— Вы хотите посмотреть на этого знаменитого партизана? Вот он! Я его вырвал буквально из рук у полицаев. Он врет про каких-то голубей, и это лишний раз доказывает, что у него в голове мозги, а не пшенная каша, но взгляните только на его костюм! Даже и смотреть не надо, достаточно понюхать. К тому же его физиономия довольно сильно обгорела.
Таким образом Володькин обман был раскрыт. Он давно догадался по разговору, что эти ребята связаны с партизанами, и поэтому не стал отрицать своих заслуг и ждал, что новые знакомые будут его хвалить и восхищаться, но неожиданно ему пришлось выслушать строгую нотацию.
— Скажи, пожалуйста! — сердито сказал Алексей. — Какой грозный народный мститель нашелся! Вот вам, кстати, еще одно доказательство того, что ни в коем случае нельзя действовать в одиночку, на свой риск, ни с кем не посоветовавшись. Он воображал, что совершает подвиг, а на самом деле чуть было не сорвалось более важное дело! Ты понимаешь вообще, о чем я говорю — обратился он к Рыбакову.
— Понимаю! — с непривычной для него покорностью ответил Володька, которому Шумов с первого же взгляда очень понравился. — Очень даже понимаю. Но я, ребята, не виноват!.. Я же ничего тогда не знал… А теперь, конечно, я ничего делать не буду, пока с вами не посоветуюсь! — Говоря так, он, разумеется, хитрил. Володя хотел дать понять ребятам, что теперь как бы автоматически стал членом их организации. Но, к немалой обиде Володьки, с ним даже не стали разговаривать на эту тему, а велели идти домой и не высовывать носа на улицу, пока его не позовут. И позовут его лишь в том случае, если он понадобится. А возможно, еще и не понадобится!.. В общем в этом было мало утешительного, но все-таки Володька летел домой как на крыльях. Он чувствовал, что сегодня столкнулся с серьезными людьми, которые не шутят. И они обещали принять его к себе! Все-таки обещали!..
После ухода Володьки ребята перешли из дому, где их могли случайно накрыть немцы или полицаи, каждую ночь шнырявшие по квартирам, в подвал, совсем теперь незаметный под снегом. Женька зажег свечу, и они уселись на деревянный топчан. В подвале было холодно, изморозь на стенах искрилась от дымного пламени свечи.
— В общем, ребята, проникнуть на электростанцию нельзя! — мрачно сказал Толя. — Я все облазил. Место открытое, четверо немцев охраняют. Это тебе не полицаи, торчат, как привязанные!
— Значит, никак нельзя? — задумчиво спросил Алеша.
— Никак! — покачал головой Антипов. — Но взорвать ее нужно! Потому что немцы завод через неделю пустят. Сейчас приводят в порядок станки, цеха. Всех рабочих, кого сумели найти, арестовали и поселили в бараке с решетками. Будут там жить и работать. Полицаи их стерегут, чтобы не разбежались. На заводе танки будут ремонтировать, автомашины, самоходки… Ну, а без электростанции им труба!..
— Что же ты предлагаешь? — спросил Женя.
— А вот что! — оживился Толя. — Я все обдумал как следует. За это дело мне нужно взяться!
— Тебе?
— А что ж! — обиженно сказал Антипов, неправильно поняв восклицание Шумова. — По-твоему, я не справлюсь? Пойми, я завод как свои пять пальцев знаю, сумею и спрятаться и удобного момента дождаться. А если другому поручить, он и до электростанции не дойдет, зря попадется!..
— Хорошо, допустим, ты прав! Хотя задание у нас другое, нам самим взрывать не приказывали… Но, скажем, поручат тебе это сделать. Что же дальше? Ведь сам говоришь, что незаметно проникнуть на электростанцию нельзя.
— Незаметно нельзя, а вообще можно! — спокойно ответил Анатолий. — Я возьму гранаты и тол и открыто пройду прямо мимо часовых. Пока они опомнятся, я швырну гранату. И все!
— А сам? — тихо спросил Алешка.
— Я смерти не боюсь! — ответил Антипов. — Ведь все равно надо кому-то туда идти!
Он сказал это без всякой аффектации, и Алешка почувствовал, что Толя действительно сделает то, о чем говорит. А тот глядел на Шумова и даже не понимал, почему Алешка так разволновался.
Антипов не усматривал особого героизма в том поступке, который хотел совершить. Но не нужно думать, что он не боялся смерти, как только что заявил. Толя боялся, конечно, как все нормальные, здоровые люди, но просто решил, что сумеет ее избежать. Он долго лежал на снегу возле электростанции, прикидывал так и эдак и пришел к выводу, что успеет швырнуть гранату и прыгнуть в ров, пересекающий территорию завода. Этот ров выкопали до войны для водопроводных труб, но так и не успели засыпать. Взрыв получится сильный, размышлял Антипов, часовых если не убьет, то покалечит, а он тем временем ползком по дну рва скроется. Риск, конечно, был, но Антипов риска не страшился, даже любил рисковать. Он не рассказал о своем плане друзьям лишь потому, что считал эти подробности неважными.
— Не боишься, значит, смерти? — сдержанно переспросил Алешка и неожиданно добавил: — Вот и дурак! Погибнуть всякий сумеет, а ты сделай так, чтоб немца убить, а самому выжить! Не годится твой способ! Мы лучше придумаем.
