— Перекрой пожарный кран! — сказал он второму пилоту, дергая за рукоятку противопожарного устройства. Пилот не шевельнулся.
— Ты что? — начал было Вадов, но осекся. Его лицо, красное от натуги и возбуждения, потемнело, когда он увидел, что правая щека летчика залита кровью с серыми сгустками…
Земля приближалась. Вадов перевел машину в горизонтальный полет. Было проделано множество горок, кренов, виражей, давно сработало противопожарное устройство, винт переведен во флюгер, а мотор выключен, но пламя по-прежнему не сбито…
«Успеть! Успеть!» Еще одно усилие — и я в навигаторской кабине, добрался до спасительного люка. Лицо обжег холод. Внизу озеро. «А успеет ли парашют раскрыться?» Повернул голову. Летчики сидели на местах…
«Что делать?? — мучительно думал Вадов. — Тянуть на одном моторе к своим — каждую секунду могут взорваться бензобаки. Значит, надо немедленно производить посадку. А где?»
Кругом, до самого горизонта, беспрерывно тянулся густой хвойный лес. И уж готов был отдать приказ: «Всем прыгать!», — когда позади себя услышал:
— Под нами озеро!
— Где? Где? — привстал Вадов. Занятый пилотированием и борьбой с огнем, он не заметил, что очутился над озером.
Круглое, как блюдце, километра три в диаметре, оно было покрыто вроде бы тонким слоем снега. Местами на середине виднелись «окна» чистого льда, блестевшие стекляшками в лучах солнца, которое за минуту до этого робко выглянуло в разрыв облачности.
— Идем на посадку! — обрадованно крикнул он. — Приготовить огнетушители! Стремянку!..
— Есть приготовить огнетушители! — откликнулся я.
Заметив пилота с разбитой головой, осел, ухватился за что-то — я впервые видел убитого товарища… Вадов резко повернул штурвал. Сдвинулась земля, поползла вверх и в сторону. Закрыла небо, покачалась, выровнялась, уперлась в нос самолета.
Пламя лизало обшивку крыла, и она белела на глазах — сгорала краска. «Только не взорвись! Ну, погори еще чуточку!» — заклинал я самолет. Ведь глупо взорваться сейчас, когда почти сели. Вздыбленная и лохматая, закрыв горизонт, приближалась земля. Казалось, самолет стоит на месте, а она сама бежит навстречу. Деревья набегали на самолет стволами, вершинами и быстро скрывались под плоскости и фюзеляж. Им не было счету.
Наконец, белым, необъятным полем надвинулся лед. Озеро качнулось, ушло вниз. Откуда-то из-за головы скатилось небо, заняв обычное свое место спереди и сверху. Вспышками замелькали окна льда.
Я поглядел на Вадова: как-то он посадит самолет? Тот сидел спокойно. Только пальцы его, сжимавшие штурвал, побелели, да с волос на затылке стекали капли пота на ворот мехового комбинезона. А на шее, под ухом, учащенно пульсировала темная жилка.
Вцепившись одной рукой в спинку сиденья, я в другой держал огнетушитель, веса которого не чувствовал. Время остановилось. Виделся взрыв — огромное пламя окутало самолет. Разлетаются горящие куски. С шипеньем врезаются в снег. Окутанные паром, катятся по льду. В неестественных позах в лужах маслянистой воды — обгоревшие тлеющие трупы.
— Командир, зачем гасить?
— Гасить! — резко ответил Вадов.
— Но он же взорвется? И мы…
— Отставить разговоры!
— Ну, почему? Спасем самолет — какая польза? Все равно уничтожать! Не оставлять же фашистам?..
— Молчать! И не вздумай бежать, когда посадим машину! А то пристрелю!
Вадов убрал газ. Мотор мягко, ворчливо зарокотал, потом захрапел, постреливая выхлопами газов.
Я с нетерпением ждал неприятного провала самолета, толчка об лед. И вот увидел, как из-под колес брызнули струи снега, застучали по крыльям. Пробежав несколько сот метров, машина остановилась…
Вывалившись из кабины, Вадов разглядел в огне и клубах дыма на крыле только одного штурмана. Что-то стряслось с радистом.
— Где Молчанов? — крикнул он, сбивая огонь с нижней части мотора пенистой шипящей струей огнетушителя.
— Ранен! В кабине!
В разгар борьбы с огнем один за другим опустели огнетушители. Я скатился с плоскости. Бросился бежать к хвосту самолета.
— Куда? Назад! — закричал Вадов.
— К радисту! — остановился.
— Снимай капот с того мотора! — Вадов торопливо раздевался.
— Зачем?!
— Снег! Снег таскать!
— Неужели затушим?
— Выполняй приказ!
— Командир! Я…
— Выполняй приказ!
Перевязав рукава и штанины комбинезона ремнями, снятыми с пояса и планшетки, Вадов быстро нагреб в него снег, действуя планшеткой, как лопатой, и потащил «мешок» на крыло. Вытряхнул снег на мотор.
— Принимай! — кричал ему сзади я, заталкивая на плоскость капот со снегом. И когда Владов перехватил его, кинулся ко второму.
Так, чередуясь у мотора, мы таскали снег, пока не затушили пожар.
Колеблющиеся нити дыма, перемешанные с паром, поднимались над мотором и растворялись в вышине.
Обгоревшие, дымящиеся, черные от копоти, мы катались в снегу.
— Бежим к радисту! — вскочил на ноги Вадов, выплевывая попавший в рот снег. От него шел пар, словно он только что вышел из парной.
