— Подойдем ближе, увидим точнее.
Прошла минута, вторая. Огни выросли, приняли форму треугольника.
— А вон и четвертый посредине! — крикнул Дмитриев. — Выходит, наш аэродром-то?
— А вон и пятый показался! — крикнул Останин. — Наш! Добрались, наконец-то!
— А вон шестой и седьмой! — показал рукой второй пилот.
— Ракеты!
Вениамин с удовольствием стрелял в форточку, наблюдая, как тугие яркие комочки летят в темноту и там вспыхивают разноцветными диковинными бутонами.
Внизу в дрожащем свете ракет отчетливо было видно ровное поле. Впереди светового ромба километрах в пяти-шести по окружности ярко-желтые вспышки разрывов, бесчисленные пульсирующие огоньки выстрелов.
— И здесь бой! — вздохнул Останин. — Не иначе придется вывозить раненых.
— А может, и штаб? Сражаются-то в окружении.
— Все может! Выпустить шасси! Идем на посадку!
Самолет, точно слепой, боязливо приближался к земле. Но вот вспыхнули фары, мощные лучи рассекли мрак, уперлись овальными пятнами в мчавшуюся внизу землю. Они, точно руки, ощупывали ее, высвечивая все бугорки и ямки, выискивая опасности, могущие помешать посадке.
Останин низковато подвел самолет к посадочной полосе, и он, мягко коснувшись ее колесами, понесся по полю в темноту.
Вениамин взглянул на часы.
— Все! Сели! Восемь часов были в воздухе!
— Всем приготовиться к бою! Стрелки к пулеметам! — приказал Останин. — Двигатели не выключаю! Штурман! Открыть двери, но не выходить из самолета! Обменяться паролем. Если встречающие враги — стрелять без команды! И сразу взлетаем!
Командир, затормозив самолет, развернул его обратно, включил фары, подрулил к старту.
У самого «ромба» в свете фар оказались два бородатых человека. В куртках, в брюках навыпуск, в ботинках, с автоматами на груди, они махали руками над головой.
Останин притормозил, Дмитриев бросился в хвост, открыл дверь. Набрав воздуха, что есть силы закричал:
— Сверим время! В Москве полночь!
Из темноты послышался смех, гортанная речь. Ничего не поняв, Вениамин снова закричал:
— Сверим время! В Москве полночь!
— А у нас без пяти два! — раздалось рядом.
— Свои, командир! Свои! — закричал в кабину Вениамин и, оттолкнувшись, спрыгнул. Из-под крыла появился человек.
— Добре дошли, другари! — сказал со смешком.
— Добре! Добре! — весело отозвался Дмитриев.
…В Югославии пробыли около недели. Помогали партизанам днем и ночью. А когда пришло время прощаться, товарищ Святослав, неплохо говоривший по-русски, напутствовал:
— До́роги други! Ви при́шли на́ помощь в критическу для́ нас минуту. Рискуя жизнью, под огнем фашистов летали круглосуточно, спа́сая бойцов и командиров. Ви́ спа́сли наш главный штаб, нашего во́ждя, свершили подвиг и наш на́род никогда его не забудет. Ви́ достойны высчих почестей и наград, но у нас пока их нет, но скоро будут. И как только ми изгоним врага, ми пригласим вас к себе на торжества. Прилитайте к нам после войны! Прилитайте в день Победы!..
Домой вылетели ночью. Тихо прошли над Югославией, Венгрией, Румынией, Украиной, и когда были уже далеко за линией фронта, случилось страшное…
В мглистом небе пылало солнце. Но еще жарче берестяными факелами дымно и чадно горели двигатели. Самолет летел по-кукушечьи: то опускаясь вниз по дуге, то поднимаясь. Высоко над ним за пушистой белой тучкой с нудным завыванием кружила пара «мессершмиттов». Точно волки, смертельно ранив жертву, они наблюдали за ее агонией. Но вот самолет выровнялся и по наклонной пошел к земле. В фюзеляже открылась дверь, обнажив темный провал, из которого посыпались черные горошины.
…Секунда, …вторая… и над комочками один за другим белыми облачками вспыхнули парашюты.
Ощутив толчок, Вениамин открыл глаза. «Динамический удар!» Запрокинув голову, оглядел упругий, ребристый купол над собой. «Все в порядке!» — обрадовался. Где товарищи?.. Слева чуть ниже увидел лесенку парашютов. Почему только три?.. А где пятый?..
Всмотрелся — на фоне желтого прямоугольника поля серый комочек, пулей несшийся вниз. Что же он тянет?.. Раскрывай парашют! Ведь разобьешься! Скорей дергай!
Но парашютист падал камнем.
Да что же это он?.. Решил уйти от «мессеров»? Так их не видно… Парашют заело?.. Ранен?.. Кто же это?.. Олег? Роман? Юрка?
— Дергай кольцо! — не выдержав, во все горло заорал Дмитриев. — Кольцо-о!..
Но было уже поздно. Серый комочек врезался в землю, отскочил от нее (видимо попал на каменистый грунт) и, ударившись вторично, прилип к ней.
Вениамин на миг закрыл глаза. Где же пятый? Командир? Останин? Отыскал глазами самолет. Тот, дымя моторами, снижался.
— Прыгай скорей, Петр Петрович! — не помня себя, закричал Вениамин, словно командир мог услышать. И тут случилось удивительное. От самолета отделилась черная капля. Пролетев немного, вспухла одуванчиком, закачалась под куполом.
— Молодец, командир!
