Итак, решено! Вначале до 30—40 лет летаю в Арктике-Антарктике, потом до конца испытателем!.. Об академии, конечно, не забыл, иначе не пошел бы в армию.
Так что не очень хвались своей автопрофессией».
Юрку Киселева — Кисельмана — друга Валерки Чертищева перевели из 21-го желтовского отделения для пользы службы в 24-е.
Он оказался моим соседом — спим головами рядом — койки состыкованы изголовьями.
Утром и вечером присматриваемся по-соседски два разнополярных человека. Он мне интересен, я — по-видимому, ему. Никаких нарушений и грубостей с Юркиной стороны пока не наблюдается. Такой же курсант, как и все. Твердо, не ерепенясь, выполняет распорядок дня.
Я — на его глазах тоже веду себя, как все, ни перед кем не расшаркиваюсь, не подхалимничаю, не «выпячиваюсь» отличником. Во всяком случае такой должен сделать вывод…
И за что Юрке навесили ярлык нарушителя?.. Что-то было в прошлом. Не зря же разъединили с неразлучным Валеркой Чертищевым. Ну да будущее покажет, что он за человек и чего стоит…
Вот и опять перемены в отделении!
Гущина с «комотдов» сняли и наконец-то назначили Потеева. Да, не прошла бесследно Гущину стычка с Востриком, за что последний отсидел трое суток на гауптвахте. Все справедливо. Что это за отделенный, на которого зверем кидаются подчиненные вместо того, чтобы защищать грудью?.. И что это за подчиненный, готовый убить командира?
Геннадий Потеев дорвался до власти, когда уже и расхотел ее. Всегда ведь так: хочешь — не дают, не хочешь — навяливают. Нелегко командовать 25-ю курсантами. Один Вострик что стоит?! Потеев с опаской поглядывает на него. Неизвестно, сам ли додумался или старшие подсказали, или кто со стороны, но Геннадий командует совсем не так, как Магонин и Гущин. Извлек опыт!
На самоподготовке заткнет уши и сидит долбит материал, не обращая внимания на разговоры. Иногда, правда, крикнет на весь класс:
— Да тише вы, хайлопаны! Себе же мешаете!
Конечно, он требует дисциплину и порядок, но раза в три меньше предшественников. Кто прав — время покажет. Во всяком случае исчезла атмосфера нервозности, криков, бесконечных придирок и нравоучений. Сама жизнь доказала — апрыкинский метод командования порочен. Не укрепляет — расхлябывает дисциплину, делая из людей волков, а не друзей, как должно быть.
Я обеими руками «за!» спокойную деловую обстановку. Нарушил дисциплину — получай взыскание. Добросовестно, успешно служишь — получай поощрение. Хорошо бы еще командир с комсоргом работали в тесном контакте. Все виноваты: и командование, и бюро, что не умеем взаимодействовать. Отсюда и провалы в работе, и разные ЧП…
Дневник — моя тайна. Он у меня не простой, а политический. (Хотя и разжижен эпизодами — подвигами летчиков АДД).
Интересно ведь записывать мысли, взгляды, оценки событий, рецепты решения «горячих» проблем и даже «теории». Намечать перспективы развития событий. Потом через 15—20 лет будет жутко интересно прочитать эти записи и сравнить собственные прогнозы с жизнью, с действительностью. Но больше всего я люблю делать международные обзоры, как и мой отец, приучивший меня к политике и дневнику.
Отец у меня был умный, и я горжусь им, как и дедушкой Петром Ивановичем и дядей Володей.
Люблю читать его записи. Сколько интересных прозорливых мыслей. Вот хотя бы за 1947 год, когда он был моего возраста и тоже курсант.
«Безусловно, СССР пал бы, если бы капиталистические страны всего лишь одной Европы во главе с Германией, Англией и Францией объединились и со всех сторон напали бы на нас. Но Гитлер переоценил себя, а когда одумался, было уже поздно…
Подготовка к новому походу на СССР обязана привести к созданию единого фронта капстран во главе с США. К созданию в Западной Германии единого государства — трехзонии. Над чем сейчас во всю работают господа Бевин, Бирнс и другие…»
«Если бы крестьянство знало, что вместо земли получит… колхозы, то никогда бы не поддержало Октябрь…»
Поражаюсь отцу… и как только не боялся?! Нашли бы дневник — сгноили бы в лагере!..
«Пока что у нас от клеветы нет защиты, а от клеветы начальника тем более!»
Я тоже стараюсь не плюхнуться в лужу. Думаю, что мои записи не хуже. Они перекликаются с отцовскими и, пожалуй, вытекают из них.
В любой стране при любом строе всегда были, есть и будут бездельники — «бедняки» (такими родила природа), которые умели и умеют лишь разрушать, а не созидать. Готовые поддержать любую даже вредную перемену по двум, главным для них, причинам. Во-первых, им-то терять нечего. Во-вторых, а может, что-то им и обломится. «С чужого стола хоть кроха, да своя!». Поэтому они всегда были за революцию, коллектив, в котором кто-то бы трудился, а они бы только ели, потребляли…
Союз завистников, клеветников, бездельников и подлого политикана, давшего сигнал к беззаконию, насилию и уничтожению ни в чем не повинных талантливых тружеников-земледельцев — вот движущие силы коллективизации, которая в 1933 году привела к всеобщему голоду в стране и коллективным смертям миллионов…
Брежнев, ведя страну по сталинскому пути, только смягченному, без массовых репрессий, завел ее в застойную трясину, породив еще небывалую коррупцию и обман, где страна рано или поздно должна была погибнуть от общего (экономического, политического, социального) кризиса. Выход и спасение один — перестройка. И чем быстрей, тем лучше для народа и всего мира. Возникло противоречие между потребностями людей и экономикой, не желающей обслуживать их, не подчиненной им. И оно все больше углублялось.
