— Нет! — вслух сказала Лида и вскочила. — Нет, нет!
В камере стало прохладно. Девушка поежилась.
Она колола себя обидными, злыми словами. Ах, ты желаешь остаться живой! Скажите пожалуйста! А Ирина, погибшая по твоей вине, разве она не хотела жить? А Галя, Женя, Алексей — все эти замечательные ребята и девушки, молодые, полные сил, они что же, по-твоему, не заслуживают жизни? Но у них нет возможности убежать. А вот ты можешь это сделать! Ведь обер-лейтенант твой друг!.. Что же, если он твой друг-беги! Отбрось колебания! Другие пусть погибают. Что тебе до них?..
Задыхаясь от горя, Лида прошептала:
— Ребята, простите, простите меня!..
Она заметалась по камере. Она не хотела оставаться тут! Почему ее посадили отдельно! Лида должна быть вместе со всеми!.. Девушка подбежала к двери и принялась стучать. Через некоторое время послышался сердитый голос полицейского:
— Чего шумишь?
— Посадите меня в общую камеру! — закричала Лида.
— Вот подери еще глотку-то, я те покажу! — угрожающе сказал полицай и ушел.
— Ну хорошо же! — в исступлении закричала Лида. — Я все равно добьюсь! Я есть ничего не буду, а здесь не останусь, так и знайте!..
Она сдержала слово. Днем ей три раза приносили еду, она отказалась. Когда стемнело, появился Иванцов. Отослав полицейских, присел на нары, устало спросил:
— Чего ты хочешь? — Руки у него дрожали.
— Переведите меня в общую камеру! — потребовала Лида.
— Зачем? — тихо спросил он и, не получив ответа, продолжал:-Почему ты не хочешь спастись? Ну хорошо, если не желаешь оставаться со мной, беги в лес, к своим партизанам… Лида!.. — взмолился он. — Ты должна жить! Я умру, если с тобой что-нибудь случится! — Его лицо вдруг жалко сморщилось, а из покрасневших глаз часто закапали слезы.
— Пока не переведете, я не приму пищи! — сказала девушка. — Я уморю себя голодом! Понятно?
Иванцов, шаркая ногами, вышел в коридор. Через полчаса загремел засов, дверь распахнулась. Длинновязый молодой полицейский весело сказал:
— Не угодно ль прогуляться?
Лида вышла. Идти пришлось недалеко. Поднялись на несколько ступенек, остановились перед толстой деревянной дверью с "волчком" посредине. Полицейский вставил в скважину длинный ключ, повернул.
— Прошу пожаловать!
Лида вошла в камеру. Дверь захлопнулась.
Она оглянулась и вздрогнула, встретив злобный взгляд Гали.
Никитину привезли в полицию через полчаса после Лиды. Гестаповцы были рады удобному случаю избавиться от хлопотливого дела и отправили к Иванцову не только Вознесенскую, но и Никитину с Соболем.
Но пока Лида дремала в подвале, Галину допрашивали. Допрашивали всю ночь. Сначала гестаповцы, потом полицаи, и сейчас ее трудно было узнать. Оба ее глаза заплыли, остались только узенькие щелочки, нос и губы распухли, пальцы посинели и кровоточили. В тайной полиции ее били по ногтям молотком и раздробили кости. Женщина едва держалась на ногах. Когда она встала, к ней подскочила Шура Хатимова и поддержала. Тоня стояла у стены, скрестив на груди руки, и мрачно глядела на Лиду.
— Ты как смела прийти сюда? — спросила Галя.-. Ага, я понимаю! Твой обер-лейтенант нарочно посадил тебя, чтобы выведать, о чем мы говорим! — Она тяжело закашлялась и выплюнула на пол сгустки крови.
— Не надо, Галочка, родная! Сядь! — умоляюще сказала Шура, избегая смотреть на Лиду.
— Пусти! — вырвалась Никитина и, подойдя к Лиде, ударила ту по щеке.
— Ты бы, Вознесенская, правда, ушла! — сурово сказала Тоня. — Постучи и скажи часовому, чтобы посадил тебя в другую камеру. Тебе, пожалуй, не стоит с нами оставаться.
Она объяснила это совершенно спокойно, деловито и тут же отвернулась, словно забыв о Лиде.
Девушка стояла, прижимая ладонь к пылающей щеке:
— Я никуда не пойду. Я не предательница!.. Я не буду звать часового. Можете убить меня, если хотите!..
ТРИДЦАТЬ ШЕСТАЯ ГЛАВА
Кольку-цыгана и Володьку Рыбакова никто не собирался арестовывать. Полицейские о них не знали. Ребята могли бы еще долго оставаться на свободе и даже выполнять задания партизан. Но им ужасно не повезло. Их схватили случайно, даже не подозревая, что они являются членами подпольной комсомольской группы. Вернее всего, на них вообще не обратили бы внимания, если бы Володька и Колька сами не открыли пальбу и не ранили двух полицаев…
…Простившись с сестрами, Авдеев с трудом нашел дорогу к берегу. Он долго плутал в лесу и в конце концов едва не свалился с обрыва в воду. Этим объясняется то, что Шура и Тоня, возвращаясь в город, нашли, лодку на старом месте. Николаю пришлось добираться вплавь.
Одежда тянула на дно. Он в темноте плохо видел. Вместо того чтобы плыть по прямой, свернул в сторону и, когда, наконец, нащупал ногами дно, был совсем без сил. Он снял одежду и обувь, кое-как выжал и снова надел. Пистолет, выданный Антиповым, лежал в клеенчатом мешочке, на груди, и не промок.
