"Итак, Алексей Шумов! — думал Круглое, шагая рядом с Зиной. — Потом этот… Как его!.. Анатолий Антипов! Сестры Хатимовы, Тоня и Шура. Но как же установить фамилии остальных?.." Работая при штабе, Круг-лов несколько раз видел донесения комсомольцев, подписанные кличками: "Орел", "Руслан", "Огонь". И внезапно сообразив, каким образом можно все выведать у Зины, он небрежно спросил:
— Алешка-то Шумов, значит, и есть "Огонь"?
— Нет, он "Орел"! — рассеянно ответила девушка. — "Огонь" — это Женька Лисицын, старшего инженера сын. Знаете, небось, его?
— Как же, знаю! — кивнул Круглов, дрожа от восторга. Какая необыкновенная удача! Можно хоть завтра отправляться к Иванцову! И главное, никто ничего не узнает! Жене он скажет, что его схватили в окрестностях Любимова и неделю продержали в полиции, но потом выпустили. Вряд ли и Золотарев догадается, кто виноват в том, что организация провалилась. Он, вероятно, решит, что ребята попались по собственной неосторожности.
Задумавшись, Круглов не заметил, как вступил на узкую тропинку, пересекающую болото. Тонкая фигура Зины слегка раскачивалась, кофта на спине потемнела от пота. Инженер не раз ходил по этой тропинке, хорошо ее знал, но, увлеченный мыслями, шагнул в сторону. Нога погрузилась в коричневую жижу, выступившую из-под травы; потеряв равновесие, он упал.
Круглов не закричал, потому что было стыдно звать на помощь девчонку. Он забарахтался, пытаясь выбраться на тропинку, но руки и ноги сковало судорогой. Вода была такой холодной, что все внутренности, казалось, превратились в камень!
Теперь он, даже если бы захотел, не мог издать ни звука. Зина бросилась к Круглову и, рискуя сама провалиться в болото, протянула ему руку. Разве иначе она могла поступить? Девушка жизнью была готова пожертвовать для спасения товарища!.. Но если бы Зина знала, какому человеку подала руку, то, конечно, вместо того чтобы вытаскивать Круглова, толкнула его на самое глубокое место!..
Очутившись на суше, Круглов принялся подпрыгивать и хлопать себя руками по животу и бокам. У него зуб на зуб не попадал, лицо посинело. Попросив Зину отвернуться, он снял одежду, выжал ее и снова надел. После этого они отправились в путь и через час достигли лагеря.
Круглов подсел к костру, переоделся, закурил, но дрожь не проходила, а по-прежнему сотрясала тело. Он пошел на кухню и попросил у повара кружку кипятку, но даже кипяток не смог его согреть. Казалось, что он до сих пор сидит в ледяной воде. Тогда инженер отыскал Золотарева и, сообщив, что плохо себя чувствует, спустился в землянку и лег на нары. Он сразу как будто провалился в глубокую яму. Замелькали бесчисленные искры. Руки и ноги стали горячими, пылали, как в огне, а в груди словно был спрятан кусок льда…
Вечером он уже бредил. Поставили термометр. Черный столбик ртути застыл на цифре сорок… К утру больному стало еще хуже. Он лежал, вытянувшись, на нарах, с багровым, мокрым от пота лицом. Глаза были закрыты, горячее дыхание с шумом вырывалось из полуоткрытого рта. Мертво поблескивала желтоватая полоска зубов…
— Врача нужно! — решительно сказала Юрию Александровичу Аня Егорова, которая всю ночь сменяла холодные компрессы на лбу у Круглова. — У него, по-моему, тиф. Впрочем, я не уверена… У нас в аптечке, кроме стрептоцида, ничего нет. Словом, если врач сегодня не придет, все может случиться!.. Давайте ребят попросим, товарищ командир! Они найдут в городе доктора и приведут в отряд.
— Хорошая мысль! — одобрил Золотарев.
Через полчаса Зина Хатимова уже пробиралась по лесу, одетая в лапти и крестьянское платье. Она разыскала Алешку Шумова и, пока он ходил к Лиде Вознесенской, сидела в сарае, нетерпеливо покусывая губы, и глядела в щель на пустынную улицу. Наконец он вернулся, но не с Лидой, а с незнакомым тощим мужчиной, который, придерживая рукой спадавшие очки, растерянно разглядывал Зину и виновато улыбался, точно стыдясь своих всклокоченных волос, распахнутого пальто и бледного от волнения лица.
— Познакомься! — сказал Шумов. — Это Марк Андреевич Соболь. Он пойдет с тобой!
— Хорошо! — вскочила Зина, с любопытством глядя на Соболя. — Сестренкам и маме привет передай! Как они там?
— Ничего! — покраснев, отвел глаза Алешка, не умевший лгать.
Марк Андреевич ни о чем не расспрашивал девушку. Он молча шагал за ней, рассеянно глядя на узкую лесную просеку. Золотарев стоял возле палатки, куда перенесли Круглова, и махал рукой.
— Сюда, сюда! Скорее, доктор!
Состояние инженера ухудшилось. Он никого не узнавал, не шевелился, даже дыхания не было слышно. Марк Андреевич молча присел на край топчана, открыл чемоданчик и достал блестящие инструменты, шприц, ампулы и слуховую трубочку, с которой никогда не расставался, предпочитая ее более совершенному ларингофону. Выслушав больного, Соболь коротко сказал:
— Двустороннее воспаление легких! Необходим сульфидин! Иначе трудно поручиться за жизнь!
Марк Андреевич покачал головой:
— Раньше можно было достать! Мы и доставали, и передавали вам, но недавно, заметив пропажу, немцы стали прятать ценные препараты в несгораемый шкаф, ключ о! которого хранится у начальника госпиталя.
— Плохо! — нахмурился Золотарев. — Как глупо всё получается!..
— Знаете что? — немного оживился Марк Андреевич. — Я, может быть, поговорю с одним человеком… имею в виду нашу медсестру. Она сообразительная девушка. На всякий случай пришлите завтра утром связного. Возможно, достанем сульфидин! Во всяком случае, попытаемся!..
— Спасибо, доктор! — крепко пожал ему руку Юрий Александрович. — Мы очень благодарны за помощь!
— Что вы, какая там помощь! — смутился Соболь. — Так я буду ждать!..
Зина проводила врача к реке, а там он уже самостоятельно добрался до Любимова. Не заходя домой, Марк Андреевич поспешил в госпиталь. Он разыскал в одной из палат Лиду, вызвал в коридор и шепотом рассказал о своем путешествии.
— Я достану! — ответила Лида, и глаза ее заблестели. — Я обязательно достану, даже если для этого придется отнять у него ключи силой!
Соболь хотел предупредить девушку, чтобы она все же была поосторожнее, но, внимательно посмотрев на ее решительное лицо, промолчал.
Лида задумалась. Не раз в ее присутствии Юнге открывал шкаф, стоявший в операционной, и сейчас она пыталась сообразить, куда он прятал ключ. Она видела этот ключ, словно наяву, маленький, короткий, с широкой, замысловатой бородкой. И вдруг вспомнила! Иногда Юнге кладет ключ в карман халата!.. Может быть, ей повезет, и она найдет то, что ей нужно, в халате, который обычно висит в кабинете начальника госпиталя, когда того нет. Лида знает, халат в шкафу орехового дерева, с зеркалом, а шкаф стоит в углу, за ширмами. Вот только кабинет всегда заперт, и никто, кроме Юнге, не смеет туда войти! Но можно забраться в окно, ведь оно на первом этаже и выходит в сад!.. Риск был большой. Лида и подумать боялась о том, что ее ждет, если немецкие часовые заметят. Но делать было нечего! Нужно спасти больного партизана!
Девушка спустилась в сад и долго стояла у стены, оглядываясь и прислушиваясь. Все было тихо. Тогда она приподнялась на цыпочки и заглянула в окно. Рамы были заперты, но форточка открыта. Лида залезла на подоконник. Оттуда протиснулась в форточку и спрыгнула на паркет. Шкаф оказался запертым, но тут уж Лида не стеснялась, схватила с письменного стола медный нож для Разрезания бумаги, просунула в щель, и замок соскочил.
Халат был здесь. С замирающим сердцем девушка опустила руку в карман. Что, если все усилия пропадут даром? Но пальцы наткнулись на скользкий и холодный металл. Есть!
Лида открыла раму, чтобы легче было вылезти, и, повиснув на руках, спрыгнула. Возле операционной стоял Соболь и смотрел на Лиду расширенными от страха глазами.
— Достала?
Девушка кивнула.
— Скорее! — прошептал Марк Андреевич, озираясь. — Дело в том, что Юнге приехал. Он на втором этаже. Поспеши, а я попытаюсь его задержать!
И пока Лида, взяв из несгораемого шкафа несколько пачек сульфидина, завернутого в целлофановую бумагу, бежала в сад, чтобы положить ключ на место, Соболь отправился навстречу Юнге, совершавшему обход палат, что он делал обычно два раза в день, после обеда и вечером. Марк Андреевич обратился к нему с претензией на немцев-санитаров, которые держат себя с ним, русским врачом, вызывающе и не выполняют распоряжения. Было неслыханно, чтобы русский жаловался немцу на немцев, но другого повода, чтобы задержать начальника госпиталя, Соболь придумать не мог. Выслушав жалобу, Юнге яростно уставился на Марка Андреевича. Он готов был накричать на него, а может быть, и ударить. Майор медицинской службы избивал своих подчиненных, как фельдфебель. Но у Соболя было такое спокойное и в то же время ожесточенное лицо, что Юнге сдержался.
— Солдаты германской армии, назначенные в госпиталь санитарами, вам, господин доктор, не подчиняются!
— В таком случае сделайте так, чтобы мои указания выполнялись! — отчеканил Марк Андреевич, соображая успела Лида выбраться из кабинета или нет?
— Ну!.. Я вас заставлю! — взбесился Юнге. — Я вами еще поговорю!.. — Он круто повернулся и, не сгиба ног, как журавль, зашагал по коридору. Выглянув в окно Соболь увидел в саду Лиду и облегченно перевел дыхание. Пронесло!
Тем временем в лагере партизан произошли неожиданные события. Командир той части отряда, которая осталась в Гжаньских болотах, Кирилл Андреевич Рыбаков отец Володьки, сообщил Золотареву по рации, что на лесной аэродром нынешней ночью должен приземлиться советский транспортный самолет, который доставит медикаменты, письма и боеприпасы. Юрий Александрович обрадовался. Он тут же подумал о Круглове и велел Рыбакову, если самолет прибудет, попросить летчика обождать больного, которого необходимо доставить на Большую землю. Окончив разговор, Золотарев вошел в палатку к инженеру и сказал Зине, мерявшей ему температуру:
— Ну, слава богу! Собирай его в путь! Закутай покрепче, чтобы не простудился, восемьдесят километров по лесу идти, не шутка! Мы его на коня посадим, двое партизан сопровождать будут!