осами еды и напитков, готовясь к дневным торжествам.
Уже начинали прибывать многочисленные гости. Простолюдинов, крестьян и арендаторов усаживали за широкие столы, удаленные на значительное расстояние от помостов, сооруженных у задней стены зала. Знатные люди, в том числе ярлы, препровождались на более почетные места, расположенные вблизи огороженного веревками алтаря, где будет происходить церемония венчания.
Трехногие столы, расставленные по всему периметру помещения, были застланы тяжелыми льняными скатертями алого цвета, спускавшимися до самого пола. Все было устроено так, чтобы гости могли без помех видеть центральную часть зала с расположенным ниже уровня пола огромным очагом.
Однажды Торгуй уже видел этот зал в столь же торжественном убранстве. Это было семь лет назад, когда Хаакон достиг своего совершеннолетия и был официально провозглашен королем. Сколь горька была чаша, которую Торгуну пришлось осушить по тому случаю. И все же это ничто по сравнению с тем, что уготовил ему его братец сегодня.
«Магнус лжет, — подумал Торгуй. — Бретана никогда бы не согласилась на этот отвратительный союз, что бы он там ни говорил». Не обращая внимания на происходившие вокруг него бурные приготовления к свадьбе, Торгуй пытался уверить себя в том, что Хаакон сильно заблуждается. Бретана обладает незаурядным и сильным характером и обязательно найдет способ отказать ему.
«Да, — думал Торгун, — сегодня он как раз и пришел за тем, чтобы наблюдать за унизительным провалом Хаакона. А если по какой-то немыслимой прихоти судьбы Бретана и согласится выйти за него, тогда целью его прихода будет она сама, ибо ее глаза скажут ему, действительно ли Хаакон ей по сердцу».
В течение казавшихся бесконечными нескольких недель, с тех пор как он видел ее в последний раз, Торгун все больше и больше тосковал по ней. Невероятно, как это он допустил, чтобы его действиями руководила корысть, а не любовь.
Какая же это ужасная ошибка, не видеть, как он нуждается в ее любви и преданности. Эта мысль преследовала его и ночами, когда он не мог уснуть от сознания того, что упустил случай измениться к лучшему.
Если бы он сразу честно сказал ей о своем бедственном положении и ее богатстве, то доводы Магнуса против него не оказали бы на нее сколько-нибудь значительного влияния. Он мог бы, вероятно, и теперь доказать свою любовь в том случае, если бы она позволила ему попытаться спасти ее.
Но она, видно, чувствует к нему только одно недоверие. Бретана уже дважды отвергла его, первый раз, когда обнаружила его двуличность, и затем, когда он помешал ее возвращению в Англию. Пусть так, но еще не все потеряно. Сегодня он сам убедится в том, нужен ли он еще ей. Один взгляд на нее — и он будет знать правду.
Он уже приготовился к побегу. Его слуга Ролло ждет поблизости со свежими лошадьми, на которых они через горы направятся вниз к фиорду. Там они сядут на корабль с небольшой командой и умчатся прочь, туда, где их не достанут цепкие лапы Хаакона и Магнуса.
Легко просматриваемый Трондбергенский фиорд для них закрыт, но вот прилегающая к нему бухта не охраняется, и они с Бретаной смогут ускользнуть незамеченными и быстро миновать его. А как только они оторвутся от побережья, их судьба окажется всецело в их руках. И неважно, куда они пойдут, главное — быть вместе.
А на другом конце города Бретана тоже думала о побеге, но отгоняла эти мысли прочь, напоминая себе о том, что выхода у нее нет.
Бригитта и Бронвин навели последний глянец на ее прическу и свадебный наряд, и Бретана подумала об ожидавшем ее Хааконе. Она представила, как его руки ласкают ее тело, и невольно вздрогнула.
— Госпожа?
— Нет, ничего, — ответила она и добавила:
— Холодно что-то.
«Я научусь выносить его», — пообещала она себе.
Успех ее намерения скрыть свою беременность и, вероятно, спасти этим себя и ребенка полностью зависел от того, как быстро она окажется с Хааконом в постели и насколько часто это будет происходить, чтобы заставить его поверить в то, что это его ребенок. Кроме того, надо убедить его в том, что ее чувствами владеет только он. Бретана не сомневалась, что если Хаакон заподозрит в ней хоть какие-то симпатии к Торгуну, то сделает все от него зависящее, чтобы навредить брату.
Прошло уже столько времени с тех пор, как Торгуй предложил ей свой план спасения, и это было в последнюю встречу, как она видела его. Это молчание могло означать только одно — он ее покинул, но даже сознание того, что он больше не хочет ее, никак не повлияло на ее чувства к нему.
Сколь ни горько было это признание, но Бретана по-прежнему любила Торгуна. Сейчас она охотно согласилась бы на побег с ним, но он ведь не повторил своего предложения.
— Ты хоть и не радостная, но по крайней мере прекрасная невеста.
Бронвин вздохнула и так расчувствовалась, что глаза ее наполнились слезами. Бретана взглянула на поставленное перед ней зеркало и сама удивилась волшебному превращению, которое осуществили умелые руки Бригитты. Искусная портниха сделала все, чтобы Бретана наиболее удобно чувствовала себя в этом платье, и получившаяся в результате этого комбинация скандинавского и саксонского стилей оказалась как нельзя более удачной во всех отношениях.
