Сестры молча брели по лесу. Шуре казалось, что они идут так много лет. Дорога вела на железнодорожную станцию, до которой от Любимова было четыре километра.
— Что же, значит, выходит, Толька не дождался? — вздохнув, проронила Зина.
— Мы сами виноваты! — ответила Шура. — Дотянули до ночи. Он и обещал ждать до ночи…
— Значит, не смог. Но, вероятно, мы его встретим на станции.
— На станции? — уныло переспросила Зина. — Он же на машине, ему там нечего делать!
Они снова умолкли. Впереди все отчетливее слышался гул, казавшийся сначала Шуре вздохами ветра. Но вскоре поняла, что это далекие взрывы. Дорога полого поднималась в гору. На вершине холма, где лес был редким и не загораживал горизонт, Шура и Зина огляделись. Далеко внизу они увидели освещенную багровым заревом станцию.
— Пожар! — растерянно сказала Зина. — Как же мы туда идем?
— Наверно, бомбили! — помолчав, ответила Шура. — Все равно надо идти! Может быть, удастся устроиться в эшелон.
"Очень мало шансов!" — подумала она, стараясь не показать сестре, как сильно встревожена.
Через час Шура и Зина подошли к станции. Багрово отсвечивали рельсы. По воздуху плыл розовый дым. Клубясь, он обволакивал прозрачное от огня, словно раскаленное здание вокзала. На путях пылали вагоны, с оглушительным гулом взрывались цистерны. Воздух дрожал от выстрелов. Мягко и вкрадчиво ухали минометы. Пальба понемногу утихала. Сестры не шевелились.
— Здесь идет бой! — прошептала Зина. — Очевидно, немцы окружили город. Что же делать?
В этот момент на переезде показалась колонна мотоциклистов. Немцы по двое, в затылок друг другу, с оглушительным грохотом и скрежетом неслись по дороге, приближаясь к станции. Возле шлагбаума они затормозили, подняв тучу жидкой грязи, которая окатила их с головы до ног. Передний, приподнявшись, махнул рукой в черной перчатке, и мотоциклисты, разделившись на два отряда, медленно поехали по узкой дорожке вдоль железнодорожной линии. Они непрерывно палили из автоматов. Освещенные багровым светом пожара, фашисты были отчетливо видны. Девушки со жгучим любопытством и ужасом разглядывали серо-зеленую форму, узкие кители с карманами на груди, короткие погоны, белые пуговицы.
— Немцы! — проговорила Шура и сама подивилась тому, как спокойно она это сказала.
— Да, немцы! — точно эхо повторила Зина. Спохватившись, Шура за рукав оттащила Зину с открытого освещенного места, где они стояли. Та не сопротивлялась. Деревья снова обступили их. Девушки не углублялись в лес, боясь заблудиться, они бежали по обочине дороги, готовые при малейшей опасности спрятаться в чаще.
— Что же теперь будет? — задыхаясь, спросила Зина.
— Не знаю! — ответила Шура. — Как я могу знать?..
Мысли путались. Она еще не осознала, какое несчастье произошло, и не думала о немцах. У нее мелькало, что надо непременно разыскать Антипова, потом вспомнилось, что Зина не надела шерстяные носки и теперь, наверно, сбила ноги в просторных башмаках… Глупая!.. И ведь не жалуется. Тонин характер. Тоня тоже не жаловалась. А ей тяжело. Как-то она там сейчас с мамой?.. И лишь очутившись на берегу реки, Шура, словно очнувшись, поняла, что теперь долго не увидит ни Антипова, ни Алешку Шумова. Произошла страшная, чудовищная перемена в их жизни: они попали к немцам. К чему теперь думать об институте, учебе и вообще о будущем? Никакого будущего нет! Советские законы больше не охраняют их. Ни одной минуты нельзя чувствовать себя в безопасности… Любой немец имеет право оскорбить, ударить, убить!
Зина, стоявшая, поеживаясь, рядом, словно прочитала ее мысли. Она вздрогнула и прильнула к Шуре, жалобно шепча:
— Как же мы теперь?.. Куда мы?
— Смотри, костер! — вскрикнула девушка и схватила сестру за плечи. Теперь и Зина увидела на берегу реки в кустах красную, мерцающую точку.
— Наверно, это Анатолий! — радостно сказала она. — Пойдем!
— Ты думаешь, он? — с сомнением спросила Шура, вглядываясь в далекий огонек. — Неужели ждет до сих пор?..
— Ты еще его не знаешь! — горячо сказала Зина. — Чего же мы одни-то будем?.. Пойдем, тут не так далеко!
Шуре не хотелось идти, но она не могла противиться Зине, которая тянула ее за руку, приговаривая:
— Быстрей, а то может уйти!
Ломая сучья, они пробивали дорогу в кустарнике, проваливались в ямы, ободрали руки и ноги колючками. Ориентиром служила река, с плеском катившая волны под обрывом. Наконец, в просветах между деревьями мелькнуло высокое пламя. У костра сидели двое мужчин. Зина, не останавливаясь, выскочила на поляну. Шура последовала за ней, уже понимая, что они напрасно проделали этот путь и им, возможно, еще придется пожалеть о своем легкомыслии, потому что Толи Антипова здесь нет, и у огня сидят незнакомые люди. Услышав шорох, они резко обернулись. Девушки остановились, но так как отступать было некуда, медленно подошли к костру.
— Это номер! Видал, Федька? — удивленно сказал один из мужчин. Ему было лет тридцать. Безусое и безбородое лицо напоминало женское, с округлыми линиями подбородка и носа, с маленькими, широко расставленными глазами. На нем было черное пальто и высокая барашковая шапка. Его товарищ, широкоплечий парень в телогрейке и хромовых сапогах, сдвинул на ухо маленькую кепочку и улыбнулся, показав два золотых зуба.
