Тадао не сводил глаз с дедушкиных рук. Дедушка накапал в маленькую деревянную ложечку сливянки и вылил в чайную чашку. Совсем немножко.
— Еще чуть-чугь, — попросил Тадао, поглядев на чашку.
— Нельзя, голова заболит.
— Ну и пусть болит.
Дедушка впервые за все время улыбнулся и налил Тадао в чашку еще ложечку сливянки.
— Только маме не говори.
— Не скажу.
Дедушка залил вино кипятком из чайника и помешал ложечкой. Потом поставил кувшин на место, в подпол.
Тадао дул на кипяток, держа чашку обеими руками, и наблюдал, как расходится в кипятке сливянка.
— А за зайцами не пойдем? — спросил он, отхлебнув немного.
— Сегодня нет.
— А когда?
— Не знаю.
— Снег-то перестал.
— Да, перестал.
Дедушка залпом осушил чашку неразбавленной сливянки и задохнулся.
— Чего ты кипятку не налил?
— Так лучше.
— Ты же всегда наливаешь.
— Так согревает быстрее.
Даже сюда из дома доносились голоса. Тадао допил свое питье и стал прислушиваться.
Солнце стояло высоко, в лучах, проникавших сквозь дверные щели, кружились пылинки.
Шум в доме стал сильнее. Послышался женский смех. Тадао только потом понял, кто это смеялся.
— Пойдем, что ли, — сказал дедушка.
— Куда?
— За зайцами.
— Правда?!
Тадао поспешно вскочил на ноги и бросился надевать сапоги.
— Идем скорей!
— А ты поел?
— А, ничего. А ты, дедушка?
— Я тоже ничего, — ответил дедушка. Тадао снял со стены две пары снегоступов — большие и маленькие. — Может, пойдешь спросишься у мамы?
— Да ну. Не пойду.
— Ну, тогда в путь.
Дедушка подвязал соломенной веревкой штанины и натянул на ноги резиновые сапоги. Потом достал из кармана жилета вязаные наушники, надел их, а поверх — черную меховую шапку. Нарезал кусачками проволоку, сложил обрезки в пучок и засунул его за пояс. Вложил в ножны из древесной коры топорик и повесил на плечо. Обухом топорика дедушка бил по голове пойманных зайцев.
Они вышли наружу. Дедушка, прищурив глаза, посмотрел на солнце, взял Тадао за руку, они вскарабкались на насыпь и вышли на широкую заснеженную дорогу. Перед тем как идти дальше, дедушка оглянулся на дом и зашагал прочь.
Они шли вдоль речки. Воды в ней стало еще больше, чем утром, и течение убыстрилось. Бескрайние поля и горы вдали были покрыты снегом, смягчавшим очертания и приглушавшим краски.
Тадао нес снегоступы на плече. Когда показалась водяная мельница, ему стало вдруг очень весело.
— Сколько сегодня наловим, а? — спросил он.
— Сколько наловим — все наши.
— Хорошо бы побольше, да, дедушка?
— Хорошо бы.
— Интересно, как там твои силки?
— Их все снегом засыпало.
— Ну и что, они же все равно целы.
— Дай бог, — сказал дедушка. — Хорошо, что я их по норам расставил.
— Ага.
Они прошли по бревенчатому мостику через речку мимо водяной мельницы. Колесо не работало, с водоспуска свисали длинные сосульки. Тадао подбежал и отломил самую большую. Дедушка подождал, пока он вернется, и они пошли дальше.
— Здоровая, да? — сказал Тадао, держа сосульку за толстый конец.
— Ага. Если подняться по речке повыше, там и побольше найдутся.
— Да?
Тадао отшвырнул сосульку прочь. Блеснув на солнце, она вонзилась в снег.
Тадао шел, задрав лицо кверху. Небо было ясным, в противоположном от солнца краю висел прозрачный месяц. У подножия горы, сверкая стеклами, поднимался по шоссе автобус с лыжниками.
Они все шагали вверх по течению. Когда снег стал доходить до колен, пришлось остановиться.
— Давай сюда снегоступы.
Тадао положил снегоступы на снег. Дедушка нагнулся, чтобы помочь ему справиться с завязками, но Тадао хотел сам.
— Так не пойдет, сразу свалятся, — сказал дедушка и, присев на корточки, завязал веревки наново, крепко.
Тадао попробовал пройти по снегу. Ноги увязали только до щиколоток — вполне можно было идти.
— Нормально, не проваливаюсь, — сказал Тадао.
— Еще наст не растаял.
Чтобы снегоступы не цеплялись один за другой, приходилось шагать, широко расставляя ноги.
Домов уже не было видно. Дедушка и Тадао дошли до первой горы. Высоко над головами вытянулись криптомерии. Нижние ветки у всех деревьев были обрублены, и казалось, что стволы снизу подвязаны ярким, сияющим солнечным поясом.
Извилистая тропинка, протоптанная углежогами, тянулась к вершине горы.
Дедушка и Тадао сняли снегоступы, перевязали сапоги веревками, чтобы не скользить, и стали подниматься по горной тропинке, впереди дедушка, следом Тадао. Топор постукивал на ходу в своих деревянных ножнах. Там, где на крутых склонах снег не мог удержаться, виднелась поросль мелкого бамбука. Тадао вспотел, ему стало жарко.
Вдали раздался ружейный выстрел, по горам прокатилось эхо.
— Кто это? — спросил Тадао.
— А кто его знает.
