ндра.
Скользнул лучом вниз. Поднял парашют, осветили.
— Целый, Саня! Целый! — обрадовались.
Родионов снял парашют, кинул Ушакову.
— Бери свой, а мне подай мой!
Володя протянул парашют.
— А какой у командира? — придвинулся Коля, освещая фонариком последний парашют.
Володя поднял его.
— И этот цел-целехонек! Повезло командиру!..
— Не то что нам — кунарикам, — хмуро добавил Митя. — Что будем делать? Если придется прыгать?..
Все замолкли. Только сейчас в какой-то мере дошла до сознания каждого опасность положения.
— Может, кинем жребий? — предложил Митя. — Кому повезет, тот и выпрыгнет, спасется…
— А зачем его метать? — возразил Александр. — У меня парашют целый, мне и так повезло! Почему я должен от своего парашюта отказываться и кому-то его отдавать? Ты бы мне отдал, если бы у тебя был целый?..
Митька на секунду смешался, потом с вызовом ответил:
— А может, и отдал!
— Ну уж дудки! Каждый хочет жить и свою шкуру спасти.
— Почему ты так считаешь? — возмутился Володя. — Да, мы тоже жить хотим, но не за счет тебя.
— А за счет кого же? Да будь на моем месте вы — вели бы себя так же, как и я! Пока что своя рубашка ближе к телу, и этого еще никто не опроверг. Вам не повезло, так сразу начали рассуждать о высоких материях. Кстати, на нем все равно втроем не спуститесь. Пока не поздно, лучше связывайте лямки тросами. Подумаешь, в куполе дырок понаделало. Да несколько строп перерезало. Жить захотите, так и на этих прыгнете.
Передние замерзшие окна правого борта зарозовели дрожащим светом. Басовито завыла над головами сирена. Медведев звал к себе. Все бросились в пилотскую кабину…
Володя стоял в проходе за чьей-то спиной, слышал обрывки слов командира:
— Правый… невозможно… к прыжку!
— Есть приготовиться к прыжку!
— Командир! Нельзя прыгать! — закричали одновременно Митя, Коля и Володя.
— Почему нельзя? В чем дело?
— Парашютов нет! Три распороло осколками — два осталось на всех! — перебивая друг друга, торопливо отвечали борттехник и радист.
— Фу, черт! Одно за другим!..
«Гибнем! Гибнем! — стучало в голове Александра. — Спасаться, пока не поздно. Я что, хуже их?.. Внешностью и талантами бог не обидел. Наверняка, всемирно известным поэтом буду. Сколько пользы принесу! Не сравнить же с Митькой-деревенщиной. Весь интеллект в горлышке бутылки!.. Или с Петренко?.. Все равно Королевым не станет. Или с Ушаковым — ребенком! Брат и сестра есть, а у меня никого. Не справедливо же оставлять родителей одинокими?!. Ну нет, все равно выкарабкаюсь. Имею моральное право. Мой же парашют цел, а не их!.. Каждую секунду могут взорваться бензобаки! Скорей!..»
Он двинул к выходу.
— Ты куда? Стой! — выстрелом прозвучала команда.
Кто-то схватил его за руку.
— Не могу стоять, что-то тошнит, — хватаясь за живот, процедил Александр.
— А-а, к ведру захотелось! А там рядом дверь и парашют на тебе! — презрительно кричал Коля. — Нет, стой здесь! Держите его крепче!..
— Всем стоять! — загремел Медведев. — Без команды не прыгать!
«Вот и смерть наша пришла, — подумал Митя. — Вся надежда на командира… Эх, жаль, мало погулял, девок поцеловал, даже не женился. Хотя… сирот не оставлю. И родителей нет — убиваться некому. А Сашка — сволочь, хоть и интеллего. Подумаешь, балбесничал в художественном и музыкальном училищах, так из обоих же вышибли! А строит из себя гения… Ни за что не выпущу. Если что — так вместе».
Облачность внезапно кончилась, словно кто ее обрубил топором. Внизу показалась земля. Темная, пятнистая.
Володя, вглядываясь в нее, отыскивал для посадки площадку. «Жаль маму, Валю, Леню… Да и себя тоже. Да и ничего же не сделал, а так хотелось… И папку не разыскал…»
Желто-синее пламя горящего мотора слепило глаза, мешало наблюдению. Когда Медведев услышал неприятное известие о парашютах — решение принял мгновенно. «Если погибну невелика утрата. Они же мне сыновья. Вдвое моложе. Еще не жили, не любили. А им побеждать, Родину защищать, жизнь строить…»
— Вот что! — сказал Медведев. — Прицепите по карабину к парашютам и прыгайте по двое.
— А вы?..
— Попытаюсь посадить самолет.
— Митя! Скорей! — умоляюще твердил Александр, перецепляя парашют. — Да скорей же! Скорей!..
— Не трясись, стихоплет! Хотел друзей бросить!.. Наверно, линию фронта еще не перелетели…
— Привязывайтесь к нам, Иван Семенович! Выпрыгнем вместе! — предложил Володя.
— Нет! Троих он не выдержит. Да прыгайте скорей! Черт бы вас побрал!
— Отец! Я останусь! Ты прыгай! Я же умею пилотировать!..
— Ты что? Обалдел! Марш из самолета!
— Отец! Прошу! Я не выпрыгну без тебя! Что я скажу матери?!
— Марш из самолета! — с яростью закричал Иван Семенович. — Приказываю — прыгать! Ждете, чтобы я вас выкинул? Прыгайте! Прыгайте! Высота падает!..
