ШЕСТНАДЦАТАЯ ГЛАВА
Целеустремленность и способность не отвлекаться от намеченного дела — эти качества, которые приходят к людям вместе с возрастом и опытом, были свойственны Алексею Шумову уже в юности. Он никогда не мечтал просто так, для того, чтобы только дать волю воображению. Мечты были реальны, осуществимы и по мере того, как он подрастал, становились жизненной программой. Поэтому, когда началась война, он сразу и твердо решил, что обязательно примет в ней участие. И сразу отступили все мелкие, повседневные заботы. Как постоянно и непреодолимо тянется железо к магниту, так рвался Алеша к цели, которая заключалась в том, чтобы пойти на фронт и сражаться с фашистами!
Он не был обескуражен приемом, оказанным в военкомате. Лишь сказал себе: "А ты думал, будет легко? Нет, трудно! Тебе не верят. Надо, чтобы поверили. Существует много разных путей, в конце концов я добьюсь своего!" И если бы Золотарев заговорил с Алешкой таким же тоном, как военком Киселев, то Шумов и тут не упал бы духом, а постарался найти другой путь, ведущий к той же цели!.. Такой уж был у него характер!
…Но Золотареву Алешка Шумов сразу понравился. Это можно было определить по тому, как ласково заблестели глаза у Юрия Александровича, когда Шумов вошел в кабинет секретаря горкома комсомола. Золотарев, как человек по роду своей работы умеющий разбираться в людях, после пяти минут разговора понял, что перед ним не фантазер, а человек, хорошо знающий, что ему нужно. И поэтому он не стал прощупывать Алешкино настроение, как хотел сделать вначале, а коротко и деловито объяснил:
— Я мог бы взять тебя в лес, потому что вижу, что ты физически закален и умеешь обращаться с оружием. Но я хочу тебе поручить более важное и ответственное дело. Нам нужны люди, которые, не возбуждая подозрения у немцев, могли бы в течение длительного времени заниматься сбором разведывательных данных и извещать нас об обстановке в городе. Они, разумеется, должны быть хорошо организованы и связаны железной дисциплиной. И, конечно, ими могут быть только очень смелые, преданные Родине и не боящиеся смерти и пыток товарищи! Так вот, Шумов, мог бы ты найти таких отважных советских патриотов и создать в Любимове надежную комсомольско-молодежную группу? С ответом не спеши. Может быть, у тебя есть вопросы?
Алешка промолчал, взволнованный; он с самого начала верил, что рано или поздно добьется своего, но не предполагал, что это случится так скоро! Когда настала решительная минута, он вдруг испугался, что не справится с таким огромным делом. Ведь ему едва исполнилось семнадцать!
Алешка честно поделился своими сомнениями с Золотаревым. Тот пытливо взглянул на парня и ответил:
— Значит, ты понимаешь, что предстоит не интересная военная игра, а тяжелая и сложная работа, за которую вы все можете поплатиться жизнью. Я вижу, ты именно такой парень, какой нам нужен! Прощай, мы еще не раз встретимся.
И они действительно часто встречались до самого последнего дня. Второго ноября тысяча девятьсот сорок первого года Золотарев в чужой одежде и с чужими документами ночью пришел к Алешке и вызвал его из сарая, где тот по обыкновению спал.
— Надеюсь, ты запомнил все, чему я тебя научил за эти два месяца? — спросил Юрий Александрович. — Теперь тебе знакомо устройство русских и немецких мин, известно, как рисовать карты, писать шифром донесения, словом, немного разбираешься в методах конспиративной работы. Но понял ли ты, что сам ни в коем случае не должен подвергать риску свою жизнь, потому что твой арест будет означать провал организации? Как бы тяжело ни было, как бы ни хотелось расправиться с фашистом, который оскорбил, может быть, даже ударил тебя, ты обязан сдержаться, и в этой выдержке будет заключаться твой героизм!
— Я понял! — тихо ответил Алешка. — Как только войдут немцы, я выясню, кто из комсомольцев остался в Любимове, и поговорю с ними. Через неделю у вас будет список подпольной группы…
— Добре! — Золотарев достал из кармана и торжественно вручил Шумову новенький пистолет ТТ. — Держи! Да спрячь пока подальше. Все помнишь, о чем мы договорились? По субботам возле Сукремльского оврага тебя будет ждать связной. Пароль: "Машка! Куда ты провалилась, проклятая коза!" Отзыв: "Не там ищешь, сынок, в лесу поищи!" Запомни как следует, если хоть одно слово переврешь, связной не откликнется, будешь зря блуждать по лесу.
— Я запомнил! — ответил Шумов.
— Ну, прощай, брат! — кашлянул Золотарев и, обняв, поцеловал Алешу по-русски, в губы. — Желаю успеха.
— До свиданья, Юрий Александрович! — вздохнул Алешка. — Прямо не знаю я, что родителям сказать. Завтра эвакуируются они…
— Тяжело расставаться! — согласился Золотарев. — И говорить им ничего нельзя. Сам должен понимать…
— Понять-то нетрудно… — не договорив, умолк расстроенный Шумов. Еще раз пожав друг другу руки, они расстались.
Вернувшись в дом, Алешка услышал, как Семен Иванович озабоченно шепчет матери:
— Вот не вовремя угораздило бабушку с родней прощаться! Ведь я ее предупреждал, что с минуты на минуту можем уехать! Где ее теперь искать? И, главное, когда?
В этот момент и родился у Алешки план, который на другой день был осуществлен. Он вызвался сбегать за Елизаветой Ивановной в деревню. Не слушая неуверенных возражений отца, Алеша наскоро поцеловал его в щеку, обнял и поцеловал мать и выбежал за калитку. Ему очень хотелось прильнуть к матери, прижаться к отцу, но он боялся, что родители, зная его обычную сдержанность, при виде неожиданной вспышки чувств заподозрят неладное да еще не пустят… А по дороге он так расстроился, что чуть было не вернулся. Представилось, как тихо и горестно заплачет мама, когда эшелон двинется в путь и она поймет, что сын остался у немцев. Алеша словно наяву увидел расстроенное лицо отца; он-то, конечно, не усидит в эшелоне, побежит искать Алешку, еще, пожалуй, и сам опоздает!.. И юноша остро почувствовал, как в сущности несправедливо поступил, скрыв все от родных. Разве отец и мать не поняли бы его? Он не только причинил им горе, но незаслуженно, тяжело обидел!
Алеша остановился на дороге и заплакал. Это был единственный случай, когда он не удержался и заплакал, а позже, даже в самые тяжелые и мучительные минуты, его глаза были сухими.
До деревни Андроновки Шумов добрался уже в сумерки и разыскал бабушку, которая, оказывается, разболелась и оттого не вернулась вовремя. Когда Алешка сообщил об отъезде отца и матери, Елизавета Ивановна разволновалась.
— Да как же это я! — тревожно заговорила она, делая попытку встать с полатей, на которые ее уложили заботливые родственники. — Выходит, ты из-за меня, старухи, остался? Ступай, Алешенька, ступай на станцию, авось застанешь эшелон-то… Ведь отец с матерью слезами изойдут, а еще, не дай бог, и сами не поедут, вот тогда и расправятся с нами фашисты! Семен-то мой еще с восемнадцатого года немцам хорошо известный!..
— Нет, бача, что ты! — притворился рассерженным Алешка, которому было совестно перед бабушкой за невольную ложь. — Я же специально за тобой пришел! Как же я тебя одну оставлю да еще больную? Нет, уж раз так получилось, мы вместе как- нибудь!..
На другой день Елизавета Ивановна через силу встала, и они медленно побрели в город. По дороге встретили крестьян, которые сообщили, что в Любимове уже немцы. Бабушка, охнув, опустилась на обочину и заплакала скупыми старческими слезами. Ей все-таки до последнего дня не верилось, что город отдадут.
— Куда же мы теперь-то? — вытерев глаза, спросила она.
Алешка деловито достал из кармана комсомольский билет, завернул в носовой платок и сказал:
— Вот что, бача! Спрячь это пока. Тебя-то обыскивать не будут, а я личность для немцев подозрительная. И пойдем домой. Если незваные гости не выгонят, будем жить. А если выгонят, в сарай переберемся и тоже не пропадем! Ничего не бойся, бача, все будет хорошо!
Елизавета Ивановна встала, внимательно глядя на внука, будто видя в первый раз. Ее глаза посветлели, в них мелькнуло одобрение:
— Ну что ж! Только чем заниматься будешь? Работать на немцев пойдешь?
— А это мы посмотрим! — неопределенно ответил Алешка.
До города дошли незаметно, даже не устали. Елизавета Ивановна приободрилась. Она с интересом поглядывала на внука, за несколько часов как будто осунувшегося и повзрослевшего. Должно быть, она узнавала в Алешке те черты, которые так дороги ей были в покойном Иване Кондратьевиче. Вспомнились Елизавете Ивановне дни, когда вместе с Ваней она пряталась от царских жандармов, жила в постоянном страхе перед арестом, но не падала духом, а была настоящей помощницей мужу. Четверть века пролетело. Теперь, может быть, снова потребуется ее помощь, на этот раз внуку!.. Елизавета Ивановна была женой и матерью рабочего, и, как настоящая жена и мать, она сразу же забыла о своей собственной немощи, едва только узнала, что может еще пригодиться молодому и неопытному.
В доме были немцы. Алешка и Елизавета Ивановна поняли это, даже не входя во двор. Кусты были вырублены, забор сломан, стекла выбиты. На крыльце валялись несколько пар сапог. Слышались громкие голоса и смех.
Шумов решительно открыл калитку и подошел к дому. Из окна выглянул белобрысый немец в пилотке и расстегнутом мундире, из-под которого виднелся ворот грязной рубахи. Увидев Лешу, он что-то крикнул, скрылся и тут же появился на крыльце. Алексей не понял, что нужно немцу. Солдат протягивал грязный сапог и щетку. Тогда Шумов догадался: ему приказывают почистить сапоги! Вспыхнув, юноша приготовился сказать что-то резкое, но тут подбежала бабушка, выхватила у немца сапог и, приговаривая: "Да уж ладно, будешь доволен!" — сердито кивнула внуку. Алешка понял, что должен уйти, но был не в состоянии оставить бабушку. Он боялся за нее.
— Иди же! — прошептала с досадой Елизавета Ивановна. — Не стой столбом! Возьми в комнатах наши вещи, отнеси в кухню. Там и жить будем. С немчурой не разговаривай! — Все это бабушка произнесла скороговоркой, не переставая усердно водить щеткой по сапогу. Солдат одобрительно похлопал ее по плечу и, не обратив внимания на Лешу, вернулся в дом. Удивленный твердым бабушкиным тоном и понимая, что в решительную минуту старуха оказалась более находчивой и мудрой, чем он, Алешка покорно вошел в комнату и, не поднимая глаз, направился к шкафу. В горнице сидели и лежали немецкие солдаты, все пожилые, в одних рубашках. Выглядели немцы совсем не воинственно. На стену уже успели прибить широкую деревянную полку. Шумов увидел там груду сапожных инструментов: железные лапы, молотки, кучу гвоздей. Под столом виднелась гора рваной обуви. Алешка решил, что в доме поселились сапожники и, должно быть, устроят здесь свою мастерскую. Как позже выяснилось, он не ошибся.