Для такого вот упоенного нарезания, склеивания и сшивания деятельной команде была предоставлена большая комната, и там создавался благородный комплект знамен и флажков, которые так замечательно украсили стены, что самый скучающий глаз на свете если бы и не восхитился, то, по крайней мере, оживленно блеснул. Выше всех, конечно же, расположили звездно-полосатый флаг Соединенных Штатов Америки. Чуть ниже его несся на королевском штандарте английский лев. Далее протянулась просто-таки картинная галерея: белый слон Сиама, горделивый павлин Бирмы, двуглавый орел России, черный дракон Китая, крылатый лев Венеции и важная парочка (девушка и лев) на красно-бело-синем флаге Голландии времен Батавской республики[11]. Много пришлось повозиться с ключами и митрой Папской области, но в итоге и они украсили экспозицию, а по левую и правую от них стороны появились желтый полумесяц Турции и красное восходящее солнце Японии. Снизу радовал взгляд симпатичный сине-белый флаг Греции, а сверху – крест нейтральной Швейцарии. Хватило бы у мастеров материалов, дальше, вероятно, последовали бы флаги всех североамериканских штатов. Но клей иссяк, а с ним и запал исполнителей, и неутомимым трудягам оставалось только, как написали бы журналисты, «отойти от сей сферы деятельности ввиду исчерпанности как материальных, так и моральных ресурсов».
Далее стали они одержимы строительством кораблей и их оснащением. Торни пожертвовал всю свою флотилию «детям», он считал себя слишком взрослым для подобных игрушек, но снисходительно согласился руководить скрупулезным восстановлением порядком потрепанных судов. С самым большим кораблем – величественным военным парусником, на юте которого замер в воинственной позе изготовивший к бою кортик маленький красный офицер, – Торни все же расстаться не пожелал, оставив его украшением своей комнаты. Ну а подаренная флотилия послужила поводом для активнейших водяных работ на улице.
В первую очередь было насущно необходимо перекрыть плотиной ручей, так как иначе не образовался бы океан, по которому пиратский «Красный Роувер» с черным флагом смог бы преследовать, а потом захватить маленький фрегат Бэб под названием «Королева», в то время как «Быстрая Бетти», груженная древесиной, спокойно себе пройдет из Кеннибанкпорта в залив Массачусетс. Торни, восседая в своем кресле на колесах и взвалив на себя обязанности главного инженера, руководил подчиненной ему бригадой, состоящей из одного человека, объясняя, как копать океан, выбрасывать землю и заполнять образовавшуюся яму водой, пока ее не окажется достаточно для океана, а после регулировать уровень воды при помощи специальной заслонки в плотине, чтобы океан не вышел из берегов, нанеся урон великолепному флоту из кораблей, лодок и плотов, который встал на якорь у берега.
Копать, бродя по воде и грязи, оказалось занятием до того приятным, что мальчики продолжали его, пока на тихом ручье не возникло множество сооружений – мельницы с водяными колесами, водопады, пороги, и теперь сонный еще недавно ручеек, где вяло поигрывали пескари да коротала свой век пожилая лягушка, время от времени оглашая окрестности квакающими серенадами, обрел такой вид, будто на его берегах вот-вот собираются возвести промышленный город.
Мисс Селия, зная, насколько полезно брату в погожие дни находиться подольше на свежем воздухе, водную лихорадку мальчиков полностью одобряла. Когда же страсть их к водным работам стала ослабевать, ей пришло в голову отправляться с ними в исследовательские экспедиции, и времяпрепровождение на природе обрело для них новую привлекательность. Оба ведь еще очень мало знали об этих местах, и каждая вылазка сулила что-нибудь новое, а кроме того, было очень приятно выступить солнечным утром в путь с целым свертком пледов, подушек, походным обедом, книгами, рисовальными принадлежностями, погрузить весь скарб в фаэтон и пуститься наобум по тенистым дорогам и зеленым аллеям, останавливаясь там, где захочется, и тогда, когда возникнет желание. Они для себя открыли множество красивейших и уютнейших уголков, и тем, которые им особенно полюбились, дали свои названия и нанесли их на карту местности. Ну и, естественно, наши пилигримы попадали в различные приключения, потому что без них не обходится ни одна настоящая экспедиция.
Каждый день они разбивали лагерь на новом месте. Счастливая Лита наслаждалась покоем, щипая свежую травку. Мисс Селия под большим зонтиком рисовала эскизы с натуры. Торни либо читал, либо валялся, либо дремал на своей прорезиненной подстилке. Бен впитывал новые впечатления, одновременно с большой энергией делая массу всего полезного. Разгружал фаэтон, носил мисс Селии свежую воду для смачивания кистей, так как она работала акварелью, подкладывал подушки под спину и голову выздоравливающего, накрывал к обеду, собирал цветы, ловил бабочек, карабкался на деревья, проверяя, хороший ли вид открывается сверху, читал, болтал, бегал взапуски с Санчо, и все у него выходило ловко, ибо жизнь на природе была привычна ему и приятна.
– Бен, мне нужен амануенсис[12], – попросил у него во время очередного привала Торни, роняя на землю книгу и карандаш. Сказано это было после краткого периода тишины, которая нарушалась лишь вкрадчивым шепотом листьев да мелодичным журчанием бежавшего невдалеке ручейка.
