Петру пить не хотелось, но он молча взял кружку и опорожнил ее, потом отдал Голубеву.
— Я ваш должник, Ира, готов выполнить любое задание.
Она заулыбалась. Ах, так, тогда пусть Петр вон на той скалистой сопке сорвет веточку березы.
— Хоть всю доставлю…
Грачев карабкался к вершине. Ему было очень тяжело. Ноги скользили, он оцарапал руки. Стена отвесная у самого обрыва над морем. Петр глянул, и мурашки побежали по телу — внизу холодно шумели волны.
«Еще немножко, и березка моя…» — шептал Петр. Выступ очень крутой. И взяться совсем не за что. Грачев чувствовал себя обессиленным, хотелось дотянуться до веточки. И не мог — совсем гладкий камень, без каких-либо вмятин или царапин. Нет, не осилить. И он вернулся… Усталый, исцарапанный, подошел к Ире и тихо сказал:
— Нужна специальная обувь. Камень, что зеркало.
Ира молчала. Голубев насмешливо покосился на него.
— Слабак, вот, смотри, как надо…
Голубев карабкался по сопке, как акробат. Не успел Петр перешнуровать ботинок, как он вернулся и подал Ире веточку.
— Спасибо, Гришенька…
Петр грустный возвращался на корабль. Коваленко, набравший полное ведро ягод, пригласил его к себе на ужин. У него сегодня блины. Маша, его жена, умеет их печь.
— Да ты чего такой хмурый? — Коваленко давно заметил в нем перемену, но не знал, чем это вызвано. А Петр так и не сказал ему, что виделся с Голубевым и Ирой.
Грачев сослался на усталость. Когда они уже подходили к кораблю, он спросил доктора:
— Скажи, Миша, ты знаешь дочь Серебрякова?
— Иру? А что? Не собираешься ли поухаживать за ней? — с усмешкой спросил он. — Опоздал, Голубев там…
«А я с ним чуть не срезался», — с горечью подумал Петр.
Грачев стоял у лееров. Он смотрел, как в бухту, обогнув мыс, входила подводная лодка. На верхней палубе суетились моряки. С берега они казались черными столбиками. Но вот лодка приткнулась к узкому дощатому причалу, и Петр увидел, что вся она в рябых пятнах. Соль в штормах съела краску. «Потрепало их изрядно, скоро и нас вот так», — невольно подумал он.
Внимание Грачева привлек катер, быстро несущийся к эсминцу. Вот он резко сбавил ход, красиво застыл у борта, и Петр увидел флаг-связиста. Голубев привычно поднялся на палубу, поздоровался. Они вошли в каюту. До начала занятий оставалось несколько минут.
— Готовы? Ну-ка, дайте мне ваш конспект.
Голубев уткнулся в тетрадь, полистал ее и тут же вернул:
— Шутишь, лейтенант? Конспект еще из училища? Нельзя, Петр Васильевич, обманывать начальство, — с усмешкой сказал капитан 3 ранга. — Что, лень писать заново?
— Времени не было, замотался, — признался Петр.
— Поставим на этом точку, впредь учтите.
Голубев между тем перевел разговор на другое. Танкер «Ловега» готовится в дальнее плавание, а командир отделения радистов, как на грех, в отпуске. Придется послать Русяева.
— Товарищ капитан 3 ранга, — взмолился Грачев, — мне самому старшина нужен. В море скоро пойдем. Прошу…
— Просить вы можете, и не больше, — перебил его Голубев, закуривая.
— Ведь можно взять старшину и с соседнего корабля?
— Русяев опытный радист, он и пойдет, — настаивал Голубев и, не повышая голоса, добавил: — Нельзя так, Петр Васильевич. Помочь людям надо. Заодно и вам честь.
Нет и нет. Он, Грачев, решительно против. У самого дел по горло. Тот же Русяев в море стоит вахту на коротких волнах, лучше его вряд ли кто примет сигналы, а если уйдет, кого поставить?
— Понимаю, тяжело, но дело не должно страдать.
Голубев надел перчатки, вышел из рубки.
«Серебряков не даст, — подумал Петр. — На другом корабле возьмут».
Катер, вспарывая черный холст воды, понесся к крейсеру. Петр смотрел ему вслед, пока не исчез с глаз белый огонек на его низкой мачте. Ему показалось, что флаг-связист был излишне строг, и от этого стало не по себе. Никогда Петр не думал, что служба начнется так тяжело. Как это сказал доктор Коваленко? «Ты, Петр, пойдешь на корабле в гору. Сам командир с тобой за ручку здоровается. А вот я не люблю протекции». Это что, намек на Серебрякова? Но разве тот делает ему, Грачеву, поблажки? Если командир к нему относится просто, то это, очевидно, вызвано не стремлением составить лейтенанту протекцию, а помочь скорее войти в корабельную жизнь.
«Пошел он к чертям, этот доктор! — в душе рассердился Петр. — Не нужна мне протекция. Сам на Север просился. Сам…».
Утром на корабль пришел Голубев. На этот раз невеселый. Заглянул в радиорубку:
— Грачев, зачет принимаю в кают-компании, прошу поторопиться.
Голубев задавал каверзные вопросы, и на все Петр ответил безошибочно. Но вот флаг-связист спросил, как он, Грачев, будет входить в связь с неизвестной подводной лодкой, которая встретилась в морс. Петр стал объяснять, но Голубев поморщился.
— Что, не так? — насторожился Грачев.
