Двигатель чихнул, будто проснулся, хлопнул, а потом, оглушительно взревев, загудел мощно и ровно…
Схватившись за штурвал, я с удовольствием потянул его на себя.
— Фу-у! Кажется, пронесло!?. Двести метров потеряли…
— Вот видишь, чуть не разбились, а ты надумал посадку на одном моторе.
— Опять ты за свое, — поморщился я.
— Разумнее предлагаю. Выйдем на пункт или аэродром, самолет побоку, а сами вниз на парашютах…
Я покачал головой.
— И это говорит друг. Неужели не понимаешь, мы обязаны спасти самолет. Если посадим, то через два-три дня на нем же полетим бить гадов.
— Главное сейчас — сохранить жизнь, — упрямился Иван.
— Ладно! Выйдем на аэродром — прыгай! Один посажу… Хотя прыгай хоть сейчас. Не держу.
Иван молчал.
— Не думал я, что среди нас бывают трусы.
— Ну, ты! Насчет труса поосторожней! А то могу и ударить.
Я расхохотался — задел Ивана за живое. Теперь его хоть впятером выбрасывай и то не выбросишь рыжего черта… А насчет драки — он мастак. Однажды в командировке в Казани, защищая незнакомую девушку, четырех подвыпивших хулиганов раскидал. Неслучайно, тренер по самбо в полку. Перворазрядник, как и радист Коля, только тот по боксу…
По-прежнему за бортом густая темень. И внизу, и вверху. Даже костров не видно…
Было около трех ночи, когда впереди показались светлые точки.
Мы насторожились. Огоньки вытянуты в линию как раз поперек курса.
Улица села, аэродром или просто костры?.. Внезапно черноту ночи снизу вверх разрубил надвое голубоватый луч света. Уперся в «днище» облаков, секунду покачался, погас.
— Аэродром! — в голос воскликнули.
— Вот повезло так повезло! — ликовал я.
— А повезло ли? — мрачно заметил Иван. — Рано радоваться-то…
— Сам знаю, но хоть конец нашей неопределенности.
— А если аэродром фашистский? Что будем делать?.. Я поглядел на бензочасы. Посчитал.
— Бензину осталось минут на двадцать лету. Попытаемся разведать аэродром. Пройдем на малой высоте.
Убрал газ, повел самолет к земле. Иван достал ракетницу, приоткрыл форточку…
Стрелки высотомера уверенно сматывали высоту, но земля по-прежнему плохо просматривалась. Огни росли, приближаясь…
Я не выдержал, охрипшим от волнения голосом сказал:
— Боюсь, как бы не приняли за чужих, да не вмазали пару снарядов в брюхо. Просигналь «я свой» на всякий случай. Дай три зеленых!..
Я забыл, что с двух часов ночи действовал другой сигнал «я свой» — две зеленые ракеты.
Иван высунул ствол ракетницы в форточку. Хлопнул выстрел. Ракета по дуге метнулась в сторону. Потом вспыхнула вдали и, зависнув, холодным светом залила местность. Вслед понеслась вторая, через секунду — третья.
Уткнувшись в окно, я увидел под собой темную посадочную полосу, четко выделявшуюся на светлой траве… Рулежные дорожки. Справа на опушке березняка — какой-то сарай. Рядом с ним — огромный зарод сена. И ни одного самолета… «Умеют маскироваться — мастера. Ясно одно — аэродром не родной, даже не запасной. Местность незнакомая…». Снова сомкнулась над землей темнота. В ответ ни одного сигнала.
— Сделаем круг! Стреляй белыми!..
Иван стал пускать ракеты одну за другой. Огненными каплями они плавно текли вниз, выхватывая из темноты участки аэродрома. Поля с копнами сена, опушка леса, мелкий кустарник.
— Что будем делать? — повернулся Иван ко мне. — Осталось всего три ракеты.
Я поглядел на бензочасы. Стрелка колебалась на нуле.
— Садиться будем. Бензин кончается.
— Сади на фюзеляж, шасси не выпускай. Все же безопасней.
— А если аэродром немецкий и придется взлетать? — я испытующе смотрел на Ивана. — Без шасси нам крышка!
— Примем бой.
Плавно отжав штурвал, я направил нос самолета на огни. Вон тот сдвоенный, вероятно, означает «Т». Выравнивать у него. Главное — вовремя убрать газ, выдержать направление.
Вспотел от напряжения. Известно, садить машину куда сложнее, чем пилотировать по горизонту.
Иван, глядя на приборы, монотонно твердил:
— Высота 100! Скорость 180! Высота 80! Скорость 180! Высота 70! Скорость 170! Высота 50! Скорость 150!.. Увеличить скорость! Увеличить скорость! — истошно закричал Иван.
Я двинул сектор газа вперед. Затихший было мотор гулко и басовито взревел…
— Ракеты!
Один за другим уносятся в мрак тугие яркие комочки. Полоса точно по курсу. Отчетливо видна высокая покачивающаяся трава. Седая, точно заиндевевшая. До нее рукой подать. Метров двадцать-десять, не больше…
— Убирай газ! — командую, а сам плавно выбираю штурвал. Нос самолета приподнимается, сдвоенные фонари проносятся сбоку… Все! Сейчас машина заскользит по траве или камнем провалится вниз.
Мы откинулись на спинки кресел, вытянув и напружинив ноги, словно это могло спасти от удара…
Мгновенья мучительного ожидания, в которые люди седеют. Что-то громко застучало по фюзеляжу, будто снаружи ударили молотки. «Винт режет грунт!..» Хрустящий скрежет. Металлический звон. Нарастающее гуденье, переходящее в гул. Толчки. Вдруг самолет, словно волчок, разворачивается влево… Удар!.. И все стихает. Тишина давит уши.