– Что-о? – протянул Бен, сдвигая шляпу назад с таким недоуменным видом, что Торни высокомерно осведомился:
– Неужто не слышал ни разу про амануенсисов?
– Нет. Это что, какой-нибудь дальний родственник анаконды? Ты мне однажды говорил, что неплохо бы завести змею.
Торни с презрительным хохотком подпрыгнул на своей подстилке. Сестра его, рисовавшая рядом живописную старую калитку, поднялась на ноги выяснить, что происходит.
– Можно подумать, ты сам все на свете знаешь. – Бен тоже не преминул хохотнуть. – Так почему же вчера оказалось, что ты про вомбатов слыхом не слыхивал? И я над тобой из-за этого не смеялся, – хлопнул он обиженно по своей шляпе, так как иного предмета под рукой у него не оказалось.
– Но ведь очень смешно, что ты мог подумать, будто мне нужна сейчас анаконда, – продолжал веселиться Торни. – Хотя, если бы я действительно у тебя ее попросил, ты бы постарался ее достать. Ни в чем ведь нам с Селией не отказываешь.
– Конечно, – подтвердил Бен. – И не удивлюсь, если ты потом ее попросишь. Тебе ведь вечно нужны очень странные вещи.
– Но сперва я хочу получить амануенсиса. И еще мне нужно, чтобы кто-нибудь за меня писал. Я так устаю это делать, когда нет стола. Ты пишешь достаточно хорошо. И о ботанике получить представление тебе будет полезно. Я намерен учить тебя, Бен, – объявил Торни с таким видом, будто оказывал ему огромную услугу.
– Трудновато мне, кажется, будет в ней разобраться, – с сомнением покачал головой Бен, указав на книгу, которую Торни оставил открытой поверх вороха набранных листьев и цветов.
– Совсем нет. Уверен, что ты заинтересуешься. И когда хоть чуть-чуть разберешься, станешь мне помогать. Вот, предположим, я тебе говорю: «Принеси мне ranunculas bulbosus». Как ты поймешь, что мне нужно? – И Торни величественно-профессорским жестом провел из стороны в сторону рукой с зажатым в ней маленьким микроскопом.
– Никак, – ответствовал Бен.
– А тут их полно вокруг. Мне требуется подвергнуть исследованию один из них. Ну, догадайся, что я прошу у тебя?
Бен, поблуждав затуманенным взором по земле и по небу, уже был готов объявить о своем поражении, когда вдруг прямо у его ног приземлился желтый лютик, а мисс Селия заговорщицки улыбнулась ему из-за плеча брата, который упавшего цветка не заметил.
– Ты имеешь в виду вот это? Сам-то я называю его разнорастущиум бутонис, – на ходу изобрел мудреное словосочетание Бен. – Поэтому до меня сразу и не дошло, о чем ты. – И, подхватив цветок с той же скоростью, как он был подброшен, он протянул его Торни с равнодушием и спокойствием человека, который о чем о чем, а уж о лютиках давно и прекрасно все знает.
– Догадка твоя совершенно верна. А теперь принеси мне leontodon taraxacum, – все больше входя в роль просвещенного наставника, потребовал Торни, обрадованный сообразительностью ученика.
Бен растерянно огляделся. Вокруг росло слишком много разнообразных цветов. Поди догадайся, какой из них этому Торни на сей раз понадобился? Но мисс Селия не дремала. Заточенное острие ее длинного карандаша устремилось по направлению к ярко желтевшему поблизости одуванчику.
– Прошу вас, сэр, – с усмешкой протянул его Бен потрясенному Торни.
– Да откуда ты это-то знаешь?
– Попробуй снова меня о чем-то из этого попросить, и, может, поймешь, – расхохотался ученик.
Торни, порывшись в книге, заказал trifolium pretense. Верное направление тут же было указано Бену умным карандашом. Миг – и в руках Бена оказался красный клевер, протягивая который сияющий помощник подумал, что, если бы заниматься ботаникой с помощью таких розыгрышей, она вполне пришлась бы ему по душе.
– А если без вранья? – Торни вдруг так резко сел, что мисс Селия не успела напустить на себя серьезный вид. – А-а! – исторг он торжествующий вопль. – Попалась! Очень нечестно с твоей стороны подсказывать. А ты, Бен, выучишь все про лютик.
– Ошен карош, сэр-р, – откликнулся Бен с чудовищным акцентом своего давнего друга клоуна-француза, которого, развеселившись, иногда начинал передразнивать. – Давай свой разнообразиум.
– Сядь и пиши под мою диктовку, – тоном сердитого пожилого учителя распорядился Торни.
Бен, примостившись на мшистом пне, покорно начал писать, продираясь сквозь множество непонятных слов, правописание которых Торни ему то и дело подсказывал:
– Phaenogamous. Exogenous. Angiosperm. Polypetalous. Тычинок более десяти. Тычинки на цветоложе. Пестиков более одного, и они раздельные. Листья без прилистников. Относится к семейству лютиковых. Ботаническое название ranunculus burbosus.