Экономика подмяла человека благодаря бюрократическому аппарату, превратила в своего раба, и творила произвол в своем развитии. Отсюда и дефицит во всех товарах, ведущий к кризису, но противоположному капиталистическому.
«Избиение советского крестьянства под фальшивым лозунгом раскулачивания было генеральной репетицией массовых избиений-убийств 1937—1940 годов. Трагедия крестьянства в том, что никто: ни рабочий класс, ни интеллигенция, ни партия не пришли ему на помощь. Наоборот, помогали его избивать под лозунгами проведения революции в деревне, чем укрепляли уверенность вождя в его абсолютной безнаказанности при проведении любых преступлений в будущем. Натравили его сами на себя, подготовили репрессии 30—40—50 годов. Ни партия, ни интеллигенция, ни рабочий класс, ни весь народ не оказались на высоте. Позволили делать с собой все, что хотел вождь: унижать, оскорблять, издеваться, уничтожать!.. Не могли обуздать всего-то-навсего одного человечка!..»
Сталин своими репрессиями в 37 убедил Гитлера напасть на СССР, поставил страну на край гибели. Из-за этого пришлось заплатить за Победу десятки миллионов жизней.
Счастье России (Союза) в том, что имела такого выдающегося полководца, как Г. К. Жуков. Он — спаситель страны, победитель Гитлера, выигравший войну, был той палочкой-выручалочкой, которой всегда пользовался Сталин, спасая в первую очередь лично себя, исправляя свои ошибки и присваивая чужие победы. За что люто ненавидел своего заместителя…
«Многовековая трагедия нашего народа в том, что «слуги» его, стремящиеся к власти и достигнувшие ее (исключая единиц), никогда не хотели в действительности служить ему, а стремились пожить в свое удовольствие за счет его. Не случайна поговорка: «Власть любит жить всласть».
«Обидно то, что когда разумные страны двигались вперед, наша страна под «мудрым руководством вождей», подобно огромной черепахе, топталась на месте. Даже бывшие колонии: Таиланд, Кувейт, ОАЭ, Сингапур, Южная Корея за 15—20 лет без передовой теории, а руководствуясь лишь своим разумом, бурно развились и вошли в десятку самых передовых и богатых стран мира. А мы за 40 лет спокоя дотоптались до кризиса…»
В роте опять «бой». Поцапались Казанцев, Шамков и Ромаровский… Нет, не физически — словесно. Но шуму-у — под самый потолок! И добро бы по делу… из-за пустяка. Не поделили Сталина с Троцким. Вернее, их посты. Чтоб им обоим в гробах перевернуться!..
«Суворовец» оказался ярым сталинистом. Ромаровский — троцкистом. А Митяй — нигилистом.
Почти не слушая друг друга, размахивая руками, наскакивая, брызгая слюной — каждый доказывал свое.
На помощь Ромаровскому из разных углов казармы прибежали Миша и Гриша — руководители ротной рок-группы, Изя и Лева — редакторы боевых листков, Юдик и Наум — редакторы ротной стенгазеты. Но Герке «уй-уй-ую» этого казалось мало. Заламывая руки, он все время горестно стонал:
— Игорь! Да скажи ты им, наконец, безмозглым, упрямым баранам! Что только Троцкий после Ленина должен был быть лидером-генсеком! Тогда бы и в стране был порядок и Гитлера легко разбили!
Но Игорь, извинительно улыбаясь, лишь отнекивался.
К «Суворовцу» на помощь подскочили Ленька Козолупов и Вострик, Павел Магонин и Потеев.
К Шамкову — никто.
За шумом и гамом не заметили, как подошел секретарь партбюро Толстов. Постоял незаметненько у колонны, послушал «хай» и как «ангел-миротворец с улыбочкой спустился с небес».
— А теперь слушай меня!..
И рассказал такое, что даже я, считавший себя спецом по обоим «гениям», вечером в личное время подробно записал все в дневник. Конечно, со своими ЦМ (ценными мыслями) и ГР (глубокими рассуждениями).
«Сталин и Троцкий никогда не были друзьями, а всегда соперниками, врагами, почувствовавшими антипатию друг к другу (перешедшую затем в смертельную ненависть) еще с первой встречи в 1905 году. (Вернее, все это больше относится к Сталину).
Их обоих нельзя было подпускать на пушечный выстрел к управлению страной, да еще в качестве генсека. Но, к величайшему горю, этого не случилось, за что СССР, а точнее русский народ поплатился 70 миллионами жизней.
Избрание Сталина генсеком в 22 году (по предложению Г. Е. Зиновьева, которого он в 37 году, словно бы в благодарность, расстрелял) было непоправимой ошибкой ЦК, Политбюро и лично В. И. Ленина, точнее самой крупной из всей их деятельности, перечеркнувшей победы партии в революции и гражданской войне.