Открыл глаза. «Зажигание! Аккумуляторы!» Вытянув руку, ударил по выключателю…
— Уфф! Кажется, сели! — сказал Иван. — Бегу к пулемету!..
Скрылся в общей кабине. Откуда-то из темноты, издали донеслись голоса. Урчание грузовика. Замелькали огоньки… Я вылез из кресла, пошел к двери.
Стоявший в турели Иван, услышав громыхание шагов, спросил:
— Ты куда?
— На разведку. Если выстрелю — стреляй!
У двери запнулся за что-то мягкое. Чуть не упал. Склонился. Поперек прохода — человек. Кто это?.. Опустился на колени, прижался ухом к груди. Сердце не билось. Хотел позвать, но раздумал.
Открыл дверь фюзеляжа, спрыгнул на землю. Теплая ночь встретила ароматом перестоявшихся трав, убаюкивающим криком перепела: «Спать пора! Спать пора!..» Сминая росистую траву, обогнул хвост самолета. Немного пройдя, остановился. Вытащил пистолет из кобуры.
К самолету с притушенными фарами приближалась машина. Когда она подъехала ближе, точно в ознобе, хрипло крикнул:
— Стой! Кто едет? Стреляю!..
— Свои! Свои! — раздались голоса. Вдруг почувствовал неимоверную усталость. Стоять не было сил. Сунув пистолет в карман, упал в траву…
Командир полка Герой Советского Союза Вадов — полковник Панкратов принял дивизию — никак не ожидал, что этот день принесет ему столько радости. Ну хоть бы кто предупредил!..
Поздно вечером сидел в кабинете один, когда в дверь постучали.
— Да! Да! Войдите, — машинально ответил, не отрывая взгляда от полетной карты, по которой изучал маршрут завтрашнего боевого вылета.
И только когда вошедший начал докладывать:
— Товарищ подполковник! — Вадов, услышав знакомый голос, вскинулся, да так и застыл на месте с широко открытыми глазами.
— Володя-я! Жив?!.
Он схватил меня в охапку.
— Ох, и напугал ты меня! Я ведь понял, что ты дважды погиб!..
— Как дважды?
— Из разговора по радио с твоим командиром…
Я освободился из объятий.
— А где сейчас мой командир?
— Не знаю, пока сообщений не поступило. Думаю, выпрыгнули они, когда вас подожгли…
Вадов усадил меня к столу, сам сел напротив. Вот что, оказывается, произошло в ту ночь. (Судя по радиоразговору.)
— Волга! Я — 13-й! Атакован истребителями! Веду бой!..
Трескотню пулемета заглушает взрыв…
— Тринадцатый! Я — Волга! Немедленно снижайтесь! Уходите к земле! Если есть облачность — скрывайтесь в ней!..
— Загорелся правый мотор!..
— Выключите мотор! Перекройте пожарный кран! Сбивайте пламя скольжением!
— Есть скольжением!
— Тринадцатый! Я — «Волга»! Если не удастся сбить пламя, выбрасывайтесь на парашютах!
— «Волга»! Я — 13-й! Понял, выбрасываться на парашютах! Пытаюсь затушить пожар! Истребители продолжают атаковать!..
Молчание, нарушаемое щелчками…
— Всем приготовиться к прыжку! Тулков! Иди в общую! Узнай, где штурман и стрелок!?..
Молчание… Щелчки…
— …покинуть самолет! покинуть самолет!..
На другой день утром в полк вернулся Родионов. Явившись к Вадову, он, как всегда, лихо щелкнул каблуками и молодцевато доложил:
— Товарищ подполковник! Лейтенант Родионов прибыл с места катастрофы для дальнейшего прохождения службы!..
— Расскажите, что с вами было?
— «Мессеры» делали все, что хотели. Стрелка со штурманом убило с первой атаки. Мотор горел. Тогда я бросаю самолет вниз, чуть не в пике, и пытаюсь сбить пламя на эволюциях. Ну, гоняли мы, гоняли машину туда-сюда — никакого эффекта! А пламя уже к бакам подбирается. Вот-вот взорвемся. Ну тогда командир приказал «прыгать!» Я ответил: «Спасайтесь вы, а я потом!» Но он закричал: кто здесь командир?! Я приказываю!.. Пришлось подчиниться…
Сашка развел руками, пожал плечами.
— Откуда выпрыгнули?
— Из верхнего аварийного люка. Так было удобней. Самолет круто планировал, хвост почти вверху, до дверей не добраться, а этот люк рядом, перед носом.
— А как не попали под винт?
— Очень просто. Вылез наружу, ухватился за стойку антенны. Поток воздуха в спину бьет, к обшивке прижимает. Держась за антенну, прополз немного к хвосту и прыгнул вниз.
— Где остальные члены экипажа?
— Не знаю. Темно было, да и если выпрыгнули, то разнесло нас.
— А с самолетом что?
— Сам видел, как врезался за лесом. Взрыв даже слышал.
Вадов едва подавил улыбку.
— Вы что улыбаетесь, товарищ подполковник? Думаете, вру? Можете не сомневаться. Раз я сказал, значит так и есть.
— Да-а, весь полк знает о вашей объективности и любви к правде…
Еще через два дня вернулся радист Коля. И, наконец, через неделю — сам Хаммихин. Оборванный, изможденный, с исцарапанным лицом, с завязанными грязной повязкой глазами.
Он хромал на правую ногу. Широкое лицо заросло черно-бурой щетиной…
— Радист выпрыгнул вторым. В этот момент раздался взрыв. Больно ударило по глазам. Вроде осколками стекол. На миг потерял сознание. Очнулся — ничего не вижу. Крикнул дважды — все покинуть самолет, и сам полез в люк…