Помчались. Один за другим влезли в хвостовую кабину. В ней посредине лежал Молчанов. Худой, бледный, светловолосый юноша, почти мальчик, с родинкой на верхней губе. В откинутой руке зажат индивидуальный пакет. Вадов, расстегнув его комбинезон, припал ухом к груди.
— Жив! Скорей аптечку и термос!
От горячего чая, влитого в рот, Молчанов очнулся. Открыл глаза и долго смотрел невидящим безучастным взором. Узнав нас, чуть улыбнулся. Сказал виновато:
— Немного ранило… Вот здесь, в бедро, — пошевелил рукой.
— Лежи смирно, Женя. Видим, — ответил Вадов, перевязывая ногу радиста.
— Мотор затушили?
— Затушили, дорогой, затушили. Принеси-ка НЗ, — сказал Вадов и, когда я вернулся с коробкой, достал из нее плитку шоколада. Разломив пополам, протянул половинку Молчанову, другую спрятал к себе в карман.
— На, поешь, легче будет…
Радист медленно жевал шоколад. Я наблюдал за каждым движением его губ. Завязав коробку НЗ, Вадов пожал Молчанову руку.
— Ну, набирайся сил. Все будет хорошо. А мы пойдем осматривать самолет. Если что нужно, стучи в борт вот этим ключом…
На льду сказал негромко мне:
— Мишу положи в переднюю кабину. Его комбинезоном укрой Молчанова, да подстели парашют, а то холодно, как бы не замерз — крови много потерял. Да поглядывай по сторонам, если что — кричи меня. И — в башню, к пулеметам…
Я нехотя направился в кабину. Снимать с мертвого человека одежду неприятно, тем более, если приходится это делать впервые.
«Чертов дед! Хитрый! Надо самому поесть, так Молчанову для отвода глаз сунул…»
Перед люком я остановился, оглянулся, увидел командира: «А может, запас отдельный делает? Он же опытный».
После осмотра самолета поднялись в кабину радиста обсудить положение и наметить план действий. Залезли в башню к пулеметам, откуда удобно было наблюдать за местностью.
Молчанов опять лежал с закрытыми глазами, видимо спал.
Говорили негромко, почти шепотом, чтобы ему не мешать.
— По-моему, у нас один выход. Попытаться найти партизан. Если их не встретим — перейдем линию фронта, — указывая карандашом голубую точку озера на карте, я вопросительно поглядел на Вадова.
— Неплохо! — согласно кивнул тот. — Но я думаю так. Уйти к партизанам никогда не поздно, пробираться к своим тоже. Но спрашивается, зачем мы тогда спасали самолет, рисковали жизнью?
Вадов что-то взвешивал в уме.
— Есть у меня одна мысль, только не знаю, будешь ли ты согласен. Я так считаю: не попробовать ли нам взлететь на одном моторе?..
— На одном моторе?
— Да, на одном.
— А потянет ли он?
— Думаю — потянет. Тянет же он с выравнивания? До пяти тысяч метров можно набрать высоту. И потом мы поможем ему тянуть.
— Как?
— Выкинем броню — это сотни килограммов! Фотоаппарат, пулеметы, бомбозамки, прицел, радиокомпасы, инструмент разный, стремянку — вот и взлетим.
— Я все же считаю — лучше искать партизан.
— Это второй вариант! Учти, взлетим — через два часа будем дома, а пешком — через два месяца, если доберемся. И самолет потеряем.
— Но неизвестно еще — взлетим или не взлетим. Может, на взлете разобьемся или не долетим?!.
— Короче, ты отказываешься работать?
— Не отказываюсь, но не вижу смысла.
Вадов посуровел:
— Запомни! Здесь я командир, и ты обязан выполнять мои приказы!
— По-моему, товарищ командир, нас всего двое и здесь надо больше согласовывать, а не приказывать.
— Что-о?! — У Вадова задергалось веко. — Хорошо! Не хочешь подчиняться, иди куда глаза глядят! Я буду работать один!
Он спрыгнул на пол, скрылся в люке. Я растерянно глядел вслед. Потом не спеша пошел к люку. «Нехорошо получилось. Как его убедить? Ведь наверняка здесь есть партизаны. Хоть бы Молчанова им оставить… А может, я тяну к партизанам потому, что хочу разыскать отца?..»
Я нашел Вадова в пилотской кабине. Тот снимал бронеспинку с кресла.
— Послушайте, командир, ну, давайте я пойду в лес? Будем действовать в двух направлениях.
— За двумя зайцами погонишься, ни одного не поймаешь.
— Ну, почему не хотите согласиться со мной?
— Потому что через несколько часов мы, может, взлетим. Бомбардировщик-то у нас чудо! А партизан искать можно месяц. Не на берегу же они живут? А если живут — сами придут к нам…
Я помялся, переступая с ноги на ногу, тяжело вздохнул:
— Ну, как хотите. Говорите, что делать?..
— Давно бы так! — поднял голову Вадов. — Ох и упрямец же ты!
…Часа за три сняли связную и командную радиостанции, антенны, запасные блоки станции радиста, часы и другие менее нужные приборы. Антиобледенительные бачки со спиртом, ракетница с ракетами, инструментальная сумка — все было выброшено. Но и это не удовлетворяло Вадова. Осматривая самолет, он повторял:
— Учти, от одного-единственного лишнего грамма зависит судьба взлета. Выбрасывай все, без чего можно лететь…