вывели его из партийного руководства.
Незадолго до того Морриса оставила жена, забрав с собой их сына: она чувствовала, что муж пренебрегает ею ради партии. А теперь партия - его божество - забыла про него, как и все прочие, кроме его братьев (Джек, который организовал свое дело по торговле электротоварами и красками, заботился о нем как мог и оплачивал его медицинские счета. Бен тоже присылал деньги). У него не было работы, не было сбережений, не было постоянного дохода, не было будущего и не осталось веры. Он не мог обратиться за поддержкой к своим покровителям в Москве, так как партия сообщила им, что он выбыл из строя. Моррис снял комнату в общежитии в Гринвич-виллидж, и вскоре обширный инфаркт поставил его на грань между жизнью и смертью.
Моррис был отчаянно одинок до тех пор, пока о его состоянии не услышала Сонни Шлоссберг. Бывший член партии из Чикаго всегда восхищалась Моррисом и глубоко его уважала, поэтому она перевезла его из Нью-Йорка к себе и принялась за ним ухаживать.
Если бы не увольнение и болезнь, Морриса несомненно арестовали бы. Конгресс в 1940 году принял так называемый закон Смита, согласно которому призывы к насильственному свержению правительства США считались преступлением. После начала "холодной войны" администрация Трумена использовала этот закон против коммунистов, и ФБР арестовало двенадцать ведущих лидеров партии: Денниса, Фостера, Гейтса, Гэса Холла, Бена Дэвиса, Джона Уильямса, Роберта Томсона, Джека Сатчела, Ирвинга Поташа, Джила Грина, Генри Уинстона и Карла Уинтера. Власти собирались арестовать и Морриса, но следившие за ним агенты ФБР видели, что он почти лишился сил: Чайлдс мог пройти каких-то полсотни шагов и присаживался отдохнуть. Учитывая его состояние и то, что он отошел от партийной работы, Министерство юстиции приняло решение против него обвинения не выдвигать. После того, как Сонни перевезла Морриса в Чикаго, его навестили только два товарища по партии.
Судебное преследование Фостера также отложили, потому что тот тоже было очень серьезно болен, но остальных одиннадцать человек осудили. Верховный суд в июне 1951 года подтвердил конституционность закона Смита и вытекающие из него обвинительные заключения. Холл, Гейтс, Томсон и Грин бежали, остальных отправили в тюрьму. ФБР задержало по всей стране больше сотни партийных функционеров рангом пониже, и всем им предстояло пойти под суд. Остальных партийных функционеров затравили со всех сторон, и, в значительной степени лишенные руководства, они ушли в подполье.
Для разгрома подполья и поимки беглецов ФБР создало программу под названием ТОПЛЕВ и сформировало в Нью-Йорке и Чикаго подразделения по борьбе с подпольем. Чтобы выяснить, с кем чаще всего контактировали Холл, Гейтс, Томсон и Грин, начали с анализа имевшихся разведданных. Потом занялись выявлением бывших членов партии, имевших с ними связи. Эта работа навела на досье Джека Чайлдса, где было указано, что тот не ведет активной работы в партии с 1947 года и поэтому может быть настроен оппозиционно.
Вечером 4 сентября 1951 года агенты Эдвард Бакли и Герберт Ларсон остановили Джека, когда тот прогуливался возле своего дома в Квинс. Многие члены партии, к которым они подходили, давали грубый отпор. Но Джек сказал:
- Парни, где вы были все эти годы? За то время, что вы крутились вокруг, я успел зачать и воспитать сына.
Джек согласился поговорить с ними на следующий вечер в одном из номеров отеля "Тюдор". В ходе этой первой беседы Джек однозначно согласился "помогать ФБР". Настоящий разговор состоялся через несколько дней в роскошном загородном доме на склоне холма в графстве Вестчестер. Дом принадлежал Александру С. Берлинсону, агенту ФБР. Когда обсуждались возможности проникновения в руководящее звено компартии, Джек сказал прямо, что у него самого ничего с этим не выйдет, но вот его брат Моррис - как раз такой человек.
Берлинсон спросил, будет ли Моррис сотрудничать с ФБР.
- Он сможет это сделать, если будет достаточно прилично себя чувствовать, - заверил Джек. - Но вы не сможете работать с ним так, как со мной. Мы очень разные. Он слишком прямолинеен, слишком порядочен. Вы не можете просто подойти к нему и предложить сотрудничать. С ним следует обращаться мягко. Нужно послать к нему подходящего человека, джентльмена, который в самом деле разбирается во всех коммунистических штучках.
Договорились, что Джек навестит Морриса и попробует уговорить его по крайней мере выслушать человека из ФБР. Перед тем, как отправиться к Моррису, Джек в номере чикагского отеля долго беседовал с опытным и высококвалифицированным агентом ФБР Карлом Фрейманом. Не знай Джек, кто тот на самом деле, мог бы принять его за добродушно попыхивающего трубочкой профессора научного коммунизма. Его познания о партии и о Моррисе сначала изумили Джека, а потом придали ему уверенность в успехе задуманного.
Так получилось, что Фрейман оказался в точности тем человеком, которого Джек описал Берлинсону.