Авдеев уже неплохо знал город и проходными дворами направился к Алешкиному дому, чтобы доложить об успешном выполнении задания. Он бесшумно перелез через забор, но застыл, прижавшись к земле, потому что увидел, как с крыльца, топая сапогами, спускался отряд полицейских. Несколько человек волокли за руки Алешу, Женю и Анатолия. Ребята отчаянно отбивались, только Шумов шел спокойно, чуть наклонив светловолосую голову. На улице он обернулся и крикнул:
— Не беспокойся за меня, бача! Это ошибка! Утром я вернусь!
Полицейский стукнул его кулаком по шее. Алеша споткнулся, но удержался на ногах и гневно сказал:
— Не смейте ко мне прикасаться!
Когда они скрылись, Колька встал на ноги. Его трясло, но не от холода, а от горя. Мокрая одежда прилипла к телу. Он выбежал на улицу, остановился. Ему не были известны адреса других членов организации. Коля не знал, куда идти, и растерялся. Арест ребят так его ошеломил, что он без всякой цели отправился в центр города со смутной мыслью, что там встретит кого-нибудь из своих. Авдеев, возможно, в тот же вечер наткнулся бы на полицейского и был арестован, но, на свое счастье, повстречался с Володькой. А может быть, и на несчастье. Сейчас решить трудно.
Володька сидел на скамейке возле дома и с тревогой прислушивался к выстрелам. Он догадывался, что ребята выполняют трудное задание, и волновался, слыша беспорядочную стрельбу. Колька Авдеев медленно прошел мимо. Володька, обладавший кошачьим зрением, узнал цыгана, которого видел в доме у Хатимовых первого мая. "У него я что-нибудь узнаю!" — подумал Рыбаков. Он догнал Кольку и поздоровался.
Цыган тоже узнал Володю. Он очень обрадовался и долго не мог вымолвить ни слова. Наконец, рассказал об аресте ребят. Рыбаков ахнул:
— Не может быть!
— Я сам видел! — опустил голову Авдеев. Володька потащил Кольку в дом.
— Тебе же негде ночевать! — сказал он тоном, не терпящим возражений. — И потом на рассвете мы пойдем в отряд!
— Как в отряд? — удивился Колька. — Разве ты знаешь дорогу?
— Найдем! — решительно ответил Рыбаков. — Что ж, по-твоему, так и пропадать ребятам? Выручать надо!.. Партизаны скажут, что делать!
Мать Володи ничего не сказала сыну.
Она давно догадывалась, что у него имеются тайные дела, о которых он не говорит. Молча постелив гостю постель, она вернулась к кроватке дочери и принялась укачивать, напевая песенку. Двухлетняя Леночка болела гриппом и капризничала.
Но ребята так и не уснули. До рассвета шептались, сидя на диване, а утром потихоньку оделись, взяли оружие и отправились в лес.
Переплыв через реку, они углубились в чащу. Володя храбро шел впереди. Он не выбирал направления, заявив товарищу, что партизаны сами их увидят и остановят. Колька был на все согласен.
Они пробродили до самого вечера, разумеется, никого не нашли и, едва не заблудившись, вернулись в город. Не дотронувшись до ужина, они повалились на диван и уснули… В середине ночи, как показалось Рыбакову, в дверь раздался стук. Он вскочил одновременно с матерью и схватил из-под подушки пистолет. Мать изумленно и испуганно посмотрела на него и громко спросила:
— Кто там?
— Полиция! — последовал ответ. — Открывайте! Володька растолкал Авдеева:
— Это за нами! Бежать надо! Ты прыгай в окно, а я попробую их задержать! Мама, уйди, пожалуйста, в другую комнату, а то они могут тебя убить!
Женщина отшатнулась, хотела что-то сказать, но сын нетерпеливо махнул рукой, и она подчинилась. В дверь стучали прикладами. Одна из досок раскололась. Володька поднял пистолет.
Между тем не нужно было этого делать. Вероятно, все и так бы обошлось и их с Колькой не тронули. Он ошибся. Полицейские пришли вовсе не за ним. Ни Володька, ни тем более Колька их не интересовали. Им была нужна Анна Григорьевна, и то лишь для того, чтобы произвести обыск. Именно такой приказ получили они от Дорошева.
Начальник полиции не без оснований пришел к выводу, что если имеется связь между партизанским отрядом и городом, то осуществляется она в первую очередь через оставшихся в Любимове родственников. Как раз в этот вечер — потому что был еще вечер, а не ночь — Дорошев и решил проверить некоторые семьи, бывшие на учете как партизанские. В отношении семьи Рыбакова подозрения были слабые, считалось, что муж Анны Григорьевны эвакуировался вместе с заводом, полицейские, вероятно, сделали бы поверхностный обыск и ушли. А может быть, и нет. Может быть, им показался бы подозрительным Колька-цыган, и из-за него они арестовали бы всю семью. Трудно угадать, как развивались события, если бы Володька сидел спокойно и спрятал подальше пистолет… Но он был уверен, что полицаи пришли именно за ним, и не собирался сдаваться без боя!
— Прыгай! — шепнул он Кольке, и едва тот успел распахнуть рамы, как дверь треснула и сорвалась с петель. Ввалились несколько полицейских. Рыбаков, зажмурившись, нажал курок. Пистолет в руке дернулся, комната окуталась дымом. Володька выстрелил еще раз, услышал стон. Налетевшие полицаи с руга