Оттолкнув Женьку, пытавшегося его удержать, он подпрыгнул, ухватился руками за край люка, подтянулся и вылез наружу. Ребята и девушки изумленно переглянулись.
А Толя, пригнувшись, бежал по улице. Он вспомнил про знамя, которое стояло на сцене во Дворце культуры, и решил его стащить. Дворец культуры немцы превратили в казарму. Двухэтажный дом с колоннами был окружен оградой из колючей проволоки, в фанерной будке сидел часовой. Толя несколько дней тому назад проходил мимо клуба и обратил внимание на ограду и часового. Пока он бежал по улице, знамя все время алело перед его глазами, бархатное, с золотой бахромой и кистями, с надписью большими буквами: "Переходящее знамя Народного Комиссариата электростанций". Оно тогда стояло в углу сцены, за прислоненными к стенке холщовыми декорациями. Вряд ли немцы заметили его.
У Антипова не было определенного плана, он рассчитывал, что, подойдя к Дворцу культуры, найдет способ проникнуть внутрь.
Была полночь, когда он, прячась в густой тени домов, вплотную приблизился к клубу. Толя лег на землю под изгородью, снял ватную куртку и, накинув ее на проволоку, быстро и бесшумно переполз через заграждение. Да брось, нашел о чем говорить! — смущенно пробормотал Толя. Он был рад, что Алешка догадался о его тайной и давней мечте…
Шумов сообщил друзьям пароль, отзыв и велел передать связному, что подпольная комсомольская группа создана и готова выполнять задания партизанского штаба.
…Был полдень, когда Зина и Толя добрались до Сукремльского оврага. Тучи обложили все небо. Неторопливо сыпалась мелкая снежная крупа. Снег шел уже третий день, и земля побелела. Это было плохо, потому что оставались следы.
Зина и Толя шли молча. Впервые за многие дни они чувствовали себя в относительной безопасности, немцев нигде не было, вокруг лежало лишь пустынное поле да невдалеке темнел лес. И это ощущение полной свободы было так прекрасно, что не хотелось разговаривать…
Заснеженные стены оврага круто опускались вниз. Толя протянул Зине руку, но она поскользнулась, и пришлось подхватить ее на руки. Так на руках он и донес девушку до дна оврага. Зина прижалась к Анатолию и закрыла глаза. Ей хотелось почему то заплакать, но в то же время на душе было светло. Она с сожалением легонько оттолкнула его, когда спуск кончился, и потупила глаза, невольно покраснев. Они были одни в овраге, где царил полумрак и со всех сторон поднимались кверху крутые склоны, заросшие кустами и мелким подлеском. Было так тихо, что отчетливо слышался шелест падающего снега. Анатолий взял Зину за руку и сказал:
— Вот, Зина, видишь, как все получается… Война началась, и пропали наши планы. Теперь мы не сможем пожениться… А может быть, можем? — тут же умоляюще спросил он.
— Глупости, — прошептала Зина, сжав его пальцы. — Разве такое время?.. Не надо сейчас об этом, Толенька!..
Она впервые назвала его так ласково и, когда он взял ее за плечи, покорно повернулась и подставила губы. Он был ошеломлен и растерялся, он шептал ей в ухо ласковые, бессмысленные слова, которые сам не понимал, но Зина отлично понимала и готова была слушать хоть до ночи…
— Дорогая моя! — шептал Анатолий, впервые, может быть, осознав, как много глубины в этих простых словах. — Девочка моя! Маленькая моя! Мы с тобой никогда не расстанемся, до самой смерти будем вместе! И ты увидишь, мы еще дождемся, всего, всего дождемся! И Советскую власть дождемся, и немцев прогоним. Мы с тобой конец войны своими глазами увидим!.. Ведь когда-нибудь настанет же он, этот счастливый, сказочный день! Будет всюду играть музыка, и флаги… И я приду к тебе с цветами… Ты какие цветы больше всего любишь?
— Толя! — шепотом сказала Зина, глядя на него тревожными, жалобными глазами и так крепко ухватившись за его телогрейку, словно Анатолия могли у нее отобрать. — Миленький мой!.. Ты знаешь, чего я больше всего боюсь? Не того, что меня убьют, и вообще, не смерти!.. А того, что нас с тобой разлучат, и… ты понимаешь, это же может случиться!.. И мы погибнем вдали друг от друга! Вот чего я боюсь больше всего на свете!..
— Что ты, Зина! — ответил Антипов, целуя ее. — Что ты, что ты!.. — Он не хотел думать о плохом в эту минуту, он ничего не хотел и ничего не желал, кроме того, чтобы она длилась подольше.
Снег повалил гуще, стало темнее. Зина, оттолкнув Толю, сказала:
— Ты забыл, зачем мы сюда пришли? Человек же ждет!
— Думаешь, он уже здесь? — усомнился Толя. — Сейчас попробуем! Машка! Куда ты провалилась, проклятая коза! — закричал он, зорко оглядываясь по сторонам, но вокруг было тихо, и Толя хотел было крикнуть еще раз, но в этот момент Зина дернула его за рукав, и он, обернувшись, увидел низенького, оборванного мужика в огромных валенках и старой-престарой шапчонке, который, отряхиваясь от снега, выходил из-за кустов в двадцати шагах от них. Лицо у мужика было сморщенное, темное. Черная борода кольцами спускалась на овчинный полушубок. Прищуренные глаза смотрели настороженно и в то же время насмешливо. У Толи и Зины одновременно мелькнула мысль, что если этот человек здесь уже давно, то, очевидно, слышал и видел все… Они смутились и покраснели, а мужик неторопливо достал из кармана красный носовой платок, громко высморкался и только после того, как спрятал платок, медленно и внушительно сказал:
— Не там ищешь, сынок! В лесу поищи! Облегченно вздохнув, Антипов бросился к нему.
