Она приподнялась, протянула руки. Анатолий опустился перед ней на колени. Так они побыли несколько минут, глядя в глаза друг другу, испытывая одновременно и счастье от этой короткой встречи, и горечь, от которой у обоих защемило в груди. Толя задыхался от переполнявшей его нежности.
— Мой милый! — прошептала Зина.
Не спуская с нее глаз, Толя заботливо укрыл девушку полой пальто, чтобы не простыла на холодной земле. Зина положила голову ему на плечо, дыхание их смешалось. Они молчали, боясь, что ненужные слова разрушат очарование.
— Довольно! — прошептала девушка. — Помоги мне встать. Пора!
— Мы так и не поговорили, Зина! — умоляюще воскликнул Анатолий.
— Разве? — улыбнулась она. — А мне кажется, я очень много успела тебе сказать! И ты все понял, и ответил так, как я хотела!..
— Значит, навсегда? — спросил Толя.
— Навсегда! До самой смерти! — торжественно прошептала девушка. — Только мы никогда не умрем! Мы будем жить вечно! И ты не улыбайся, пожалуйста! Когда ты так беззаботно улыбаешься, я боюсь! Знаешь, Толенька, милый, я в последнее время нервная стала, прямо ненормальная! По ночам не сплю. Все мне чудится, что кто-то из Любимова в отряд прибежал и о вас дурную весть принес! А недавно заснула и так ясно твой голос услышала. Так громко, громко ты меня позвал. И жалобно, как будто больно тебе. Я спросонья вскочила, сердце как сумасшедшее колотится, а это Анин мальчишка плачет-заливается! Орет, как оглашенный, весь лагерь разбудил!.. Ой, Толенька, я совсем забыла, Аня Егорова непременно просила тебе передать, что ты принят в комсомол. Твой испытательный срок кончился!
— Ох, Зинка! — ошеломленно сказал Анатолий. — Ты не врешь?
— Дурень! — засмеялась она. — Зачем бы я стала врать?
— Зинка! — закричал Антипов и подхватил ее на руки. — Мы еще повоюем! Мы им, гадам, душу вытрясем!.. Зинушка, теперь, значит, живем! Ты про свои сны забудь! Глупости! Никакой черт меня не возьмет! А немец тем более! Я живучий!..
Девушка ласково смотрела на его восторженное лицо.
— Поставь меня на землю! — попросила она наконец. — Еще уронишь! Пусти, слышишь! — испуганно прибавила Зина. — Посылков идет!
Афанасий действительно спускался по тропинке, стараясь не смотреть на молодых людей. Зина смущенно сказала:
— Простите, дядя Афанасий!
— Я понимаю! — мягко улыбнулся партизан. — Я, милые мои, все очень даже хорошо понимаю!.. У меня самого семья в городе. Двое детишек. Почти год их не видел…
Ночью в подвале на Красноармейской улице собрались комсомольцы. Здесь были Алеша Шумов и Женя Лисицын, Толя Антипов сидел рядом с сестрами Хатимовыми. Он бессознательно тянулся к ним, потому что и Тоня и Шура были очень похожи на Зину. Володька Рыбаков был подчеркнуто серьезен, безмерно гордый тем, что ему разрешили присутствовать на таком важном совещании. Рядом с Алешей сидела молодая женщина с бледным торжественным лицом. Никто из ребят ее не знал Это была Лида Вознесенская.
Она выполнила задание Алексея и поговорила с русскими врачами и сестрами. Лида прежде всего обратилась к Марку Андреевичу Соболю. Улучив момент, когда доктор был в операционной, Лида спросила, до каких пор он собирается работать на немцев, и не кажется ли ему, что честные русские люди обязаны по мере сил бороться с оккупантами. Слова Лиды настолько ошеломили Марка Андреевича, что он не сразу смог ответить. Наконец он сказал:
— К чему этот вопрос? Что мы с вами можем сделать? Разве только погибнуть?.. Впрочем, если моя смерть принесет кому-нибудь пользу, я готов!..
— Зачем говорить о смерти! — возразила девушка и удивилась тому, что так свободно держит себя с человеком, которого всегда немножко побаивалась. — Я обращаюсь к вам не только от своего имени. Вы меня пони- маете?
— Понимаю! — ответил Соболь, с изумлением глядя на скромную медсестру, на его глазах совершенно преобразившуюся. И так давно, очевидно, страдал доктор от той жизни, которую приходилось вести, так часто думал о мести фашистам, что у него вырвалось:-Дорогая вы моя! А ведь я ждал этого!.. Ждал!
Обняв Лиду за плечи, он доверительно сообщил ей о своих планах. Оказывается, доктор давно размышлял о том, каким образом принять участие в общей борьбе с врагом, но ничего не предпринимал, понимая, что один он бессилен. Теперь у него словно крылья выросли.
Лида с удивлением смотрела на обычно замкнутого, нелюдимого и неприветливого Соболя, ставшего вдруг словоохотливым и общительным. Он сказал, что Лида должна поговорить с фармацевтом Ириной Демченко и фельдшером Никитиной. Они честные советские люди. Вместе надо подумать о том, как организовать передачу большой партии медикаментов в партизанский отряд.
— То, что вы потихоньку выносите — это капля в море! — сказал Соболь. — Да и рискуете каждый день. Нынче удалось, завтра сошло, а на третий день попадетесь и все провалите!