— Прощай, отец! — Коля ткнулся лицом в щеку командира.
— Пошел вон! Не хорони раньше времени!
— Прощайте, Иван Семенович! — прошептал Владимир…
Полуобнявшись, грудь в грудь, радист со штурманом шли к двери. Что-то мокрое, теплое почувствовал Владимир на щеке, прижавшись к Коле.
— Не забудьте моих! — долетели слова.
Ухватившись правой рукой за кольцо парашюта, а левой за подвесную систему Петренко, Владимир, как ныряльщик, бросился головой вниз в темноту, холод, увлекая за собой Колю.
Что-то упругое подхватило, закрутило, понесло. Засвистело в ушах.
С силой рванул кольцо Владимир. Вихрь куда-то исчез. Оборвался рокот двигателя… Удар! И сразу тишина, тишина…
Владимир открыл глаза, посмотрел вверх. Там покачивался, закрыв почти все небо, темный купол парашюта.
— Вон он! Вон! — оглушительно кричал прямо в ухо Коля, указывая рукой куда-то вверх и в сторону. — Тянет! Тянет!..
Владимир увидел вдали багровый пульсирующий шар, медленно плывший к горизонту среди звезд, как огромная комета.
— Может, успеет посадить?! Должен посадить! Он же первоклассный летчик! — захлебывался в крике Коля.
Неожиданно шар раздулся, ослепительно вспыхнул, осветил небо и землю, разогнал мрак ночи. Потом сжался и разлетелся на разноцветные осколки, которые падающими звездами исчезали за горизонтом. Но долго еще в той стороне светилось небо…
Я, Павел Засыпкин, пытаясь догнать друга, тоже закончил Шантарское авиаучилище по ускоренной программе, только годом позже Владимира. Ох и злился же я на него, когда неожиданно узнал, что он тайком от меня (да и от всех) ушел в армию. Сожалел и горевал, что даже проводить его не сумел. А то бы, наверняка, поехали вместе… Не получилось. И все из-за моей поездки в то время, в середине марта 42-го, к раненому отцу в госпиталь в Куйбышев.
Когда осенью 43-го я прибыл к Владимиру в полк, тот был уже асом. Легенды ходили про его полеты. И одна другой удивительней. Слава его гремела по всей АДД[14] особенно после полета в Восточную Пруссию. А началась она с первого полета на стратегическую разведку с… «отцом».
10
В начале нового года в полк пригнали пару новейших современных бомбардировщиков. Комполка и его замы первыми освоили и вылетели на них.
Вместе с ними и мне посчастливилось освоить новейший самолет, и даже больше — испытать его в бою…
…Вылетели утром, когда было еще темно. Рассчитывали только над целью застать рассвет. Так больше надежд добраться до нее. Линию фронта прошли «на потолке» самолета за облаками.
Я «бился в поту», без конца определяя по РПК местонахождение, курс и время прибытия. Такова уж штурманская судьба. Знал, что если не выведу машину на цель, то никто этого не сделает и задание не будет выполнено. Я был настолько поглощен расчетами и прокладкой пеленгов на карте, что если бы кто-нибудь крикнул: «Истребители!» — то ответил бы: «Не мешайте работать!».
Из-за облаков вывалились минут за десять до города. Шли, буквально прижимаясь к ним, по нижней кромке; так меньше заметно, да и в случае чего в любую секунду можно нырнуть в них…
Город стоял на окраине большущего лесного массива, тянувшегося с юга на север через весь лист карты.
Я — на коленках в самом носу машины «нюхал землю» — сличал карту с местностью.
Шли над лесом, но ни окраин его, ни города не было видно. Наконец левее показалось чистое поле. Довернули туда. Затем в морозной рассветной мгле проступило черное округлое пятно, похожее на воронье гнездо.
— Впереди цель! — закричал я.
— Вижу, — неторопливо ответил Вадов. — Скроемся пока в облаках, а потом выскочим над узлом.
И потянул штурвал к груди.
— Давай! Засекаю время!
Минуты через три бомбардировщик снова вынырнул из облаков. И точно над железнодорожным узлом.
— Боевой!
— Есть боевой! — Вадов повел самолет, словно по нитке.
Казалось, фашисты не обнаружат самолет, а если и обнаружат, то не успеют сделать ни одного выстрела. Но в тот момент, когда замигала сигнальная лампочка фотоаппарата, когда шли последние секунды строго по прямой, бомбардировщик все же был обстрелян.
— Не спят, сволочи! — выругался Вадов. — Раньше, бывало, не успевали орудия расчехлить…
Вблизи вспух грязно-белый взрыв снаряда и осколками сыпанул по самолету. Треснуло остекление в моей кабине. В лицо больно хлестнула морозная струя воздуха. Запахло сгоревшей взрывчаткой. В уши ударил свист и вой. Меня толчком оторвало от прицела и прижало к стенке кабины.
В наушниках прозвучал сдавленный голос радиста:
— Товарищ командир! Правый горит!..
— Будем тушить, — спокойно ответил Вадов.
Я скосил глаза. Из-под капота мотора вырывались длинные черные струи дыма, а потом, точно взрыв, блеснули и желто-синие зубцы пламени.
«Прыгать! Скорей к люку!» — я бросился в лаз… Как рассказывал потом командир, он рывком до предела отжал штурвал от себя и с нарастающей скоростью повел самолет к земле. Нужно сбить пламя встречным потоком воздуха и поскорее выйти из зоны зенитного огня.