— Здравствуйте! — сказал он, улыбаясь немного смущенно и протягивая руку. — Значит, вы от товарища Золотарева!
— Здравствуй, если не шутишь! — ответил партизан, крепко, но мягко сжав Толе ладонь. — От кого я — это, брат, тебя никаким краем не касается, а ежели желаешь что передать, то милости прошу!
Тон у него был дружелюбный, но твердый, и Антипов почувствовал себя неловко.
— Извините! — пробормотал он, покосившись на Зину, и поспешно достал из кармана пакет, в котором были сложены листки из школьной тетрадки с клятвами комсомольцев. — Вот! И еще я уполномочен сообщить, что группа, о которой известно товарищу Золотареву, в настоящее время создана и готова приступить к выполнению любого задания штаба!
— Создана, стало быть! — сказал мужичок. — Это хорошо! А тебя как зовут-то? Фамилия какая?
— Называйте меня просто Руслан! — покраснев, ответил Толя и подумал: "Дудки! Один раз купил, больше не надейся!"
— Руслан? — переспросил мужик и улыбнулся. — Запомню! А дивчину, если не секрет, как кличут?
— Стрела! — с достоинством ответила Зина и подошла ближе к Толе.
— А меня, дорогие вы мои, звать Афанасий Кузьмич Посылков! — весело сообщил партизан и похлопал Толю по плечу. — Передам я ваши слова кому следует, а теперь вы меня послушайте!.. Да присядьте на пенек, разговор будет долгий.
Посылков снял с плеча туго набитый рюкзак и передал Антипову.
— Возьми-ка, Руслан, да будь осторожен! Здесь магнитные мины и тол. Расходуйте с оглядкой, товар дефицитный. А пока спрячьте подальше. Теперь слушайте, чего вам надо делать! Немцы собираются завод пускать. Выясните, кто из рабочих, мастеров остался в городе, осторожно прощупайте настроения, постарайтесь внушить, чтобы добровольно на фашистов не работали, саботировали, портили оборудование… Но сами не рискуйте, больше обходитесь намеками. Разведайте, есть ли возможность взорвать электростанцию. Как охраняется? Откуда к ней удобнее подобраться? Напишите подробное донесение. И последнее поручение: узнайте, есть ли у немцев в городе наблюдательный пункт, откуда они просматривают окрестности и подступы к лесу. Пока все. В будущую субботу встретимся здесь же.
Посылков надел меховые варежки и сделал несколько быстрых приседаний, потом похлопал руками себя по бокам.
— Пока вас ждал, застыл малость! — с усмешкой объяснил он, многозначительно посмотрев на Толю.
— Ну, до свидания, Афанасий Кузьмич! — сказал Антипов. — Будьте спокойны, выполним, что велено! Не сомневайтесь!
— До свиданья-то до свиданья, — ответил партизан, вздохнув, — но одному из вас со мной придется остаться!
— Как?! — не поняла Зина и испуганно посмотрела на Анатолия.
— Очень просто! — мягко объяснил Посылков. — Таков приказ товарища Золотарева. Один из вас должен пойти со мной в отряд и остаться в лесу для постоянной связи с городской подпольной группой. Спорить не приходится, да и не время. Товарищ Руслан пойдет в Любимове, ну, а уж вы, милая девушка… — Афанасий Кузьмич развел руками. — Не взыщите. Отправитесь со мной в лес!..
— Прямо сегодня? Сейчас? — вырвалось у Зины, и она с отчаянием снова оглянулась на Толю, который тяжело молчал.
— Сейчас, девушка, а то когда же! — ответил Посылков. — Ну, вам, я вижу, попрощаться надобно. Когда кончите, крикните меня. Я наверху обожду. Да побыстрей. Обратный путь неблизкий, сутки идти, и отдыхать по дороге едва ли придется!
Махнув Антипову рукой, он исчез за кустами. Зина и Анатолий несколько секунд, не шевелясь, смотрели друг на друга. Лица у них были растерянные. Оба еще не осознавали, не ощутили в полной мере того, что им придется расстаться, и может быть надолго. Глаза Зины медленно наполнились слезами, она протянула к Толе руки и жалобно, совсем по-детски, протянула:
— Что же это, а? Как же мы теперь?..
Антипов подошел к ней и обнял. Девушка уткнулась ему в плечо, но не плакала, слез почему-то не было. Она лишь вздрагивала всем телом, точно от холода. Нахмурившись, с каменным лицом, Толя гладил ее по мягким волосам и глухо говорил:
— Так надо, Зиночка, родная, ну что же делать?.. Не расстраивайся, дорогая, милая… Мы будем часто встречаться!.. Вот здесь, на этом месте, по субботам. Я попрошу Алешку, чтоб всегда посылал меня с донесениями… Ты плачешь? Не надо, хорошая моя, ну, посмотри на меня, посмотри!.. Глаза у тебя, как зеркало, и блестят!.. Зина, Зиночка!..
И еще много говорил Толя таких слов, которые нельзя и не нужно повторять сейчас. Предназначенные для любимой и услышанные лишь ею одной, они звучали бы теперь совсем иначе и все равно не передали душевной боли, любви и нежности того, кто произнес их пятнадцать лет тому назад в Сукремльском овраге, в горькую минуту прощания.