– Хватит с меня в брюках и одного кармана, – выдохнул при этом Бен, собрав в кучку вынутые из крепового хранилища мелкие предметы. – Да мне и носить в нем нечего, кроме носового платка.
Этот предмет присутствовал у Бена лишь в единственном экземпляре, всегда чуть выглядывая из кармана наружу, и следовало отнести к удаче, что он оказался достаточно чист, когда мальчик в уныло-траурной шляпе, мрачно поскрипывающих ботинках и с сумрачным Санчо, кажется изрядно впечатленным своим черным галстуком, спустился вниз, убежденный, что максимально выразил своим и пуделя внешним видом скорбь по ушедшему в мир иной отцу.
Миссис Мосс немедленно поняла, почему новая шляпа Бена обезображена никуда не годной уже линялой ленточкой, и глаза ее увлажнились от слез, однако, переведя взгляд на скорбно-батистовый символ, привязанный к шее пса, добрая женщина, при всем искреннем сочувствии, едва сумела сдержать улыбку, впрочем ни словом, ни жестом не дав усомниться мальчику в величии его нескладных попыток почтить скончавшегося отца. И Бен направился на новое место работы, сознавая, насколько повышенное внимание друзей вызывает к себе, особенно со стороны Бэб и Бетти, которым было уже обо всем рассказано и жалостливо-благоговейные взгляды которых крайне потворствовали его чувствам.
– Я хочу, чтобы ты позже свозил меня в церковь. Погода сегодня теплая и хорошая, но Торни все равно недостаточно крепок для выездов, – сказала мисс Селия, когда Бен после завтрака прибежал к ней выяснить, нет ли у нее уже нужды в его помощи, хотя работа здесь для него начиналась лишь с завтрашнего дня.
– Да, мэм, буду рад, – ответил он той, которую отныне считал своей полноправной хозяйкой. – Если, конечно, видом своим подхожу. – Его несколько беспокоило соображение, что люди, идущие на воскресную службу, должны быть по-настоящему хорошо одеты.
– Скоро я потружусь немного над твоим видом, и станет он у тебя превосходным, – с уверенностью проговорила мисс Селия. – А пока… Видишь ли, Бен, Богу не слишком-то важно, как мы одеты. Бедный так же угоден Ему, как и богатый. Ты ведь не часто в церкви бывал, я права? – поинтересовалась она, видя, что он не очень-то представляет себе, куда они собираются, и теряясь в догадках, с чего бы лучше начать разговор об этом.
– Да, мэм, – подтвердил он, – наши люди туда почти не заглядывают. А отец мой за неделю так утомлялся, что в воскресенье предпочитал отоспаться или со мной пойти на прогулку.
При слове «отец» голос у мальчика дрогнул, и воспоминание о счастливых днях, которые никогда уже не вернутся, вынудило его спрятать глаза от мисс Селии под полями шляпы.
– Прогуляться по воскресеньям – великолепный отдых. Я часто куда-нибудь отправляюсь. Давай-ка сегодня тоже доставим себе удовольствие и во второй половине дня отправимся в рощу. Но начинаю я воскресенье с поездки в церковь. После этого всю следующую неделю оказываешься настроен на правильный лад. И в горе мы непременно находим там утешение. Не хочешь попробовать, дорогой Бен?
– Я сделаю все, что угодно, если это порадует вас, – поторопился ответить Бен, по-прежнему не поднимая глаз. Доброта ее трогала его до глубины души, и он боялся не удержаться от новых слез, если она хоть словом сейчас упомянет его отца.
Мисс Селия, явно поняв его состояние, резко сменила тему:
– Посмотри, как красиво! – И ее восхищенный взгляд обратился на переливающуюся под солнечными лучами сеть паутины. – Маленькой девочкой мне казалось, паук делает свою ткань для фей и, когда работа над ней окончена, расстилает ее на земле, чтобы отбелить.
Бен, прекратив копать землю носком ботинка, поднял взгляд к своду арки над воротами, где в изгибе чуть колыхалась под ветерком и впрямь роскошная паутина – изысканнейшее кружево, орошенное капельками росы, которые вспыхивали золотыми блестками, едва лучи солнца падали на этот ажурный занавес, столь нежный и воздушный, что, казалось, его вот-вот сдует.
– Очень красиво, – покивал Бен, испытывая облегчение оттого, что беседа их потекла по другому руслу. – Только ведь улетит, как и все прежние. Никогда раньше не видел такого упорного паука. Целый день делает новую паутину, ее срывает ветром, но он не сдается.
– Он таким образом зарабатывает себе на жизнь, – улыбнулась молодая леди. – Потрудится хорошенько, затем ожидает хлеба насущного, вернее, насущной мухи, которая, полагаю, обязательно в его ткани запутается. Да ты скоро сам увидишь, как эта красивая ловушка станет полна насекомыми, а уважаемый мистер паук обеспечит себя на целый день запасом еды. Ну а потом ему безразлично, насколько быстро улетит прекрасная ткань.
– Да он и сам красавец. Я знаю его. Черный с желтым. Живет вон в той блестящей дырочке в углу. Мигом ныряет туда, едва я к нему потянусь. Но если хоть на минутку замру, сразу опять появляется. Мне забавно за ним наблюдать, но, подозреваю, он меня ненавидит. Я ведь увел у него однажды красивую муху и кое-каких жуков.