— Вы откуда, прелестные создания? — спросил он и, не получив ответа, вскочил. Вот теперь Шура была по-настоящему испугана. Глаза у парня с золотыми зубами были наглые и какие-то нечистые. Шура сразу не могла бы определить, чем они ей не понравились. На траве рядом с костром валялись тюки, перевязанные веревками, несколько бутылок водки и колбаса. У мужчины с женским лицом из кармана пальто выглядывал пистолет, а тот, кого звали Федькой, поднял с земли автомат. Несколько долгих секунд прошло в молчании. Наконец, Зина сказала:
— А я вас, кажется, знаю. Ваша фамилия Козлов! Верно?
— Допустим! — ухмыляясь, ответил Федька. — Значит, будем знакомы. Валечка? Или Верочка? А может быть, Катюша?
— Неважно! — ответила Зина. — Ну, нам пора домой. Пошли, Шура!
— Ах, значит, вашу подружку кличут Шурочкой! — обрадовался Козлов и подмигнул своему приятелю. — Ты только посмотри, Коля, сидели мы в одиночестве, скучали, и вдруг появляются две роскошные дамы, да не пустые, а с углами!
— Углы — это значит чемоданы! — пояснил Николай приближаясь к Шуре. Она отодвинулась.
— Куда же вы? — сказал Федька. — Нехорошо! Посидите, составьте компанию!
Странно выглядела эта сцена, ночью, на поляне, в местности, только что занятой немецко-фашистскими войсками. Причудливые тени метались от пляшущих языков пламени по траве, дико звучали сомнительные любезности в строгой, угрожающей тишине леса, и жалкими казались бледные, испуганные лица девушек. Все словно бы сдвинулось с мест, и то, что еще вчера было невозможно, ныне могло совершиться. Шура поняла, что теперь нет такой силы или власти, которая могла бы остановить этих людей, если те захотят причинить им зло. И отбросив ложную гордость, заставлявшую ее до сих пор вести себя так, будто ничего не произошло, Шура наклонилась к Зине и шепнула:
— Бежим!
Но Зина не услышала, потому что как раз в эту секунду заговорила сама.
— Смотрю я и удивляюсь! Война идет, люди такие ужасы переживают, фашисты уже станцию захватили, а вы тут пьянствуете как ни в чем не бывало! Вообще интересно, почему вы не в армии?
— Слышишь, Коля, наши-то адью! — присвистнул Козлов, оставив без внимания остальную часть Зининой фразы. — Драпанули! Чего же нам, бедным-несчастным, теперича делать? Может, попробуем при немцах пожить, а? Может, они тоже есть-пить дают хорошим людям?
— А вполне возможно! — тонким голосом ответил Николай. Он насмешливо посмотрел на Зину и добавил: — Особенно тем, кто при большевиках в тюрьмах боками нары протирали!.. Какое будет ваше мнение, кошечка?
— Не смейте называть меня так! — возмущенно сказала Зина. — Эх, вы! Сначала под заборами валялись, а теперь вот до чего докатились? Пошли, Шура! — с этими словами она решительно повернулась и пошла к лесу. Но Козлов одним прыжком настиг ее и схватил за плечи.
— Куда, цыпочка! — захохотал он. — А как же мы? Шалишь!
Шура бросилась к нему и попыталась оторвать руки Козлова от сестры. Но мужчина в черном пальто обхватил ее сзади за талию и попытался повалить на траву. Шура вцепилась ногтями во что-то мягкое. Раздался дикий вопль, и клещи, сжимавшие ее, ослабли. Девушка отбежала. Сердце колотилось. Она задыхалась. Ей хотелось громко зарыдать, упасть ничком в траву.
— Зина! — закричала она и тут заметила сестру, которая, вырвавшись из рук Козлова, бежала к лесу.
— Беги, Зина, беги! Я за тобой! — И Шура помчалась туда, где между деревьями затаился недавно еще враждебный, а теперь спасительный мрак.
— Коля, дай автомат, я ее!.. — раздался сзади крик. — Где твой шпалер, дубина? Стреляй, чего смотришь!
Шура не чувствовала ног. В спине, где-то между лопатками, появился противный холодок. "Вот сейчас! — думала она. — Вот сейчас!.." Впереди мелькал лыжный костюм Зины. Девушки напролом, не разбирая дороги, пробивались сквозь кусты. Одежда их порвалась, чемоданы остались возле костра. Задыхаясь, падая от усталости, они, наконец, добрались до реки. Зина прислонилась к дереву.
— Не могу! — всхлипнула она. — Подожди!.. На кого мы похожи!.. — Она зарыдала, пытаясь закрыть рукой рот. — Что же это! Ах, если бы пришел Толька! Или Алеша! Они бы показали им! Этим гадам. Этим…
Зина умолкла.
— Да! — прошептала Шура. — В том-то и дело, что никого больше нет!.. Ни наших друзей! Ни Советской власти! Есть только немцы! Ты успокоилась? Тогда пойдем. Мы возвращаемся домой!
Но когда выглянули из лесу, то увидели на мосту солдат. Лязгали колеса, гудели моторы. Слышалась чужая, лающая речь. Возле перил темнел силуэт немца в каске с автоматом.
— Ну вот! — шепотом сказала Шура. — Это уже все!
Долго сестры стояли, вздыхая и утирая слезы, словно прощаясь с прекрасным миром своего детства. Шура сказала: