Разумеется, Вадиму не поверили, и он подвергся тщательному обыску. Как и Ксюша, ругавшаяся всякий раз, когда ее трогали там, где ей было неприятно.
— Где мои родители и дочь? — спросил Вадим по окончании процедуры.
— Вы их увидите по дороге, — пообещал очкарик. — На расстоянии. Потом их отпустят, а вы поедете с нами дальше. Это честный обмен. Не волнуйтесь. Нам нет никакой необходимости удерживать стариков и ребенка. Они немедленно отправятся домой.
— А мы куда отправимся? — спросила Ксюша.
— Разве вы не догадываетесь? Вас жаждет видеть Леонид Давидович.
Она выразительно посмотрела на Вадима. Он успокаивающе сжал ее тонкие пальцы в своей ладони.
— Я так на тебя надеялась, — тихо сказала она.
— Всё будет в порядке, — пообещал он.
После этого оба замолчали. Говорить было не о чем. Прошлое представлялось слишком далеким, настоящее угнетало, будущее было под большим вопросом.
Через некоторое время джип свернул с трассы на боковую проселочную дорогу, а потом покатил среди берез и сосен. Повинуясь приказу очкарика, водитель притормозил и поехал очень медленно.
Стекло со стороны Вадима поползло вниз. В окно он увидел отца и мать со спящей Лилечкой на руках. Они сидели на брезенте, расстеленном возле микроавтобуса. Их охраняло трое вооруженных людей. Два ствола были направлены в головы отца и матери. Третий, квадратный и грузный, слегка выдвинулся вперед с пистолетом, готовый к любой неожиданности.
Блуждающий взгляд Вадима остановился на дочери. Ее ноги и одна рука неудобно свешивались вниз, голова лежала на плече. Хотя было довольно жарко, она была укутана в мамину кофту.
— Мама! — крикнул Вадим. — С вами всё в порядке?
Парень с автоматом что-то тихо сказал ей, поведя стволом.
— Да! — закивала она. — Да.
«До чего я ее довел, — тоскливо подумал Вадим. — Совсем седая, сломленная, с отсутствующим взглядом. И папа выглядит не лучше. Здорово им досталось. Жалко, что Лилечка спит. Так хочется ее услышать».
— Сынок! — крикнул отец, попытавшись подняться.
Охранник положил ему руку на плечо и поднес пистолет к затылку.
— Что? — закричал Вадим в ответ?
— Ничего. — Отец покачал головой. — Ничего.
— Их били? — спросил Вадим у очкарика. — Пытали?
— Вы видите следы побоев? Побойтесь бога, зачем бы мы стали пытать двух несчастных пожилых людей? Просто они напуганы. Не каждый день берут в заложники… — Очкарик повернулся к водителю. — Ходу. Смотрины закончены.
Джип, приглушенно рыча, пошел на подъем. Вадим, вывернув шею, смотрел на удаляющуюся группку людей возле автобуса. Лиля так и не проснулась. Ну и хорошо. Во сне забывается всё плохое.
Глава одиннадцатая. Жизнь на волоске
1
Он устал. Он хотел обратно. Или просто куда-нибудь. Куда угодно, лишь бы подальше отсюда.
Здесь почти не было красок, как на старой выцветшей фотографии. Только намеки на красное, синее или зеленое, а в общем всё бесцветное, даже не черно-белое, а серое. Похожее на дым. И такое же текучее, призрачное, переменчивое.
Иногда из этой дымчатой завесы выглядывала чья-нибудь рожа, а иногда высовывалась лапа, стараясь нащупать его и утащить дальше, в темные глубины, которые не были видны, но угадывались и постоянно ощущались.
Там было не просто страшнее или хуже, там было так, что одно лишь предположение вгоняло в смертный ужас. Оставалось надеяться, что его не найдут и не заметят. Но они знали, где он. И звали его.
Давид Семенович. Давид Семенович.
Голос был ему знаком. Он доносился откуда-то из страшного далека. Давид молчал и таился. Ему не хотелось себя обнаруживать, не хотелось выглядывать и откликаться.
Давид Семенович. Давид Семенович.
Этот голос принадлежал человеку, который долгое время был рядом. Его тоже как-то звали. Как?
Бурего. Владимир Бурего. Какие глупые, бессмысленные слова. Они ничего не значат. Нужно взглянуть на этого Бу-ре-го хотя бы одним глазком. Что ему нужно? Почему он не отстанет? Зовет, зовет, за плечо трогает.
Это было важное открытие. У меня есть плечо, вдруг понял Давид. Я человек. С туловищем, руками, ногами. Глаза и рот тоже есть. Сейчас открою.
Не получилось. Пошевелить хотя бы пальцем — тоже. Пока все, на что был способен Давид, это слышать. И ощущать. А еще обонять.
— Давид Семенович, очнитесь, — позвал Бурего.
Серая завеса сменилась темнотой, но не тем непроглядным мраком, который вызывал такой ужас, а темнотой теплой, расцвеченной разными оттенками. Справа от Давида угадывался какой-то просвет. Голос Бурего доносился слева. Оттуда же шел сильный парфюмерный аромат.
«Я лежу, — понял Давид. — На спине. Кажется, это больница. Да, точно, меня ведь куда-то везли, потом несли. Значит, я в палате. Справа от меня окно, слева сидит Бурего. Он хочет, чтобы я очнулся. Но я не хочу. Там будет больно, тревожно и неприятно. Лучше ускользнуть обратно, пока не поздно».
— Давид Семенович, я здесь из-за вашей жены…
Давид замер, сжавшись. Что-то с Ксюшей? Воспоминание о ней было болезненным, как укол в мозг.
— Давид Семенович, она…
— Что?
Давид не услышал собственного голоса, но понял, что сумел пошевелить губами. И Бурего это заметил.
— Она была с вашим сыном…
«Почему он все время не договаривает? — разозлился Давид. — Что за идиотская манера? Хочешь что-то сказать, скажи. Нет, тянет кота за хвост, тянет…»
— Что? — повторил Давид, на этот раз внятно.
— Не знаю, как вам и сказать, — заторопился Бурего, силуэт которого проступил сквозь сомкнутые веки. — Но она сама во всем виновата. Они ведь с Леонидом специально того актера позвали. Рассчитывали, что у вас сердце не выдержит. Но просчитались. Вы меня слышите?
— Да.
Давид открыл глаза. Всё выглядело совершенно незнакомым, за исключением привставшего со стула Бурего. Но и он казался каким-то чужим, как будто они не виделись много лет. Сколько же времени на самом деле прошло? Надо будет спросить. Но сначала…
— Кс-с… Ксюша, — протолкнул сквозь губы Давид.
— Она у Леонида жила, — сказал Бурего. — Они решили, что вы не выйдете из комы. У вас инсульт был, Давид Семенович. Из-за того видео, помните? Которое Леонид вам подсунул. А я новое снял. Про него самого. Про него и Ксюшу. Он ее… Он ее задушил. Она мертва, Давид Семенович. Он использовал ее в своих целях, а потом убил. И теперь мечтает добраться до вас, чтобы совсем уже одному остаться.
Давид подвигал языком и губами, вспоминая, как управлять ими. Ему предстояло произнести сразу несколько слов подряд. Большая, почти непосильная работа. Но ее нужно было сделать. И чем скорее, тем лучше.
2
Что-то не давало Ксюше покоя, что-то беспокоило ее, когда она вспоминала Юлию Александровну со спящей Лилей на руках. Наверное, это было чувство вины, решила она, прислушавшись к своим мыслям и ощущениям.
Девочка успела сильно вырасти, пока мама наслаждалась шикарной жизнью. Такая большая.
Ксюша снова вспомнила свисающие ноги дочери. Что-то в этом было неправильное. Что-то…
— Ты спишь? — спросил Вадим.
— Нет, — ответила Ксюша, не открывая глаз.
Она сидела, прислонившись спиной к стене, обхватив согнутые колени руками. Пальцы были крепко сцеплены.
— Злишься? — спросил Вадим.
Он сидел у противоположной стены, раскинув ноги по цементному полу. От цемента тянуло холодом.
«Я себе тут всё застужу, — подумала Ксюша. — Зря я сижу».
И не встала. И не ответила Вадиму.
— Не злись, — сказал он. — Нельзя было иначе. Лиля, понимаешь. Я не мог.
— Ты всё правильно сделал, — сказала она.
— Правда? — обрадовался он. — Значит, не сердишься больше?
«Идиот», — подумала Ксюша.
— Нет, — сказала она, открыв глаза. — Ты правильно поступил. Девочку нужно было спасать. Кстати, ты ничего не заметил?
— Чего? — насторожился Вадим.
— Она спала так крепко…
— С ней бывает. Иной раз пушкой не добудишься.
— И днем тоже? — спросила Ксюша.
— Особенно днем, — ответил он. — Я уже давно не укладывал, а родители считают, что послеобеденный сон маленьким детям только на пользу.
— Она уже не маленькая. Так вытянулась.
— Да?
— Ножки длинненькие. Вся в меня.
— Возможно.
— Что с тобой? — спросила Ксюша, уловив перемену в его тоне.
— Черт, не знаю. — Он встал и походил от стены до двери. — Как-то не по себе.
— Мне тоже. — Она поежилась. — Нас убьют?
— Зачем нас убивать? — сказал Вадим, опускаясь рядом и прижимаясь к ней плечом. — Никакого смысла. Скорее всего, тебя заставят отозвать свои подписи и отказаться от претензий.
— С чем я тогда останусь? — печально произнесла Ксюша.
— Деньги для тебя важнее жизни?
Она повернулась к нему.
— Все эти годы я делала всё, чтобы обеспечить нам безбедное будущее.
— Я думал, в вашей семье твой муж главный добытчик, — пробормотал Вадим.
— Ты не понял, — поморщилась Ксюша. — Когда я говорю о нас, я подразумеваю себя, тебя и Лилечку. Давид был временным явлением. Он был нужен лишь для того, чтобы потом начать новую жизнь. И мы ее начнем. — Ксюша положила голову на плечо Вадима. — Как только мы выберемся отсюда. У тебя есть какие-то идеи?
Вадим в очередной раз окинул взглядом помещение, в котором они находились. По существу это была тюремная камера без окон, с унитазом за перегородкой и толстой железной дверью.
— Поживем — увидим, — сказал Вадим.
— Главное — пожить, — пробормотала Ксюша.
Он положил свою голову поверх ее головы. Нос щекотали пряди ее волос. Хотелось чихнуть и улыбнуться, но что-то мешало это сделать. Какая-то заноза в сердце, сидящая так глубоко, что избавиться от нее не представлялось возможным.
3
Следя за пленниками по монитору, Леонид задумчиво почесывал переносицу. За окном догорал летний закат. Где-то вдали бурчал гром, но было ясно, что сюда гроза не дотянет.