Но откровенный разговор с Никитиной и Демченко откладывался со дня на день. К ее удивлению и обиде, как Ирина, так и Галя относились к Лиде неприязненно и даже избегали ее. Девушка долго не могла понять, в чем дело. Но однажды случайно услышала, как Демченко бросила вслед:
— Шлюха полицейская!
Лида остановилась, словно ее хлестнули кнутом, и низко опустила голову. Теперь-то все стало ясно! Ирине известно, что Лида близка с Иванцовым!.. А тот в ее глазах предатель! Вечером девушка с особенным нетерпением ждала Дмитрия. Но когда он наконец явился во втором часу ночи, Лида почему-то не решилась заговорить об Ирине. Дмитрий, не ужиная, повалился на диван и уснул, а Лида долго сидела, задумчиво глядя на его утомленное лицо, которое за последний месяц постарело, осунулось и приобрело незнакомое, жесткое выражение.
…Лида так и не поделилась с Дмитрием, решив, что Иванцов снова не разрешит ей помогать партизанам. "Вот выполню несколько серьезных поручений, тогда все расскажу! — решила она. — Тогда он не будет считать меня слабой девчонкой!" Так Лида объяснила тайное, инстинктивное нежелание открыться Иванцову. У нее просто язык не поворачивался открыть ему тайну, и вот для собственного успокоения Лида придумала это объяснение…
Она зашла в аптеку, когда Ирина Демченко была одна.
— Ты можешь мне не верить и подозревать в чем угодно! — решительно заявила Лида, глядя в глаза ошеломленной ее вторжением девушки. — Но выслушать ты должна! Я не шлюха, и полицейский, которого ты имела в виду, вовсе не такой, каким все его считают! Больше я тебе ничего не скажу! Но дело не в нем. Нужны медикаменты. Кроме тебя, никто не имеет к ним доступа. В партизанском отряде раненые и больные лишены даже йода и бинтов! Я все же думаю, что, несмотря на свою подозрительность, ты обдумаешь мои слова! Это не провокация. Я не собираюсь сообщать в полицию о том, что ты сочувствуешь партизанам!
Лида гордо подняла голову и вышла, а Ирина покраснела, потому что действительно подумала о провокации. Но теперь она уже сомневалась в справедливости тех сплетен, которые до нее дошли. "Пожалуй, Лидка своя девчонка!" — подумала Демченко.
После разговора с доктором Соболем, встречу с которым Лида устроила в тот же день, Ирина окончательно убедилась, что ей не в шутку, а всерьез предлагают помогать подпольщикам. И так как она давно об этом мечтала, то согласилась с радостью, смущенно извинившись перед Лидой.
Через несколько дней удалось привлечь на свою сторону и Галину Никитину, сумрачную, неразговорчивую женщину, муж у которой был в Красной Армии. Никитину так и не удалось убедить, что Лида честная женщина. Галина по-прежнему поглядывала на нее с недоверием и скрытой угрозой, словно говоря: "Я не знаю, что ты задумала, но пока твои действия приносят пользу партизанам, я буду помогать. Если же посмеешь предать — берегись!" Чувствуя такую отчужденность, Лида страдала. Между тем план похищения из аптеки медикаментов был готов.
— Пора действовать! — сказал Соболь.
Они решили ночью вытащить из аптеки ящики с лекарствами, предварительно связав или убив часового.
— Я согласна! — угрюмо сказала Никитина. — Только с одним условием. Пусть часового возьмет на себя Вознесенская. Она нами руководит, ей и пистолет в руки!
Лида очень хорошо поняла, почему Галина внесла это предложение. Ее настороженный взгляд говорил сам за себя.
— Пистолет? — спокойно переспросила Лида, стараясь не показать, как ее покоробило это недоверие. — Пистолет ни при чем! Шуму много. Можно придумать что-нибудь поумнее. Впрочем, это уже мое дело. Только придется подождать. День я назначу позже!..
Лида хотела посоветоваться с Шумовым. Как раз в этот день Алексей поджидал Лиду возле дома. Когда встретились, он позвал ее в подвал. Гордая, польщенная доверием Вознесенская с любопытством присматривалась к незнакомым юношам и девушкам. Все очень нравились ей. Она слышала, как Алеша предупредил о готовящейся облаве, и удивленно взглянула на Тоню, отказавшуюся уехать. Шумов сказал:
— Товарищи, мы существуем уже полгода, кое-что сделали, но еще мало. Надо смелее вовлекать в группу молодежь, готовиться к активным боевым действиям. Немцы рвутся на Кавказ, к Волге, к Москве. Через наш город каждую ночь проходят воинские части. Мы записываем и сообщаем партизанам номера, это хорошо, но пора минировать дороги, портить машины, убивать фашистских офицеров. Наша задача- в ближайшее время создать пять — шесть хорошо вооруженных, самостоятельных боевых отрядов. Они будут действовать в окрестных селах. Их задача — диверсии, разведкой следует заниматься другим людям. В каждом деле полезна узкая специализация — усмехнулся Алеша и тотчас стал серьезным. — Не годится, чтобы, например, Володя Рыбаков нынче деревню посыльным отправлялся, а завтра мины ставил. Этакий мастер на все руки! Пока нас было мало, иначе мы не могли. Но теперь у нас есть настоящая, сильная организация! Сейчас главная задача — создавать боевые отряды из молодежи в деревнях и селах. А попутно готовиться к празднованию Первого мая. Осталось семь дней. Но к этому вопросу еще вернемся после облавы… Вот и все, товарищи. А теперь прошу по одному разойтись. Остаются Лисицын и Рыбаков.