— Думать некогда! — упрямо возразил Анатолий. — Послезавтра суббота. Докладывать-то о чем будем Афанасию Кузьмичу?
— О том, что задание выполнили! — ответил Шумов. — А ты как думал!.. Вот что лучше скажи, Толька, ты колоть дрова умеешь?
Вопрос был настолько неожиданным, что Антипов не сразу нашелся, что ответить.
— То есть, как?..
— Ну вот, чудак!.. Ты можешь взять обыкновенный колун и с одного удара развалить обыкновенное полено?
— Могу! — недоумевая, ответил Толя.
— Все! — удовлетворенно встал Алешка. — Холодище же тут, ребята! Бр-р-р!.. Женька, ты завтра рано утром пройдись по городу, постарайся выяснить, есть ли у немцев наблюдательные пункты. Замечай, где стереотруба блеснет. Понял? А ровно в час дня приходи сюда, только не опаздывай.
— Понять-то я понял! — ответил Женя. — Но с электростанцией вы что же решили?
— Еще не решили! — ответил Шумов. — Толька сегодня вместе со мной в сарае ночует, там и решим! Дайка пару пачек тола, авось пригодятся!
Лисицын, пожав плечами, опустился на колени и по плечо засунул руку в тайник, выкопанный в углу подвала. Он достал несколько кусков тола, похожего на обычное хозяйственное мыло, и протянул Шумову.
— Ты не обижайся! — добродушно сказал Алексей. — Я вижу, губы надул! Ничего я от тебя не скрываю, ты обо всем узнаешь! До завтра.
— А как же быть с этим пацаном? — озабоченно спросил Лисицын. — Он же еще ребенок. Может случайно проболтаться! Или подождет от нас известий, да сам и придет сюда. Не можем ведь мы принять его в группу! Или, тем более, поручения давать!..
А почему, собственно, мы не можем? — удивился Алешка. — Я как раз наоборот считаю, что он паренек шустрый, надо его привлечь!
— Чепуха! — махнул рукой Женька. — Этого ребенка! Ему же четырнадцать едва исполнилось!.. Нет, как хотите, а я против. Это уже несерьезно!
Ты не прав, ей-богу! — сказал Толя. — Ну и что же, что ему четырнадцать! Ведь наверно, и нас люди постарше считают мальчишками! В конце концов и в его возрасте можно послужить Родине. Не забывай, что этот Рыбаков уже год как в комсомоле! Нет, Алешка правильно решил. В организацию, может быть, принимать его пока не надо, а поручение он выполнит любое. Склад взорвать — это не пустяки! Это кое о чем говорит!
Но Женю так и не удалось убедить.
Они по очереди вылезли из подвала и распрощались. Лисицын заперся в доме на ключ, лег на диван, укрылся всеми одеялами, какие удалось найти, но никак не мог согреться, и еще часа два не спал, лежал с открытыми глазами, сжавшись от холода.
ДВАДЦАТАЯ ГЛАВА
Илья Прохорович Матвеев работал на любимовской электростанции зольщиком. Ему было уже за шестьдесят. Для него труд этот был нелегок и даже становился непосильным. С утра до вечера он выгребал лопатой горячую золу из-под решетки локомобиля, нагружал в железную тачку и по узкой доске вывозил на свалку. В любую погоду одетый в майку и полотняные черные брюки, опаляемый жаром, он подступал к топке, подгребал розовую золу и тут же выскакивал на улицу — под дождь, если была осень, и под снег, когда была зима. Ему много раз предлагали уйти на пенсию, но Матвеев не соглашался. Он копил деньги на дом. И наконец, перед самой войной, дом был выстроен. Небольшой, но теплый, под черепичной крышей — теперь Илье Прохоровичу нечего было желать! Но с работы он все-таки не ушел. Откладывал со дня на день, а там война началась. Эвакуироваться Илья Прохорович отказался. Разве он мог бросить на старости лет свой дом! Одинокий холостяк, без родных, куда бы он поехал?
Немцев Матвеев не боялся. Он был беспартийным, никогда в общественной работе участия не принимал и надеялся, что солдаты его не тронут. И его действительно не тронули. Только велели выйти на работу. Илья Прохорович подчинился. Теперь он был единственным зольщиком на электростанции. Из всего обслуживающего персонала остались лишь два пожилых электрика. Поэтому Матвеева заставляли исполнять работу, которую прежде он никогда не делал, например, колоть дрова для локомобиля, подметать полы, накачивать ручным насосом воду в котлы. Матвеев очень уставал и к вечеру едва волочил ноги, но роптать боялся.
В пятницу он, как всегда, вышел с колуном на улицу и направился к поленнице, которая высилась возле забора. Дрова, во избежание пожара, были сложены не на территории завода, а в переулке. Отсюда их два раза в день на грузовике подбрасывали к электростанции. И два раза в день Илья Прохорович, разгоряченный, выскакивал на мороз и неловко махал тяжелым колуном. Сутулый, с нездоровым синеватым цветом лица, он равномерно сгибался и разгибался, с каждым взмахом громко и отчетливо выговаривая: "А-ах!" Устав, Матвеев присел на поленницу и достал кисет с махоркой.
— Здравствуй, дедушка! — услышал он и обернулся. В двух шагах от него стояли два рослых, широкоплечих молодых парня. Они были в старых телогрейках и валенках. Один был пошире в кости, поплотнее, второй тонок и гибок в талии, точно девушка.