— Не усвоили руководящих документов. — Голубев встал из-за стола. — Нет, не могу принять зачет. Изучите все как следует. Что вы так смотрите? Может, я придирчив? Ну что ж, в другой раз буду экзаменовать вас при товарище Серебрякове. А сейчас — за дело. Два дня хватит?
Грачев стыдливо прятал глаза:
— А если до понедельника?
«Собираешься в воскресенье к Ире, я знаю! — догадался Голубев. — Нет, посиди-ка на корабле».
— Вот что, лейтенант, давайте-ка в воскресенье.
Грачев разложил на столе карту Баренцева моря, которую еще вчера взял у штурмана, и начал прокладывать курс. В пятницу надо сдать зачеты по кораблевождению. «Тогда вас поставим дублером вахтенного офицера», — пообещал Грачеву старпом Скляров. И вот теперь, склонившись над картой, Петр чертил. Делом увлекся, а душевного спокойствия не чувствовал. Не сдал зачет… От Серебрякова достанется. Петр раздумывал: может, сходить к нему и все выложить начистоту? Голос флаг-связиста все еще звенел в ушах, и от него никак не уйти. «Ну что ж, в другой раз буду экзаменовать вас при Серебрякове…»
Грачев бросил на стол циркуль, зашагал по каюте. Впервые в нем вспыхнула злость на себя. «Не сдал зачет… Романтик. Нет, ты просто салажонок! Сорвался…» — с грустью подумал Петр. Он чертил долго, а когда положил линейку, почувствовал на себе чей-то взгляд. У двери стоял замполит Леденев. Смуглое полное лицо осветила лукавая улыбка:
— Кораблевождение — наука сложная. Тут глубина мысли требуется.
— Приходится корпеть, — смутился Петр и схватил с вешалки китель.
Присев, Леденев внимательно разглядывал карту. Грачев с ухмылкой наблюдал за ним. Ему было весело, потому что Леденев — это не старпом Скляров, который назубок знает штурманское дело. Тот и ночью безошибочно покажет тебе, где какие созвездия и как по ним определять место корабля в море.
— Интересно, очень интересно, — сказал замполит.
«Для вас там каракульки, черточки, а для меня — курс жизни», — хотелось сказать Грачеву, но он воздержался, чтобы не задеть самолюбие Леденева. Замполита Петр уважал. Веселый и добрый, он как-то сразу располагал к себе, и тогда уже ничего от него не утаишь, все выложишь. Так было и с Петром. В первой же беседе он все рассказал ему о себе: где родился, кто мать и отец… Вот только о Лене сказал лишь, что жена, и все.
Леденев пригласил лейтенанта поближе к столу и неожиданно сказал:
— Раскололся ваш корабль. Потонул.
— Что? — удивился Петр.
— Место нанесли неправильно. На пути корабля — подводная скала. Вот тут, — замполит ткнул карандашом в серый квадратик карты.
— Разве? Не может быть!
Петр рассчитал все точно, и поведет он свой корабль, обходя банки, минуя острова…
— Это теоретически, — перебил его замполит. — А в море… Дайте мне линейку.
Он быстро нашел ошибку: Грачев совсем не учел поправку на магнитное склонение, поэтому-то курс прошел близко к острову Зеленый, через рифы. Там весной судно распороло на камушках железное брюхо.
— Помните капитана Рубцова? Так это он. Пять лет отсидел…
Грачев грустно смотрел на карту. Снова ему придется ломать голову.
Леденев помолчал, закурил.
— Да, на бумаге курс легко исправить, а вот в службе… — Замполит проницательно посмотрел Грачеву в лицо: — Тяжело вам, Петр Васильевич?
— Служба — долг, а на долг не жалуются, — ответил Грачев.
Ему казалось, что он нашел для ответа подходящие слова, но, когда глянул на замполита, на его немолодом худощавом лице уловил какую-то сдержанность. С минуту Леденев молчал, словно обдумывал, с чего начать разговор, потом сказал, что долг можно выполнять по-разному. Иные романтики в первом же шторме клянут море и тех, кто их послал сюда. Таких на корабле не удержишь, как ни старайся. А ведь курс моряка всегда пересекают опасности, тут уж жаловаться грешно.
— Я и не жалуюсь, — покраснел Петр.
Леденев постучал пальцами по столу:
— Романтики не перевелись, что и говорить. Кое-кто полагает, что паек мужества выдается на службе. Абсурд! Надо его иметь при себе.
Петр понял намек, но не промолчал, как прежде с ним бывало, а откровенно сознался, что море ему в тягость. Верно и то, что у него есть промахи по службе, но к ним можно отнестись по-разному. Один подскажет истину тихо, без крика, и сразу почувствуешь, что его слова идут от сердца. А другому только бы уколоть тебя. Вот хотя бы Голубев…
Леденев возразил:
— Разве он виноват, что вы не сдали зачет?
«Уже знает!» — Петр горько вздохнул.
— Он вам доложил?
Леденев пошутил:
— А что, на дуэль вызовешь?
Петр смутился. А Леденев неожиданно спросил о Крылове: правда ли, что Грачев объявил ему три наряда вне очереди? Петр подтвердил. Он не мог поступить иначе, потому что матрос дерзил.
— Ну, ну… — Леденев докурил папиросу, смял окурок в стеклянной пепельнице. — Он что, в городе был?
— Так точно. К рыбачке ходил. Таней зовут. У нее ребенок, мужа бросила… И что он в ней нашел, не пойму. Разве девушек мало? Еще тот тин, этот Крылов.