Белоснежное платье из шелковой парчи, изящная линия лифа, низкий вырез на шее и стянутая талия — все это создавало такой эффект красоты, от которого просто дух захватывало. Пояс, сшитый из того же материала, что и платье, и вдобавок украшенный сверкающим хрусталем, выразительно подчеркивал линию ее изящных бедер. Спереди пояс был завязан узлом и отделан множеством таких же каменьев, которые каскадом низвергались по платью.
Ворот, рукава и подол платья были оторочены мягчайшим мехом горностая. На шее невесты, в изысканном обрамлении меха, висело тяжелое ожерелье из множества искусно изготовленных серебряных треугольников, на каждом из которых изображены переплетенные тела мифических животных.
Спереди белокурые волосы Бретаны были скручены на голове и скреплены филигранным серебряным гребнем, а остальные свободно ниспадали по спине из-под обрамляющего ее чело серебряного хлао, также украшенного гранеными кристаллами.
— Ну прямо ангельское видение, дитя, — с обожанием произнесла Бронвин.
— Сегодня вечером я не вижу небес, — мрачно ответила Бретана, которую заботила не столько ее внешность, сколько то, что ее ожидает впереди.
Услышав в ее голосе отчаяние, Бронвин протянула к ней руки, привлекла к себе и крепко сжала в объятиях, стараясь успокоить свою питомицу.
— Все будет не так уж плохо, — ободряюще прошептала она, хотя хорошо знала, что это совсем не так.
— Да, я знаю, — ответила Бретана, стараясь подбодрить и себя, и Бронвин.
Такое же настроение она силилась поддерживать в себе на всем протяжении короткого пути до дома Хаакона, куда она направлялась в сопровождении Магнуса и целой свиты сопровождающих. Она изо всех сил старалась отгонять мысли о том, что ожидает ее впереди. Этот брак Бретана воспринимала как судьбу, поджидающую ее в конце длинного, темного подземелья.
Пиршественный зал Хаакона был заполнен толпой, состоявшей из городских жителей: мужчин, женщин, детей, причем каждая семья усаживалась в соответствии со своим общественным положением. Помещение было окутано дымом от масляных светильников, которые вместе с ярким пламенем большого очага в центре зала освещали самодельную арену. Когда на нее упали лучи света, проникавшего через трубу на крыше, Бретана обратила внимание на возвышающийся помост, на котором сначала состоится церемония ее удочерения, а затем и свадьбы.
Приближаясь к огромному залу, она услышала звуки трубы и арфы, которые наполняли вечерний воздух. Когда же она вступила в помещение, наступила внезапная тишина. Бретана, которая в этот момент пыталась как-то приспособиться к непривычному для нее окружению, наконец поняла, что временное прекращение веселья вызвано ее появлением.
— Ярл Магнус!
Этот громогласный призыв раздался с дальнего конца залы. Бретана повернула голову в том направлении и увидела Хаакона, который поднимался со своего огромного деревянного трона, расположенного теперь на противоположной стороне возвышающейся платформы.
— Приветствуем тебя и твою дочь по поводу этого самого радостного события. Можно начинать?
— Да.
Голос Магнуса был преисполнен твердой решимости. Он взял Бретану за руку и пропустил вперед. Ей ничего не оставалось, как только подойти к возвышению.
Хаакон, несмотря на весь свой злокозненный нрав, очень постарался, чтобы выглядеть на этот раз как можно лучше. На нем был камзол из блестящей шелковой парчи, украшенный фигурами летающих чудовищ с переплетенными лапами, похожими на человеческие ноги. По контрасту с открытым нарядом Бретаны одежда Хаакона завершалась высоким воротником, который был застегнут на горле огромной серебряной брошью, инкрустированной множеством гранатов. С плеч ниспадал просторный красный плащ, края которого, как и в одежде Бретаны, были оторочены мехом горностая.
Из-под плаща виднелись ножны с мечом, который, как подозревала Бретана, выполняли больше декоративную, чем практическую функцию. Тем не менее вид оружия не мог не вызвать в ней еще большего ужаса.
— Леди…
Хаакон во все глаза уставился на невиданное прекрасное зрелище перед ним. Бретана почти окаменела — столько ничем не скрываемого вожделения было в его взгляде.
— Бретана, — быстро договорил Магнус, надеясь, что, услышав свое имя, дочь пройдет вперед. Бретана медленно взяла протянутую ей руку Хаакона и осторожно ступила на устланное коврами возвышение. Когда она стала рядом с ним, он взял ее за локоть и повернул лицом к зале. Она увидела перед собой множество людей, которые все как-то необычно смотрели на нее. Чувствовала она себя очень странно, как будто весь этот бред ей только снится.
— Ярл Магнус намерен официально удочерить своего ребенка, — начал Хаакон, внезапно отвлекая ее внимание от созерцания толпы. — В качестве конунга Трондбергена я объявляю, что он имеет на это право. Ярл Магнус, у тебя есть эль из трех мер?