Бен время от времени переставал жевать, поглаживал жирными от еды пальцами ржаво-коричневый рукав отцовского пиджака, чтобы лишний раз убедиться: это не сон, папа на самом деле здесь, рядом. А тот скрывал бурю эмоций, обуревавших его, поглощая с такой энергией угощение миссис Мосс, будто в Калифорнии еды не существовало вовсе. Счастливая хозяйка сияла, глядя на обоих Бенов из-за большого чайника, мягким светом полной луны. Девочки, перебивая друг друга, рассказывали Бену-старшему то различные истории про Бена-младшего, то о том, как Санчо потерял хвост.
– Ну хватит, – наконец осадила их миссис Мосс. – Пусть теперь мистер Браун расскажет. Нам не терпится ведь узнать, как он живым умудрился остаться, когда считалось, что это не так.
С чаепитием к этому времени уже было покончено. Грязную посуду оставили саму о себе заботиться, а вся компания расселась в гостиной возле очага. Бен-старший поведал историю весьма короткую и простую, однако на его слушателей она произвела огромное впечатление. Жизнь на диких равнинах. Покупка мустангов. Сокрушительный удар, нанесенный копытом рассвирепевшей лошади. Мистер Браун лишь чудом остался жив, но много месяцев пролежал без сознания в калифорнийской больнице. Его там в итоге выходили. До цирка мистера Смизерса удалось добраться не сразу. Денег не было. Бену-старшему приходилось по пути останавливаться и зарабатывать. Сына в цирке он не застал. Смизерс смог лишь снабдить его адресом сквайра, к которому мистер Браун, полный надежд и тревоги, сегодня и прибыл.
– Я сразу, как только очнулся, но еще едва мог двигаться, просил людей из больницы сообщить, что скоро сюда за Беном вернусь, но они этого не сделали. Вот и поспешил, едва мне удалось. Боялся, как бы тебе уже не стало невмоготу и не вздумалось убежать. Ты ж путешествовать любишь не меньше своего папы, – с улыбкой взглянул он на сына.
– Мне пару раз хотелось, но я такую доброту от людей увидал, что не смог уйти, – признался тот, втайне, к собственному своему удивлению, сознавая: если придется отсюда уехать, пусть даже вместе с отцом, это вызовет у него сильное сожаление. Он уже пророс корнями в здешнюю дружественную почву, и существование перекати-поля, послушного всем ветрам, его прельщать перестало.
– Я сильно всем здесь задолжал, и нам с тобой следует отработать весь долг сполна, прежде чем умрем, или мы не Бены Брауны, – сказал отец, подтверждая свои слова энергичным хлопком по колену, что сын бессознательно повторил с восклицанием:
– Так и будет! – А затем совсем тихо поинтересовался: – А ты что теперь собираешься делать? Возвратишься к Смизерсу? Или в какой-нибудь другой цирк?
– О Смизерсе, полагаю, можно забыть, после того как он так с тобой обращался. Ну да я с ним потолковал примерно. Теперь он вряд ли захочет снова со мной увидеться. – И черные глаза мистера Брауна так гневно вспыхнули, что Бэб невольно вспомнила Бена в тот миг, когда выяснилось, что по ее вине пропал Санчо.
– На свете полно других цирков, но мне придется здорово поработать, пока окажусь снова в форме, – вытянул, напрягая мышцы, крепкие ноги Бен-младший с чувством некоторого сожаления о частично уже утраченной былой сноровке и в то же время от радости, что теперь она ему и не требуется.
– Катался как сыр в масле и потолстел, лентяй, – потыкав пальцем в несколько округлившегося сына, усмехнулся отец с видом мистера Сквирса из романа Диккенса «Николас Никльби», который на примере пухлого Уэкфорда доказывал сомневающимся, сколь обильно кормят учеников в его школе для мальчиков. – Мне сейчас не поймать тебя. Спина стала слабой. Так что мы оба с тобой не в форме. Но это и к лучшему. Я решил цирковое дело бросить. Поищу место, где мне найдется занятие, да и осяду там.
Он умолк и, положа на колени руки, задумчиво поглядел на мальчика.
– Не удивлюсь, коли это прямо здесь у вас и получится. Мистер Таун здесь держит большую конюшню. Ему всегда люди нужны, – торопливо сообщила миссис Мосс из опасения, как бы Бен от них куда-нибудь не уехал. Ведь если отец такое решит, мальчика уж не удержишь.
– Звучит заманчиво. Спасибо, мэм. Наведаюсь прямо завтра туда. Попытаю счастье. Эй, Бен, как по-твоему? Большое падение для твоего отца, если он станет конюхом, после того как был «Первым наездником в Большом золотом зверинце и Колизее»? – процитировал мистер Браун, смеясь, текст старой афиши.
– Вот уж нет. У Тауна здорово. В особенности когда этот огромный амбар на восемьдесят лошадей заполнен и за каждой нужен уход. Я часто хожу туда посмотреть. Сам бы там с удовольствием поработал. И предложение получил от него однажды, после того как проехаться смог на серой кобылке, которая так брыкалась, что никто другой не решался. Обязательно бы пошел к нему, но мисс Селия как раз в это время купила мне учебники, и я знал, что она расстроится, если я откажусь ходить в школу. А теперь я уже и сам рад учиться. Дела у меня там отлично пошли, и мне в школе нравится.
– Ты верно все сделал, сынок. Радуешь ты меня. Будь всегда благодарен тем, кто желает тебе добра, если хочешь чего-то хорошего в жизни добиться. В понедельник отправлюсь к Тауну, а там посмотрим, что из этого выйдет. Теперь мне пора идти. Завтра с утра возвращусь, и если вы разрешаете, мэм, чтобы Бен ненадолго освободился, мы с ним устроим славную воскресную прогулку и поговорим. Ты не против, Бен? – положил руку на плечо сына мистер Браун. Было видно, что ему жаль расставаться с ним, пусть даже всего только на ночь.
От миссис Мосс не укрылось, как он погрустнел, и она, совершенно забыв, что они почти незнакомы, поддалась порыву своего гостеприимного сердца:
– Ох, до таверны-то вам далеко идти, а маленькая моя гостевая спальня всегда наготове. И никакого труда мне, если нет у вас возражений против такого скромного места. Милости просим.
На лице мистера Брауна промелькнула радостная улыбка, но, немедленно застеснявшись принять еще одно благодеяние от великодушной женщины, и без того столько сделавшей доброго для него и сына, он наверняка бы вежливо отказался, если бы Бен торопливо не произнес:
– Оставайся, папа. Это отличная комната. Я спал в ней, когда только у них появился. Знаешь, кровать там так хороша, после того как пару недель поспишь на голой земле. Да и мы с тобой будем рядом. – И, не давая отцу опомниться, он распахнул перед ним дверь.
– Останусь, – капитулировал мистер Браун. – Ох, сильно же я подустал, можно, наверное, и ложиться. – Тут его захлестнуло столь сильное чувство признательности к этой чудесной семье, которая, совершенно не зная его, проявляет к нему такую заботу, что он положил руки на головы Бэб и Бетти и чуть дрогнувшим голосом произнес:
– Я никогда не забуду, мэм. И девочкам этим нет больше нужды искать у кого-то защиту, пока жив Бен Браун.
А затем он так быстро закрыл за собой и сыном дверь комнаты, что вопль Бена-младшего: «Правильно! Правильно!» – был прерван на середине.
– Полагаю, мистер Браун имел в виду, что у нас с Бэб теперь будет кусочек па Бена так же, как мы отдали ему кусочек нашей ма, – тихо проговорила Бетти.
– Разумеется, он имел в виду именно это, – с уверенностью кивнула Бэб. – И так будет очень по-честному. Правда же, он хороший, ма? – перевела она взгляд с младшей сестры на миссис Мосс.
– Идите-ка лучше спать, – вот и все, что услышали от нее в ответ дочки.
Но когда она, уже оставшись одна, мыла посуду, взгляд ее то и дело обращался к крючку у двери, на котором впервые за пять последних лет снова висела мужская шляпа. И такой надежностью от этой мягкой фетровой шляпы повеяло на нее, что она мечтательно вздохнула.
Мы можем с полным основанием позволить себе намек: не пройдет и года, как Бен обретет мать, Бэб и Бетти – отца, а шляпа мистера Брауна прочно поселится на крючке у кухонной двери миссис Мосс. Но событие это – дело хоть и недалекого, но будущего, да и одной свадьбы для данной книжки вполне достаточно, а потому сим намеком и ограничимся.
Глава XXIVБольшие ворота открыты
Брауны так рано на следующее утро вышли из дома, что Бэб и Бетти, охваченные подозрением, не ухитрились ли отец с сыном тайно сбежать под покровом ночи, срочно бросились на их поиски, в результате которых оба Бена были обнаружены в каретном сарае возле Литы. Руки в карманах, во рту по соломинке.
– Самая хорошенькая парная упряжка, которую мне приходилось когда-либо наблюдать, – произнес Бен-старший, глядя, как девочки, взявшись за руки, подбегают к ним, а голубые ленточки в их косах бодро скачут вверх-вниз.
– Больше всего мне нравится левая, зато правая самая шустрая. Вот только ею управлять очень трудно, – высказал свое мнение Бен-младший, так комично при этом изобразив жокея, что отец его расхохотался, а затем тихо бросил:
– Пора бы нам отказаться с тобой от этих всех цирковых выражений, коли уж отказались от старого ремесла. Не хочу портить работу добрых людей, которые делают из тебя джентльмена. Давайте, давайте к нам, дорогие мои, – снова повысил он голос, когда Бэб и Бетти, румяные и улыбающиеся, оказались совсем рядом с ними. – И пожелаем друг другу доброго утра по-калифорнийски, – протянул он им обе руки, которые те по очереди пожали.
– Завтрак готов, сэр, – объявила Бетти с большим облегчением оттого, что им с сестрой удалось их найти.
– А мы думали, вам ночью сбежать от нас захотелось, – выпалила как на духу Бэб.
– Нет, это было бы подло. Но сейчас я собираюсь сбежать вместе с вами.
Прежде чем сестры успели что-либо сообразить, одна взлетела на правое плечо мистера Брауна, вторая – на левое, и он понесся с ними по направлению к кухне, а следом бежал Бен, с трудом удерживаясь от желания добраться до самой двери, где их поджидала уже миссис Мосс, серией торжествующих сальто.
После завтрака Бен удалился и вновь предстал перед всей компанией, выглядя таким свежим и аккуратным, что мистер Браун изумленно воскликнул:
– А вот и наш модный юноша. Даже слишком, пожалуй, шикарно ради прогулки со старым папой.