Главный вербовщик.
Фрейман получил великолепное образование в строгой католической начальной и средней школе в Айове, и продолжил его в евангелическом колледже, где полагалось ежедневно штудировать библию. Получив диплом юридического факультета университета Айовы, он открыл собственную юридическую практику в своем родном городе Лемарс недалеко от Сиукс-сити. Дела у молодого адвоката шли неплохо, но тут японцы напали на Пирл-харбор. Назавтра он отправился в Омаху, чтобы записаться во флот, но получил отказ по слабому зрению. На следующий день он обратился в ФБР в Де Мойне, и в январе 1942 года был принят. По окончании учебного курса (в Куантико, штат Вирджиния) его направили на работу в Нью-Йонк.
В Нью-Йорке Фрейман изучал методы контрразведки, работу с агентурой и всевозможные разведывательные уловки. В частности, ему пришлось работать с двойными агентами и участвовать в операциях по дезинформации. Например, именно в это время ФБР арестовало немецкого шпиона и сумело его перевербовать. Британская разведка попросила у американцев помощи, чтобы укрепить навязчивое убеждение Гитлера, что союзники собираются вторгнуться в Европу через Норвегию. В один прекрасный день Фрейман отвез немца в бруклинские доки, где они могли видеть, как грузятся на корабли солдаты в тяжелом арктическом снаряжении. В радиограмме для Берлина двойной агент отметил, что такая форма означает, что войска отправляются в "какое-то очень холодное место". Когда союзники вторглись в Нормандию, шестнадцать дивизий вермахта продолжали оставаться в Скандинавии, защищая Норвегию от удара.
После перевода в Чикаго в 1946 году Фрейман стал одним из лучших сотрудников ФБР. Людям он нравился; религиозные убеждения делали его сдержанным и терпимым. В сочетании с острым умом, наклонностями проповедника и хорошим знанием психологии это позволило стать одним из лучших вербовщиков. В то время у ФБР возникли проблемы с вербовкой агентов среди чернокожих. Фрейману удалось за короткое время завербовать троих, включая двоих зятьев олимпийского чемпиона Джесси Оуэнса.
Учитывая его опыт контрразведывательной работы в Нью-Йорке, ФБР поручило ему разработку Коммунистической партии и основных направлений её деятельности в Чикаго. Фрейман читал труды Маркса и Ленина, изучал советскую историю, партийные документы, сочинения бывших коммунистов и объемистые досье ФБР. Одновременно он учился думать как коммунист и разговаривать с людьми так, как разговаривал Моррис Чайлдс.
Джек предложил Фрейману не настаивать на немедленном решении Морриса. Он сравнил своего брата с шахматистом, который перед каждым ходом тщательно все взвешивает и продумывает все варианты далеко наперед. После разговора с Джеком он начнет обдумывать возможные последствия такого сотрудничества, а для этого понадобится немало времени.
Когда Фрейман позвонил Моррису и попросил о встрече, тот ответил:
- Я больше не участвую в коммунистическом движении и у меня нет никаких связей. Но если хотите поговорить со мной, приходите.
Немощный, прикованный к постели, с трудом способный поднять голову, Моррис представлял собой жалкое зрелище. Большую часть времени он проводил за чтением - читал Библию, Тору, Коран, Джона Локка, Томаса Джефферсона, Джеймса Медисона и все сочинения своего любимого автора Томаса Манна.
Фрейман начал с того, что по роду своей работы узнал Морриса как умного и твердого человека, большую часть своей жизни посвятившего делу коммунизма. Фрейман вслух усомнился в том, была ли оправдана такая жертва, и сказал, что был бы признателен Моррису, если бы тот ответил на несколько вопросов. Не предал ли Сталин идеи марксизма? Действительно ли коммунизм уничтожил миллионы невинных мужчин, женщин и детей? Не отличалось ли преследование евреев, проводившееся Советами и нацистами, только методами и формой? Как он думает, что больше служит благу отдельных людей и всего мира - советский коммунизм или американская демократия?
- Мы оба знаем ответы на эти вопросы, - сказал Моррис.
- Как же мог добрый и порядочный человек служить такому делу?
- Когда участвуешь в движении, стараешься отгородиться от всего, что может подорвать твою веру. И не можешь себе позволить спрашивать, правильно это или нет.
- Вы же сказали, что больше не участвуете в движении?
- Да, не участвую.
- Тогда вы можете себе позволить спрашивать.
- Думаю, что могу.
Неожиданно Моррис побледнел и проглотил таблетку нитроглицерина. Фрейман поднялся, извинился за назойливость и спросил, не могли бы они поговорить еще.
- Приходите, когда хотите, на этих днях я не буду выходить из дома.
Фрейман понимал, что Моррис настолько зависит от своей благодетельницы Сонни Шлоссберг, что без её одобрения не согласится сотрудничать с ФБР. Когда она провожала Фреймана до двери, тот задержался, чтобы поговорить, и как бы невзначай спросил её, что она в настоящее время думает о коммунизме.
- Я его ненавижу. Я ненавижу их за то, что они сделали с Моррисом, с евреями, со всеми.