— Есть? — коротко спросил он.
— Есть! — ответила Шура.
— Пошли! — скомандовал Посылков. — А вы-то теперь как же? Все трое в отряд?
— Нет, — сказал Коля-цыган. — Я назад поплыву! Счастливого пути, девчата! — Махнув рукой, он растворился в темноте. Хрустнули ветки.
Подталкивая ошалевшего оберста, Афанасий Кузьмич направился в лес. Тоня и Шура не отставали. Девушкам было страшно. Шура прижалась к сестре. Но Тоня не могла ее подбодрить. Она сама боялась. Ночной лес был таким незнакомым! Кусты и кочки казались притаившимися людьми. Только что проявившие немалую выдержку и мужество, сестры теперь почувствовали себя слабыми и беспомощными. То же самое испытала бы в подобных обстоятельствах любая представительница их пола… Тоня и Шура были обыкновенными девушками. Они нуждались в защите, а те, в ком они привыкли видеть поддержку, сейчас были далеко…
Шли очень долго, но вот между деревьями мелькнули костры. Их остановил часовой, но, обменявшись несколькими словами с Посылковым, отступил.
Девушки с любопытством разглядывали партизанский лагерь. Как часто они с благоговением думали о людях, живущих в лесу, о тех, кому так самоотверженно и преданно помогали! Теперь Тоня и Шура, наконец, познакомятся с ними!.. Но юные подпольщицы все же не ожидали, что встреча будет такой радушной и горячей!
Их окружили бородатые мужчины с винтовками и автоматами, пожимали руки, хлопали по плечу, каждый хотел протиснуться ближе, чтобы разглядеть девушек, которые так храбро работали в немецком тылу. Тоня и Шура окончательно смутились, когда подошел командир. Они его сразу узнали, несмотря на то, что Золотарев был в кожаной куртке и высоких охотничьих сапогах, а не в милицейской форме, в которой девушки привыкли его видеть до войны. Ласково обняв за плечи, он повел Тоню и Шуру в командирскую землянку. Здесь к ним бросилась сияющая, радостная Зина.
Объятия, поцелуи и взаимные расспросы готовы были затянуться до утра. Но девушек пригласили к столу, где уже сидели улыбающиеся, празднично приодетые разведчики. Юрий Александрович, только что допрашивавший Биндинга, заявил, спустившись в землянку, что сведения, сообщенные оберстом, имеют большую ценность. Задание комсомольцы выполнили блестяще. Он, Золотарев, непременно представит их всех к награде!
— Теперь расскажите все с самого начала! — обратился к Тоне Юрий Александрович, когда убрали со стола. — Вы представить не можете, как этот Биндинг взбешен! "Я, — говорит, — никогда в жизни себе не прощу, что позволил девчонке обвести меня вокруг пальца!"
— В общем получилось довольно просто! — смущенно ответила Тоня и коротко рассказала о том, что произошло нынче вечером. Не забыла упомянуть и о неожиданном аресте Лиды Вознесенской. Услышав фамилию Лиды, Золотарев нахмурился. Несколько секунд он потирал пальцами виски, явно пытаясь что-то вспомнить.
Когда гости разошлись и землянка опустела, он отозвал Тоню в сторону и спросил:
— Это какая же Вознесенская? Не дочка ли священника? — Девушка кивнула.
Юрий Александрович, заметно помрачнев, подошел вместе с Тоней к начальнику разведки Малышеву, который жил тут же, в землянке, и теперь, сидя на топчане, готовился ко сну.
— Ты понимаешь, Малышев, какое паршивое дело! — сказал Золотарев.
— Что случилось? — поднял голову капитан.
— Да вот, у них в подпольной организации состояла Лида Вознесенская, дочка священника… Помнишь, ты как-то мне про нее рассказывал?.. А сегодня ее арестовали, причем не одну, а вместе с другими медицинскими сестрами! Тебе этот факт о чем-нибудь говорит?
— Погоди! — встал Малышев, застегивая гимнастерку. — То есть как же эта Вознесенская могла быть в организации, когда известно, что она живет с обер-лейтенантом Иванцовым! Она его любовница!
— Что? — с ужасом спросила Тоня. — Да нет, не может быть!
— Удивительная беспечность! — раздраженно сказал капитан, обращаясь к Юрию Александровичу.
— Ладно, об этом теперь поздно говорить! — отрубил Золотарев и положил руку Тоне на плечо. — Скажи, пожалуйста, Хатимова, эта Лида знает в лицо Шумова?
— Ну ясно, знает! — ответила Тоня. — Она вообще нас всех знает и в лицо и по фамилиям! Но неужели вы ее подозреваете?
— Нужно немедленно предупредить Алешу! — с беспокойством сказал начальник разведки. — Раз ее арестовали, в городе никому оставаться нельзя! Все комсомольцы, известные Вознесенской, должны этой же ночью уйти в лес!
Тут только Тоня поняла, что ребятам грозит смертельная опасность! Сама она была незнакома с Лидой, и поэтому уверенность Золотарева и Малышева в том, что Вознесенская предательница, передалась и ей.
— Конечно, мы понятия не имели, что Лида путается с Иванцовым! — сказала Тоня. — Да и как бы мы могли об этом узнать?.. Теперь все понятно! Должно быть, сам Иванцов и поручил Вознесенской проникнуть в подпольную группу… Одним словом, мы с Шуркой сию минуту возвращаемся в город!
— Вы? — удивленно посмотрел на нее Юрий Александрович. — Ну нет! Два раза в один день с судьбой не играют! Пожалуйста, отдыхайте! Другие сходят!