Вениамин поудобней уселся в подвесной, так, чтобы не резали ножные обхваты. Оглядел еще раз купол, медленно вращавшийся над ним. Вот так прилетели?! За границей не сбили, над вражеской территорией не сбили, а дома!.. Хорошо еще, что приземлимся удачно, на пшеничном поле, а не в том лесу или озере, что правее…
Зловещее завывание, донесшееся сверху, прогнало мысли. Вениамин напрягся, сжался в комок. Прямо над ним мелькнули желтобрюхие самолеты с черно-белыми могильными крестами. В лицо ударила упругая струя, запахло тошнотворно-дурманящим выхлопным газом. Парашют понесло. Вениамина резко качнуло в сторону, приподняло вверх, как на качелях.
Куда они?.. Почему не расстреляли?.. Может, наших увидели где?
Оглядел небо. Никого.
Зачем снижаются?.. А-а, уходят на наше счастье!.. Уходят!
Вздохнул полной грудью, но радость была преждевременной. Развернувшись, будто связанные веревкой, «мессеры» крыло в крыло неслись снова к парашютистам.
Вениамин побледнел. Вот он конец! Сейчас расстреляют!
— А-а! — дико заорал он. — Ребята! «Мессеры» атакуют! Приготовьтесь! — И сам угрем закрутился в подвесной…
До спасительной земли далеко… Ох, как далеко! Тысячи три, четыре не меньше. На небе ни облачка. Затяжным! Затяжным надо было прыгать! Но кто знал тогда?..
«Мессершмитты» все ближе и ближе. Закрыли горизонт, все небо. Уже отчетливо различимы блестящие диски вращающихся винтов. Сейчас замигают огоньки пулеметов и… изрешетят в упор.
— А-а! Я не хочу!
Вениамин с удесятеренной силой потянул на себя левую лямку. Сдирая кожу с ладоней, не чувствуя обжигающей боли, он упорно лез по стропам к куполу. Скорей! Скорей! Словно тонкий шелк мог защитить от пуль, как броня. Погасить! Погасить! Вмиг достигну земли!..
С оглушительным ревом, обдав сильнейшим ветром и запахами отработанного бензина, чуть ниже пронеслись веретенообразные «мессеры».
Вениамина оторвало от строп, натянутых, как струны, бросило в сторону.
— Прощайте, друзья! — откуда-то донеслось.
Очухавшись, он обнаружил только два парашюта под собой… Где остальные?.. А это что?.. Недалеко от парашютов какие-то полотнища. Смятыми простынями, зигзагообразно покачиваясь, точно падающие листья, они плавно скользили вниз.
Вениамин похолодел. Звери!.. Так вот почему не расстреляли!.. Сначала у самых нижних. У командира и, наверное, у Юрки…
Он вспомнил рассказы ветеранов, не раз встречавшихся с истребителями врага. Сбив самолет, те убивали выбросившихся на парашютах советских летчиков изуверским способом. Плоскостями, словно бритвой, перерезали стропы над головой…
Вениамин огляделся. На горизонте фашистские самолеты разворачивались для нового захода.
— Ребята! — охрипшим голосом закричал он. — Тяните стропы! Гасите парашюты! «Мессеры» снова идут!
И сам, как по канату, подтягиваясь рывками, полез по стропам вверх. Гул приближался. Кто очередная жертва?..
Рев сводит с ума, колет тело. Ну! Еще усилие и купол рядом. Кажется, ревущий водопад обрушится сейчас. Мелькают парашюты, извивающиеся фигурки. Темно-зеленый фюзеляж. Фонарь кабины.
Ему даже показалось, что он заметил в какую-то долю секунды улыбающееся лицо летчика, наслаждающегося убийством…
— Р-р-рах! — и все исчезает.
Раскаленный шквал со свистом и воем обрушивается на него. Крутит, переворачивает через голову. Стропы выскальзывают из рук. Купол, как зверь, прыгает куда-то вбок. Острая боль обжигает ладони, словно бритвой чиркнули по ним. Земля, ноги, небо, парашют — все сливается в крутящийся шар. Мягкий толчок возвращает к действительности.
Вениамин маятником раскачивается на парашюте. Неподалеку медузами плывут, колыхаясь, купола с обрубленными свисающими щупальцами-стропами…
Внезапно наступившая тишина, едва нарушаемая далеким рокотом, оглушает не меньше, чем только что пронесшийся ураган. От пережитого страха и физического перенапряжения дрожь колотит тело. Стучат зубы, трясутся руки.
Над головой все тот же раскачивающийся купол… Почему-то две стропы пятнистые?.. Все те же «мессершмитты» на горизонте. Уже разворачиваются. Все так же далека и недосягаема земля…
Один в поднебесье. Друзья погибли. Вон в разных местах застыли на земле. Теперь очередь за ним. Он переживет их всего на какие-то секунды. Рядом с ними и для него найдется место…
Истребители разошлись. Один набирал высоту, другой мчался назад. Все!.. Нет, не все!.. Бороться, так до конца!
Он схватился за стропы и попытался подтянуть их. Невыносимая боль, словно ударом тока, отбросила руки. Что такое? Поглядел на ладони. Куски живого мяса висят лохмотьями. Струится кровь по запястьям к локтям. Пятнит обшлага комбинезона.
Истребитель растет, увеличивается в объеме, а гасить купол сил нет. Неужели конец?.. Нет, не убьешь меня, гад! Лучше я сам… Пистолет же есть!
Вытащил его из кобуры, приставил дуло к виску. Сталь спускового крючка холодила палец. Еще мгновение — раздастся выстрел. Но тут его охватила злость: фашист хочет, чтобы я с перепугу покончил сам с собой, да еще надругается над трупом. Ну, погоди же, гад! Вначале я тебя попугаю. Он сунул пистолет в карман. А если раскачиваться как можно сильней?.. Самолет может проскочить и не задеть строп?.. Это же спасение!..