— Дедушка, а ты когда-нибудь стрелял из ружья?
— Угу.
— Правда?! И у тебя есть ружье?
— Теперь нет.
— А когда было?
— Никогда. Мне его давали, — ответил дедушка. — Когда я ходил на войну, вот тогда мне и давали ружье.
Тадао остановился.
— Ты стрелял в людей?
— Угу.
— А сколько застрелил?
— Много. Ну, пойдем же. — Дедушка стал карабкаться выше.
— Устал?
— Ага.
— Если не поторопимся, все зайцы разбегутся.
— Ага.
Между верхушками поредевших криптомерии показалось белесое солнце. Потом деревья кончились, и теперь гора просматривалась до самой вершины. За горой начинались холмы и лес, где они обычно охотились.
Тадао и дедушка спустились по пологому склону, занесенному снегом. Следов человеческих ног нигде не было.
— В лесу никого нет, — сказал Тадао, когда дедушка снова завязывал ему тесемки на снегоступах.
— Сюда никто не ходит.
— А тот, с ружьем?
— Он сюда не придет.
— Он зайцев из ружья стреляет, да?
— И лисиц.
— Хорошо, когда ружье есть.
— Не нужно мне оно.
Дедушка стал завязывать свои снегоступы.
— Почему не нужно?
— А не нужно, и все.
— Да-а?
— Ну пошли.
— Ага. Дай проволоку понести.
Тадао взял связку проволоки и сунул ее под мышку.
Оставляя две пары следов от снегоступов — большие и маленькие, — они, широко расставляя ноги, вошли в лес.
Солнечные лучи не проникали сквозь переплетение густых ветвей, но от снега в лесу все равно было светло. Повсюду лежали осыпавшиеся красные ягоды нандины.
Высоко на дереве засвистел свиристель. Тадао, разинув рот, поднял голову кверху. Красный хвост свиристеля метался среди ветвей. Ветви качались, с них сыпалась снежная пыль.
— Свиристель, да? — Тадао вспомнил и с удовольствием произнес название птицы.
— Ага.
Дедушка продолжал идти вперед.
— Они только зимой бывают, да, дедушка?
— Да.
— А что они делают летом?
— Улетают далеко-далеко.
— Куда далеко?
— На север.
Дедушка свернул с тропинки и медленно пошел среди мелкого бамбука, внимательно глядя под ноги. На снегу было множество заячьих следов.
— Еще больше, чем тогда, — сказал Тадао, понизив голос.
— Ага, — ответил дедушка и, свернув с заячьей тропы, пошел в другую сторону.
— Можно же и здесь, — сказал Тадао.
— Здесь потом. Сначала надо силки проверить.
— Ах да! Вдруг их снегом занесло, да?
— Может, и занесло.
— А места помнишь?
— Да уж не забыл, — ответил дедушка.
Тадао запихнул связку холодной проволоки в карман пальто и стал придерживать ее сверху рукой.
— Не здесь?
— Немножко дальше.
— А, здесь норы, — сказал Тадао.
— Помнишь?
— Ага. Интересно, попались или нет?
— Я четыре поставил. Хоть один-то уж попался.
— Наверно, попался.
Тадао догнал дедушку и пошел с ним рядом. Они спустились на дно высохшего ручья и прошли по нему немного. В зарослях прибрежного бамбука, в глинистой почве виднелись норы. Тадао взбежал на берег.
Заячью тропу, которую он видел здесь в прошлый раз, засыпало снегом. Тадао встал на колени и заглянул в нору. Ржавая проволока была натянута.
— Дедушка! — закричал Тадао. — Есть, есть! Иди скорей!
Дедушка засмеялся и пошел быстрее.
— Скорее! — торопил его Тадао.
Дедушка отодвинул внука в сторону, сунул руку в нору, ухватил зайца и положил его на снег. Заяц был мертв, он весь уже закоченел. Железный пруг впился ему прямо в шею. Когда Тадао стал его выдергивать, с шеи слез белый пух и обнажилась розовая кожа.
— Он давно попался? — спросил Тадао.
— Давно.
Дедушка перевернул зайца.
— Пух лезет.
— Да, этот мех уже ни на что не годен, — сказал дедушка.
— На мясо пойдет, да?
— На мясо.
Дедушка достал веревочную сумку, взял зайца за задние ноги и засунул туда.
В остальные три силка никто не попался. Дедушка установил их снова, натянув проволоку топорищем.
Они пошли к другим ловушкам.
— Жалко, что мы пораньше не пришли.
— Снег сильный шел.
Тадао посмотрел дедушке в лицо. Оно было таким же, как всегда, только глаза немножко запали. Он вцепился в широкую дедушкину ладонь и повис.
— Ну, сколько их еще, угадай? — спросил дедушка.
— Чего?
— Чего-чего, силков.
— Три.
— Ан нет, четыре, — и дедушка громко засмеялся. Они углубились в чащу. Среди криптомерии стали попадаться березы, сначала отдельные деревья, потом сплошь.
Тадао смотрел на дедушкину спину, где вверх ногами висел заяц, глаза его были затянуты тонкой пленкой. Тадао вынул руку из кармана и потрогал свою ушанку. Мочки ушей под ней были горячими. Он начал почти беззвучно насвистывать.
Вдруг дедушка замер на месте и, ухватив Тадао за плечи, притянул его к себе. Тадао посмотрел туда, куда дедушка показывал пальцем.
У подножия сросшихся стволами трех берез через равные промежутки времени снег фонтаном взлетал вверх.