Оберет был навеселе. Он расхаживал по комнате в стеганом шелковом халате, из-под которого виднелось тонкое белье. Увидев Тоню, он заулыбался, серые тусклые глаза оживились. Указывая на стол, где стояли бутылки и открытые банки консервов, он пригласил ее разделить с ним ужин. Адъютант подобострастно придвинул стул. Девушка нерешительно села, не зная, как себя вести. Она не могла начать тот разговор, ради которого пришла. Развеселившийся Биндинг отпускал соленые солдатские шуточки, от которых Тоня краснела, хотя старалась держаться непринужденно, а Зингер то и дело угощал ее вином. Отказываться было никак нельзя, но и пить Тоня боялась, сообразив, что если они поужинают дома, то оберет не захочет идти в ресторан.
Наконец девушка, улучив момент, спросила, помнит ли еще Биндинг о своем приглашении? Сегодня она готова его принять! Разве обязательно ждать, пока будет взята Москва?.. Однако реакция оберста на эту фразу была совсем не такой, как ожидала Тоня. Он сделал знак адъютанту, тот поспешно удалился, а Биндинг подошел к девушке, взял за руку, приложился влажными губами и сделал попытку обнять… Тоня вскочила, чуть не опрокинув стол, но тотчас же, выдавив улыбку, снова села. Она не могла ни оттолкнуть немца, ни убежать. Приходилось лавировать.
Она должна была терпеть ухаживания, и Тоня терпела, хотя ее тошнило, когда полковник, дыша на нее винным перегаром, шептал пошлости. С трудом удалось перевести разговор на ту тему, которая ей была нужна.
— Правда, герр оберет, я никогда в своей жизни не была в ресторане! — кокетливо сказала Тоня. — Некому было меня повести. А интересно, наш, любимовский ресторан, он — как настоящий? Как в Москве? Я ведь в "Метрополе" не была. Только издали видела! Да что "Метрополь"!.. В наш бы ресторан сходить, музыку послушать!
Биндинг легко попался на удочку.
— Французы говорят: "Чего хочет женщина, того хочет бог!" — галантно приложился он к ее руке и отправился переодеваться. Тоня ликовала, но оказалось, что рано!..
В ресторане было полно немецких офицеров. Тесный полуподвал, уставленный столиками, не вмещал многочисленных гостей. На крохотной эстраде баянист с бледным, нездоровым лицом ожесточенно растягивал меха.
Тоня увидела Римму Фокину. Та скользила между столиками в коричневом платье с кружевным воротником, в белом передничке, ловко держа в руках поднос, уставленный тарелками и бутылками. Оберет, прямой как палка, величественно спускался по ступеням. Немцы вскочили, раздался нестройный хор приветствий. Биндинг, подав руку, усадил Тоню за столик. Через секунду подскочила Римма и постелила чистую скатерть. Тоня боялась подать ей знак. Необходимо было узнать, есть ли уже у Риммы люминал? Извинившись перед Биндингом и Зингером, Тоня вышла в туалетную комнату и задержалась возле зеркала, с удивлением разглядывая незнакомое красивое лицо с блестящими холодными глазами и полуоткрытыми накрашенными губами. Хлопнула дверь. Влетела Римма. Она была бледна и испугана:
— Случилось несчастье! Лида Вознесенская час тому назад арестована! Орел велел передать, что план остается прежним, за исключением люминала! Будь осторожна, Тонечка, умоляю!.. Меня ждут в зале, прощай! — Римма чмокнула Тоню в щеку и скрылась. Девушка ошеломленно провела рукой по лицу. Арестована Лида! Но что же теперь делать? Голова у Тони вдруг стала тяжелая, в висках заломило. Покачнувшись, она вышла из туалетной комнаты.
— Фрейлейн так долго отсутствовала, что мы не надеялись ее больше увидеть! — сказал Биндинг. — Вы будете что-нибудь пить?
— Да! — тряхнув головой, беззаботно сказала Тоня. — Я хочу пить и танцевать! Почему не играет музыка? Ведь в ресторане должна быть музыка.
— За победу доблестной германской армии! — поднял бокал адъютант и испытующе посмотрел на Тоню, но она спокойно и весело выдержала его взгляд.
— : Отлично! Пью за победу доблестной армии!
— Германской армии! — подчеркнул Зингер, чье поведение все больше не нравилось Тоне.
— Ну, а то чьей же еще! — вызывающе ответила она и, запрокинув голову, выпила все вино до капли. Сквозь стекло бокала она видела, что адъютант не спускает с нее подозрительного, настороженного взгляда.
Баянист заиграл "русскую". Тоня встала из-за стола, расправила плечи, ухватила кончиками пальцев подол и плавно прошлась по залу, постукивая каблучками. Перед глазами все кружилось. Мелькали пьяные лица фашистских офицеров, столы, белые косынки официанток, эстрада и покрасневший от стараний баянист. Загремели аплодисменты. Тоня, томно улыбаясь, шла к столу, а немцы азартно хлопали в ладоши, кричали. Биндинг наклонился к Тоне:
— Фрейлейн очаровательна!
— Ваше присутствие меня вдохновляет! — громко заявила Тоня и, в упор посмотрев на Зингера, дерзко спросила: — А почему так мрачен ваш адъютант? Надеюсь, он не хочет испортить нам настроение?
Зингер, покраснев, заставил себя улыбнуться:
— Что вы! Вам показалось! — В его глазах мелькнула злость. "Пора кончать!" — подумала Тоня и, схватив бутылку, до краев наполнила бокалы.
— За здоровье господина полковника! — звонко проговорила она. — За ваши успехи, господа! — И первая выпила вино. Она боялась, что сильно опьянеет, но, к своему удивлению, осталась совершенно трезвой. Она была так возбуждена, что алкоголь не подействовал.
— Мне нехорошо! — через минуту пожаловалась Тоня и расстегнула пуговицу на платье, обнажив шею. — Я хочу домой! — многозначительно и лукаво посмотрела она на Биндинга. Оберет с загоревшимися глазами встал, щелкнул каблуками:
— Прошу!
Все офицеры стояли, вытянувшись в струнку, пока они проходили через зал…
Вспоминая позже свое поведение, Тоня никак не могла понять, откуда у нее взялись эти развязные манеры? Ведь прежде она никогда не пила вина и тем более не была в компании с пьяными мужчинами. Каким же образом удалось нащупать верный тон и не вызвать у проницательных и недоверчивых немцев подозрения?.. Должно быть, интуиция помогла ей до конца сыграть свою роль, а возможно, она бессознательно подражала героине из какой-нибудь давно прочитанной книги…
На улице было душно, как перед грозой. Адъютант побежал вперед, чтобы открыть дверцу машины. Воспользовавшись этим, Тоня шепнула:
— Неужели мы так и поедем втроем?
— Господин Зингер! — понимающе взглянул на нее Биндинг. — Вы пойдете пешком! Садитесь, фрейлейн Тоня!
Адъютант колебался. Он хотел сказать что-то шефу и уже открыл рот, но Тоня его предупредила:
— Почему же вы медлите? — капризно спросила она, высунув голову из машины. — Может быть, вы боитесь, что я украду вашего оберста?
Зингер натянуто улыбнулся. Бесстрастный немец-шофер включил газ. Нарядный, сверкающий "опель-адмирал" мягко покатил по улице.
Биндинг тут же обнял Тоню и стал шарить потными руками по ее телу. Она, стиснув зубы, терпела. Скрипнули тормоза. Автомобиль, покачнувшись, остановился. Оберет открыл дверцу и пропустил девушку вперед, затем вылез сам.
Краем глаза Тоня заметила в тени забора человеческую фигуру. Она приподнялась на цыпочки и, полузакрыв глаза, потянулась к Биндингу. Он обнял ее за талию. Разгоряченное, пахнущее удушливым потом лицо было совсем близко. Преодолев отвращение, Тоня обхватила руками его голову, стиснула, чтобы он не мог крикнуть или позвать на помощь. Она была уверена, что ребята ее поймут. Они поняли!
В ту секунду, когда Биндинг хотел ее поцеловать, тело его вдруг обмякло. Он захрипел и покачнулся. Железные пальцы сзади стиснули его горло…
Отступив, Тоня увидела Толю, Алешку и Женю Лисицына. Ребята дружно схватили оберста и опрокинули на землю. В стороне послышался короткий стон. Блеснул штык. Это Колька-цыган расправился с шофером. Через несколько секунд все были в машине. Биндинг, связанный по рукам и ногам, с кляпом во рту, сидел между Алешкой и Колькой. Антипов включил мотор. "Опель-адмирал", как разгоряченный конь, рванулся вперед. Толя едва не выпустил "баранку".
Дорога с шелестом убегала назад. Промелькнули комендатура, полиция, заводской клуб. Толя круто повернул руль. Ребята повалились друг на друга. Машина неслась по переулку, под гору. Внизу был крутой обрыв, под обрывом река. Антипов отжал тормоз. Автомобиль, скрежеща шинами по камням, остановился на самом краю и покачнулся. Казалось, еще секунда — и он опрокинется!
— Порядок! — прошептал Алешка, с помощью Жени вытаскивая полузадохшегося оберста. Оправляя измятое платье, вылезла Шура, которую Тоня раньше не заметила. Сестры бросились друг к другу. Шура прошептала:
— Я так боялась за тебя, так боялась!..
— Быстрее! — поторопил Алексей.
Ребята спустили Биндинга в лодку, покачивающуюся на черной воде. Колька-цыган, подав руку, помог Тоне соскользнуть с обрыва.
— Вот и все! — сказал Шумов. — Вам, девочки, нужно немедленно уходить в отряд. Ни Тоне, ни Шуре нельзя больше оставаться в городе. Коля вас проводит. На той стороне подождете Посылкова. Он будет у реки ровно в час ночи. А теперь попрощаемся!
— Подождите! — растерянно сказала Тоня, совсем не ожидавшая такого поворота событий. — А как же вы?
— Мы будем работать! — просто ответил Алеша. — Нам ведь пока можно! Ну, садитесь в лодку, товарищи! Шурик! Ты не обидишься, если я тебя на прощанье по- целую?
Вместо ответа Шура прильнула к юноше, порывисто прижалась щекой к его груди. Ребята смущенно отвернулись. Тоня была удивлена и растрогана. Она и не подозревала, что Шумов и сестра любят друг друга.
— До свиданья, Алеша, милый! — прошептала Шура и прыгнула в лодку, где уже сидели Тоня и цыган, которому было поручено их проводить. Отчалив от берега, девушки еще несколько секунд видели черные силуэты, вскоре исчезнувшие. Когда лодка была на середине реки, послышался тяжелый гул, посыпались камни. Что-то огромное, бесформенное с плеском обрушилось в воду.
— Машину опрокинули! — прошептал Коля, не переставая грести.
Вскоре нос лодки мягко уткнулся в песок. Девушки помогли Авдееву вытащить на берег оберста. Духота сгустилась. На потные лица налипла паутина. Шура, которая однажды была в этих местах, шла впереди. За ее спиной грузно переставлял ноги связанный Биндинг. Тоня замыкала шествие. На поляне остановились. Было очень тихо, только деревья таинственно шептались над головой. Вдруг перед Шурой возник Афанасий Кузьмич.