– А ты когда-нибудь слышал историю про короля Брюса и упорного паука, который его научил не сдаваться даже при неудачах? – спросила мисс Селия и, видя, что он заинтересовался, добавила: – Детям она обычно нравится.
– Нет, мэм. Я очень многого не знаю из того, что знают другие, – с грустью признался Бен, которому с той поры, как он стал здесь жить, все ясней становилась степень собственной непросвещенности.
– Зато умеешь и знаешь то, о чем они вовсе понятия не имеют. Уверена, половина мальчиков в городе отдали бы что угодно, только бы научиться ездить так же прекрасно, как ты, верхом и проделывать виртуозные трюки. И сомневаюсь, что большинство из них, даже те, кто старше тебя, смогли бы так сами о себе заботиться. На твою долю досталась жизнь, которая рано сделала тебя взрослым, но в то же время сильно и навредила тебе. Думаю, ты сам уже начинаешь это осознавать. Но ведь можно, помня хорошее, забыть о плохом, пойти, как большинство наших мальчиков, в школу и постараться развить в себе те прекрасные качества, которые в будущем превратят тебя в благородного, честного, трудолюбивого мужчину.
Пока мисс Селия говорила это, Бен не сводил с нее глаз, и услышанное оказалось настолько ему созвучно, что он воскликнул:
– Я хочу остаться и быть нормальным! Мне-то известно, что поглазеть на цирковых людям нравится, но отношение у них к ним не очень. А про учебу в школе я раньше не думал. Наплевать мне на нее было, в общем, а теперь нет. И он… отец тоже, наверное, больше хотел бы, чтобы я в школе учился, чем чтобы без него бродяжничал.
– Не сомневаюсь, – кивнула мисс Селия. – И мы попробуем, Бенни. Возможно, тебе трудно сначала придется, да и скучновато по сравнению с твоей яркой прежней кочевой жизнью. Может быть, одолеет тоска по разнообразию впечатлений. Но хороша ли она была для тебя, эта жизнь? Не лучше ли что-нибудь поспокойнее и побезопасней? Главное, не расстраивайся при неудачах и не теряй надежды. И не таи от меня, если станет трудно. Наоборот, сразу дай знать, в чем проблема, и мы постараемся вместе найти решение. Так всегда поступает Торни. Вот и ты не стесняйся. У меня ведь теперь вас двое, и долг мой перед вами равен.
Бену хватило времени только на благодарный взгляд, когда окно наверху распахнулось и в нем возникла всклокоченная голова, протянувшая сонным голосом:
– Селия, я шнурки не могу найти. А еще ты должна подняться и завязать мне галстук.
– Нет уж, лентяй, сам спустишься, – рассмеялась мисс Селия. – И захвати один из своих черных галстуков. Шнурки найдешь в коричневом мешочке у меня на комоде.
Всклокоченная голова, пробормотав что-то насчет старых занудных кошелок, исчезла.
– Торни очень разбаловался за время болезни, – улыбнулась Бену молодая леди. – Но не обращай внимания. Скоро лень и нервозность его оставят, и, уверена, у вас завяжется настоящая дружба.
Бен столь сильной уверенности по этому поводу не испытывал, но решил ради мисс Селии постараться. Поэтому, когда Торни, вскорости выйдя к ним, свысока и небрежно бросил ему: «Ну как ты там поживаешь, Бен?» Бен ответил подчеркнуто: «Спасибо, очень хорошо». Разве что кивнул с такой же холодной сдержанностью, как его новый друг. Потому что был убежден: человеку, который умеет ездить верхом без седла и крутить в воздухе двойное сальто, не след рассыпаться в почтительности перед всякими там, у кого сил меньше, чем у кошки.
– Морской узел, пожалуйста. Он лучше держится, – распорядился Торни, задрав подбородок, чтобы сестра как следует завязала ему шелковый галстук-платок, ибо уже не чужд был стремления походить на денди.
– Тебе лучше бы носить красный, пока лицо у тебя еще такое бледное, дорогой. – И мисс Селия потерлась о его щеку своей цветущей щекой, словно в попытке передать ему таким образом часть здорового румянца.
– Мужчинам дела быть не должно до такой ерунды, как бледность, – буркнул брат, торопливо высвобождаясь из ее объятий, потому что терпеть не мог, когда с ним нежничали при посторонних.
– Ой, неужели? А зачем же тогда один мой знакомый юноша по дюжине раз на дню причесывается и поправляет себе воротнички перед зеркалом, пока ноги не начинают подкашиваться? – сказала сестра и шутливо дернула Торни за мочку уха.
– А этот, позволь узнать, тебе для чего понадобился? – Торни указал взглядом на второй из принесенных им черных галстуков.
– Для второго моего мальчика. Он пойдет со мной на воскресную службу. – И она завязала еще один морской узел на шее вышеупомянутого джентльмена, так лучезарно ему улыбаясь, что даже линялая черная ленточка на его шляпе, казалось, обрела на мгновение давно утраченную свежесть.
– Ну как же мне нравится, когда… – начал было говорить весьма ядовитым тоном Торни, но под выразительным взглядом сестры осекся на полуслове, вспомнив о горе того, кого он про себя называл «этот бродяжка», о том, что она просила быть к нему сейчас особенно добрым.
– Вот и мне тоже нравится, – подхватила мисс Селия. – Ты-то пока в качестве кучера бесполезен, зато для воскресных выездов у меня есть Бен. Ты знаешь: я не люблю сама править Литой, когда на мне выходные перчатки.