— Да поймите же, что это будет неразумно! — горячо сказала Тоня, прижав руки к груди. — Именно мы с Шурой должны предупредить Алешу! Мы дорогу хорошо знаем и в темноте найдем. Нам обстановка в Любимове знакома, нас патрульные не задержат! Мы научились уже их обманывать! А другие зря проходят всю ночь, и сами попадутся, и Шумова подведут!
— Это очень логично! — решительно поддержал Малышев.
— А в судьбу, товарищ командир, мы с сестрой не верим! — добавила Тоня.
…И вот девушки снова очутились в лесу. Только теперь с ними не было Посылкова. Но теперь они не боялись. Настоящая, а не воображаемая опасность придала им силы. Лодка по- прежнему чернела на воде, привязанная к коряге. Шура взялась за весла. Тоня уцепилась за руль.
— А все-таки я не могу себе этого представить! — прошептала Шура, неслышно опуская весла в стеклянную воду. — Понимаешь? Не могу! Она настоящая советская девушка! Я не верю, что она… Ведь Иванцов настоящий палач! Как можно его полюбить?
— Ты рассуждаешь наивно! — буркнула Тоня. — Ты просто еще ребенок!
Они пристали к берегу и вскарабкались на обрыв.
— Может быть, ее сейчас там мучают, а мы так говорим! — задыхаясь, упрямо сказала Шура. — Я ничего не имею против, если Алеша будет в отряде, но Лида здесь ни при чем! Как могут люди точно знать, любовница она или не любовница? Со зла кто-нибудь наговорил!
— Ладно! Нельзя ли потише! — сердито оборвала Тоня. — Все выяснится, будь спокойна!..
Проходными дворами девушки пробрались к дому Шумова. Начало светать, когда они остановились у покосившегося плетня. Шура хотела сразу перелезть через ограду, но Тоня удержала ее за рукав. Они долго прислушивались. В доме, казалось, никого не было. Недалеко от забора чернел сарай, где обычно спал Алешка, а в последнее время ночевали и Женя с Анатолием. Сестры, помогая друг другу, перелезли через плетень.
— Алеша! — шепотом позвала Шура. Никто не ответил. Отстранив ее, Тоня скрылась в сарае. Она тотчас же вышла и покачала головой в ответ на вопросительный взгляд сестры:
— Здесь их нет.
— Наверно, в доме! — неуверенно сказала Шура и, не ожидая ответа, пошла к крыльцу. Тоня хотела остановить ее. Но Шура уже поднялась по ступенькам, и Тоня последовала за ней. Девушка негромко постучала в раму, как делала всегда, вызывая бабушку. Тотчас же послышались шаги. Это были не женские, а мужские, тяжелые шаги. У Тони упало сердце. Она дернула Шуру за рукав, но было уже поздно… Выскочил полицай с автоматом. Луч электрического фонаря ударил в лица.
— Вот и гости! — раздался насмешливый голос. — Давайте их сюда!
Высыпавшие на крыльцо полицейские схватили Шуру и Тоню и втолкнули их в дом. Кухня была освещена чадящей керосиновой лампой. У стены, прижав руку к губам, стояла непохожая на себя, с разбитым, распухшим лицом Елизавета Ивановна. Старуха с ужасом смотрела на девушек. "Что же это вы? — казалось, хотела она сказать. — Зачем же вы сюда пришли?"
Тоня узнала Федьку Козлова. Другие полицейские были ей незнакомы. Козлов подошел к ней, схватил твердыми, холодными пальцами за подбородок и хрипло захохотал:
— Сама пришла? Правильно сделала, все равно бы поймали! Твои дружки-приятели уже у нас сидят, скоро с ними встретишься!
Тоня не ответила, даже не посмотрела в его сторону. Она обернулась к Шуре и горько сказала:
— Ну вот, видишь, все и выяснилось!
ТРИДЦАТЬ ПЯТАЯ ГЛАВА
Лиду погубила случайность, вернее собственная оплошность. Забравшись в шкаф, где хранились различные яды, она перепутала банки и вместо синильной кислоты отсыпала в пакетик бертолетову соль. Но дело было, конечно, не только в этом!
Лида допустила самую большую ошибку в тот момент, когда, не в силах больше терпеть косые взгляды Галины Никитиной, решила на свой риск и страх, без согласования с Шумовым, совершить давно задуманное похищение медикаментов из госпитальной аптеки. Медикаменты эти в сущности были никому не нужны, так как самолет с Большой земли уже снабдил партизанский отряд лекарствами, и потому затея Лиды никак не могла принести пользу организации, а была ненужным и вредным риском.
Но Лида, как говорится, закусила удила. Ей стало невтерпеж слушать ехидные, издевательские замечания Никитиной, которая постоянно стремилась унизить ее и высказать ей недоверие!
— А время идет! — встречая Лиду в коридоре, усмехалась Галина. — Что-то у твоих партизан, наверно, ни больных, ни раненых нет! Наверно, сидят твои партизаны не в лесу, а в полицейском управлении!
— Что ты хочешь этим сказать? — вспыхивала Лида.
— А то, что гляди, девка! Хвостом крути, да не зарывайся. Меня ты не обманешь! — с угрозой отвечала Никитина.
Много раз Лида была близка к тому, чтобы рассказать Галине о том, как стащила сульфидин, и вообще обо всех своих делах. Но она сдерживалась. Это была не ее тайна. В конце концов однажды, когда Никитина в присутствии Ирины Демченко окрестила ее обманщицей и самозванкой, Лида не стерпела и, с трудом сдерживая слезы, ответила: