
А Зина была рядом. Она сидела в шалаше и прижимала к груди сопевшего от наслаждения Азара. Зина видела, как Тоня вошла в дом. Стало тихо. Так тихо, что девочка услышала биение собственного сердца. И вдруг за забором раздался мальчишеский голос: