Пруденс лишь вздохнула.
— Мне пора, — твердо сказал он.
Она кивнула и убрала руки. Пронаблюдала, как он вошел в замок, и последовала за ним, но уже не догнала ни в зале, ни на лестнице. Через пятнадцать минут, сидя у себя в комнате, услышала, как «порше» выехал из ворот.
9
В последующие четыре дня Пруденс и Хейли стали друзьями. Это случилось, когда она предложила убрать из романа четырнадцатую главу.
— Эта глава абсолютно не нужна, — заявила секретарша во время завтрака, состоящего из лепешек и овечьего сыра.
Он исподлобья посмотрел на нее:
— Не нужна, говорите?
Пруденс уверенно кивнула:
— Там ничего не происходит. Глава не вносит никакой новизны. Конечно, она отлично написана, спору нет, но середина романа и так несколько растянута, так что нет серьёзной причины ее оставлять. — Сделав паузу, она намазала лепешку джемом. Овечий сыр ей не нравился. — Извините, вероятно, я не должна раскрывать рта, я всего лишь секретарша, а вы лауреат премии. К тому же уверена, у вас есть редакторы, которые и должны заниматься такой работой.
Хейли усмехнулся:
— Но все-таки вы считаете, что четырнадцатая глава не нужна?
Пруденс кивнула и после некоторого раздумья улыбнулась.
Хейли поднялся, велел секретарше отдыхать, а сам отправился работать. Она поднялась к себе и стала думать, что теперь уж он точно ее уволит, не дав возможности открыть правду.
Была пятница. Дождь поливал с тех пор, как Колин уехал в Эдинбург. Пруденс раскрыла книгу, но обнаружила, что не может читать. Тогда усевшись у окна, стала смотреть на черные руины аббатства. От дождя даже вода в озере казалась уныло серой.
И тут она заметила Хейли Монтгомери, одиноко стоящего на скалах около развалин. Он уже весь промок. Сколько лет он вот так же стоит? О чем при этом думает? И что вообще заставило этого человека покинуть мир, подвергнуть себя добровольному заточению на затерянном острове? Пруденс вздохнула. Ах, какую замечательную статью можно написать для журнала! С нее могла бы начаться ее блестящая карьера.
За ленчем Хейли выглядел свежим и бодрым.
— Я решил переработать некоторые главы, — сообщил он. — Надеюсь, к понедельнику они будут готовы для печатания.
Не зная, что ответить, Пруденс кивнула.
— Четырнадцатую я исключу, а может, и больше.
— О-о, я не…
— Хотел бы я знать, Пруденс Эдвардс, — перебил он, — почему вы работаете на меня, вместо того чтобы самой прокладывать себе дорогу в литературном мире? У вас несомненный талант… Ведь это уже не первый толковый совет, который вы мне даете… — Хейли подцепил вилкой кусок баранины и продолжил: — Я видел ваш послужной листок, который вы составили для моего сына, нанимаясь на работу, готов биться об заклад, что половину вы выдумали.
— Не может быть! — улыбнулась Пруденс.
— Похоже-похоже! Интересно было бы узнать, кто вы на самом деле. Если бы раньше вы работали секретаршей у издателя, я бы мог понять, что вы делаете здесь, но у адвоката?! Вы ведь не похожи на простую секретаршу, это я говорю вовсе не из желания оскорбить всех секретарей. Можете что-нибудь объяснить?
Пруденс беспокойно заерзала на стуле и съела немного цветной капусты, чтобы потянуть время. Она уговаривала себя, что сейчас наступил тот самый момент, когда следует раскрыть карты.
— Работу в издательстве найти очень трудно. — Ложь каким-то образом исторгалась из нее. — И получилось так, что мой диплом оказался ненужным. А в свободное время я решила походить на курсы литературы. Поскольку для этого требовались деньги, ухватилась за первую попавшуюся работу. Этого мне вполне хватало на то, чтобы оплачивать квартиру и обеспечивать более или менее достойную жизнь.
— И при первой же возможности вы бросили эту работу? — угадал Хейли.
Пруденс улыбнулась:
— Всегда ищешь приключений на свою голову.
Хейли сощурился, и она вспомнила, как Колин намекнул ей, что отец не принимает легковесных замечаний. Но он отпил воды и уточнил:
— И вы считаете, что это приключение?
— Я никогда не бывала в Шотландии, не работала с настоящим писателем, — пояснила девушка и поморщилась от своего неуверенного голоса.
Хейли с отсутствующим видом кивнул. Ленч они закончили в тишине.
Эдмонды отправились к себе, оставив писателя и секретаря в одиночестве. Хейли работал вечером. Пруденс собиралась уже было сделать себе сандвич, как Монтгомери тоже появился на кухне и выразил желание попить чайку.
Они устроились перед камином в большом зале. Хейли молчал и казался рассеянным. Пруденс опять думала о том, как лучше ему рассказать об ее обмане, но в конце концов не решилась испортить еще неокрепшие дружеские отношения.
— Мне кажется, вы скучаете по моему сыну, — внезапно сказал Хейли.
Удивленная, Пруденс переспросила:
— Что?
— По Колину, — уточнил он, будто у него был и другой сын. — Мне показалось, между вами роман.
Пруденс почувствовала, как кровь стала приливать к лицу, беспокойно затеребила платье и еле слышно пролепетала:
— Я бы не стала называть это романом…
Хейли потягивал чай, ожидая, что она скажет дальше.
— Мы… он… — Пруденс замолчала, залпом выпила чай и только тогда выдавила из себя: — Такое случается между секретаршами и начальниками, я знаю, но со мной никогда не было…
Хейли пожевал губами и почесал бороду.
— Понятно, — произнес задумчиво. — Вы думаете, что мой сын просто пользуется положением, опираясь на свое, так сказать, руководящее место? Хотите, я с ним поговорю?
— Нет!
Он весело ухмыльнулся:
— Значит, вы все же надеетесь, что его интерес может быть искренним?
— Нет-нет! — опять запротестовала она, покачивая головой. — Мне кажется, все прояснится, когда он вернется. Пожалуйста, ничего не говорите ему! Он не задевал моих чувств или чего-то такого…
— Я не стану вмешиваться, — пообещал Хейли и поднял руку, как бы успокаивая.
Больше об этом они не говорили, Монтгомери завел речь о местах, которые Пруденс стоило бы посмотреть. Это звучало так, будто он предполагал, что она надолго останется в Шотландии.
— А вы не думаете покинуть замок? — поинтересовалась она.
— Все может быть! — уклончиво ответил писатель, поглаживая кота и внимательно поглядывая на нее. — Не очень-то часто я выбирался отсюда. Сто лет не был в Нью-Йорке, а ведь я там жил, знаете ли. Там же встретил Джоан. Надеюсь, это неудачное замужество не сделало ее несчастной?
Пруденс не сразу поняла, что этот вопрос он задал ей.
— Нет-нет, я так не думаю. Конечно, я знаю ее не очень хорошо, но некоторые из моих сокурсниц знакомы с ней ближе, они говорят, что она довольна жизнью.
— Хорошо, — сказал Хейли. — Джоан тоже так говорит, но верится больше, если слышишь об этом от посторонних.
Пруденс удивилась:
— Значит, вы с ней видитесь?
— Время от времени. Мы остались друзьями. — Он поднялся с чашкой в руках, оставив кота на подушке. — Простите, меня ждет работа. Доброй ночи! И вот еще что, Пруденс. — Хейли вздохнул, потом улыбнулся. — Если вы влюбились в моего сына, что ж, желаю вам счастья.
Пруденс могла только улыбнуться в ответ.
Вернувшийся в субботу Колин повел себя странно: словно забыл, что он работодатель, а Пруденс — нанятая им работница.
Ворвавшись в замок, он поднял ее на руки и закружил, целуя в губы.
— Готовы взобраться на гору?
Весь день светило солнце, словно специально готовилось к этому моменту. И вот он наступил — Пруденс была счастлива.
— Думаю, да. Не помешает подышать свежим воздухом.
— Ну, вот и отлично! — сказал он, выпуская ее из объятий. — Пойду попрошу, чтобы Мэри собрала провиант. Скоро из Эдинбурга приедет вся компания. — И ухмыльнулся через плечо. — Кстати, включая вашего приятеля Чарльза Мартинса.
— А ваша Моника Дежардин тоже приедет?
Колин широко улыбнулся.
— Я скучал без вас, Пруденс Эдвардс.
Он ушел на кухню, а она облегченно рассмеялась, потому что только сейчас поняла, как сильно по нему тосковала. Но теперь это не имело значения!
Вскоре приехали гости. А еще через некоторое время все они — Джульета, Моника, Чарльз и Генри — собрались перед замком, подобающе одетые для восхождения на вершину — горные ботинки и плотные брюки. Пруденс тоже надела кожаные ботинки — единственное, что было у неё подходящее для такого случая. Джон Эдмон вынес большую корзину с едой, вручил Генри, и все двинулись в путь.
— А где же Колин? — удивилась Пруденс.
— Он доберется сам, — ответила Джульета. — Просил его не ждать.
Джульета шла впереди, чуть позади Генри, затем Моника, Пруденс и Чарльз.
— Как прошла первая трудовая неделя? — поинтересовался он у секретарши писателя Монтгомери-старшего.
Пруденс улыбнулась:
— Откровенно говоря, прекрасно.
— Старина Хейли не показался вам людоедом?
— Совсем нет, — засмеялась она… — По крайней мере, пока.
— Наверное, вам тут скучновато после Нью-Йорка? — предположил Чарльз. — В выходные вам следовало бы приезжать в Эдинбург. Это ведь не так далеко. Я хотел бы пригласить вас на обед.
Пруденс поблагодарила за приглашение, сказав, что принимает его с радостью, а когда они стали подниматься по тропинке вдоль вересковых лугов, поинтересовалась, как проходил фестиваль.
— На этой неделе выступает мой оркестр, — ответил Чарльз. — Моника и Генри показывали свои номера в четверг, произвели настоящий фурор. По-моему, вся труппа Сен-Симона пользуется успехом, хотя что может дирижер понимать в искусстве танца?
— Ну уж, наверное, больше, чем секретарша! — пококетничала Пруденс, сожалея, что не видела всего этого.
Чарльз бросил на нее удивленный взгляд, а когда они стали взбираться на большую скалу, взял за руку и неожиданно посоветовал:
— Никогда не принижайте себя, Пруденс. Вы не заслуживаете этого.
— Спасибо, — произнесла она, довольная произведенным эффектом. Все-таки ей удается справиться со своей ролью.