В колонии Захар Чичин переписывался с девушкой, которая обещала его ждать, и он твердо решил на ней жениться. Она рассказала, что совсем недавно окончила школу, работает продавщицей в сельском магазине, и призналась, что мечтает завести детей. Захар честно поведал ей про свое одинокое детство, пыльный южный городок с базарной площадью, цыганами, продающими дрессированных блох, и эвкалиптами, бесстыдно сбрасывающими кору, он рассказал про армейскую службу в горах, где поневоле становятся героями, если не погибнут, но про историю с сержантом и про зарытые в лесу трупы умолчал. Его бабка к этому времени уже умерла, а отца с матерью он мысленно давно похоронил, считая себя сиротой. С учетом месяцев, проведенных в тюрьме, срок пролетел незаметно.
– Ты мне писал, – встретила его у ворот девушка, которую он с трудом узнал по фото.
– А ты отвечала, – поставив на землю чемодан, обнял он ее. – Знаешь, одинокий, как пугало, держится на палке. А женатый стоит на двух ногах. Где тут ближайший ЗАГС?
Поженившись, поехали к жене, в большой светлый дом, своими скрипами напомнивший Захару Чичину детство. Над дверью он прибил на счастье подкову, а все углы в комнатах, как учила бабка, обрызгал уксусом от бесов и только после этого на руках внес жену через порог. Скрыв судимость, Захар Чичин устроился охранником в банк, обзавелся вскоре знакомыми, а со своим напарником, ровесником, недавно вернувшимся из армии, сошелся особенно близко.
Жизнь, казалось, налаживалась, оставляя все беды в прошлом. Жена Захару Чичину попалась работящая, с крестьянской хваткой и уверенностью, что раз она вышла замуж, то жизнь удалась. По воскресеньям, нацепив платок, она тащила мужа в храм, где, выстаивая службу, он опять, как в армии, когда их привели на Рождество в церковь, смотрел на темневшие по углам лики святых, задирая голову, видел нарисованного под куполом Бога, среди облаков поднявшего руку в крестном знамении, и думал, что любить ближнего, как самого себя, невозможно, – не выживешь. А разве не Бог создал мир, в котором каждая тварь жрет другую? Бога Захар Чичин не любил, но не держал на него обид – его мир таков, каков есть, значит, ему бессмысленно молиться, его бессмысленно проклинать, а надо лишь исполнять его главную заповедь – выжить. В загробное существование Захар Чичин не верил – слишком много он повидал смертей, но жену не осуждал. Вспоминая свое сиротство, он видел в ее вере что-то детское, неизжитое – наивное желание иметь отца, который защитит, когда придет время выключать свет. Жена была крупная, у нее были налитые груди, а рожала она молча, сцепив зубы, не ложась в больницу, так что Захар Чичин вместо акушерки принимал роды на дому.
– Ну, Захар, обложили тебя конкретно, – сказал раз напарник, с которым они выпивали после работы. – Будешь всю жизнь на потомство горбатиться.
– Так природой заложено.
– Бабской, Захар, бабской. А мы-то здесь при чем? Сами ничего не видели, а вон уж и спиногрызы повисли. Нет, это не для меня, я красиво пожить хочу. Главное, денег раздобыть.
– Ясное дело. А как?
– Да хоть бы наш банк грабануть.
– А после – в бега? Меня уже раз ловили.
– Так ты можешь остаться, а меня здесь ничего не держит. – Напарник разлил бутылку. – Я сам все сделаю, мне бы только не мешал, а? А я б тебе потом отстегнул. Ну что, кореш, за успех?
– Рехнулся? Знаешь, сколько я таких архаровцев повидал…
– Ну, тогда за семью!
Они чокнулись и, посидев еще с час, разошлись. К разговору больше не возвращались, но в глубине Захар Чичин видел, что жена сделала из него подкаблучника. С рождением второго ребенка денег стало не хватать, и начались скандалы. Захар Чичин ломал голову, у кого еще занять, с женой его роднила уверенность, что мир прост, как огород, который засыхает без золотого дождя, и вырастают на нем тогда одни сорняки.
– И это все? – угрюмо пересчитывала жена его зарплату. – А чем я буду вас завтра кормить?
– Коровьим дерьмом! – взорвался Захар Чичин и, заткнув уши, выбежал из дома.
Жена с тех пор притихла, только, давая грудь новорожденному, что-то бубнила под нос. Одновременно она качала ногой колыбель со старшим ребенком, и у глядевшего на нее Захара Чичина разрывалось сердце. А однажды в обед она поставила на стол пустые тарелки.
– Накладывайте сами, – обратилась она к мужу на вы. – Я есть не буду.
– Как хочешь, – зло бросил Захар Чичин.
Он потянулся к стоявшей на плите кастрюле, но та оказалась тяжелой – под крышкой в ней вместо супа лежали камни.
Дождавшись на другой день закрытия банка, Захар Чичин тронул напарника за плечо: «Не уходи, обмозговать надо…»
Обмозговали они на пять лет. Сказавшись больным, Захар Чичин ушел с работы раньше и непосредственно в ограблении не участвовал, но свою долю взял, к тому же всплыла прежняя судимость.
– Нелепо ты, парень, сел, – выслушал его историю начальник лагеря, которого на днях бросила жена. – Выходит, тебя тоже баба сгубила. Слушай, а ты книжки любишь?
– Читать?
– Ну не писать же, – расхохотался начальник.
Выйдя из кабинета, Захар Чичин перекрестился: на этот раз ему повезло больше – в колонии он занял место библиотекаря. Зэки читали мало, зато любили слушать, и Захар Чичин получил погоняло Радио за то, что пересказывал вечерами книги, которые, слюнявя палец, перелистывал днем. «Старуха была дрянью, – пересказывал он роман Достоевского. – А студент мучился с непривычки, ему бы продолжить». Он смотрел поверх голов и вспоминал вислоусого сержанта, учившего, что все дело в навыке, а чем раньше совершено первое убийство, тем лучше. Слушая его рассказы, зэки горячились, спорили, и, глядя на них, он думал, что выдумка может стать правдой, если побуждает к действию. Но при этом все равно останется ложью.
Один раз написала жена. Винилась, умоляла простить – «довела тебя, дуралея, если бы только знала!», интересовалась, вспоминает ли детей, думает ли о том, что с ними будет, причитала, доверяя слезы бумаге, – бедная я, бедная, опять колония, что же, теперь только адреса будут меняться? За что такая судьба? А под конец спрашивала про деньги, не вышлет ли: «Ведь вы хоть немного, а зарабатываете?»
Жена взывала к жалости, пытаясь воскресить в его памяти картины семейной жизни, но Захар Чичин уже отрезал прошлое.
«Рожать – преступление, – разорвал он письмо, – потому что жить – наказание».
Это произошло еще в первый год колонии, а потом от жены не было ни слуху ни духу. Так что про жену с детьми, которые считают его преуспевающим бизнесменом, Захар Чичин в группе солгал. Из лагеря он к ним не вернулся. Лет ему было тогда, сколько букв в русском алфавите, а зубов во рту оставалось, сколько в английском.
«Сколько стоят ваши услуги?» – прочитал он вопрос Дамы с @. И вспомнил, как удивился, когда узнал цену того, что раньше делал бесплатно. Это случилось в лагере, когда раз в каптерке, где смолили собранные за день окурки, он неожиданно для себя поведал о своих военных подвигах. Это дошло до смотрящего за зоной. Так, выйдя на свободу, Захар Чичин нашел свое место. Работа была привычной и прибыльной. «В масть попал, – сплевывал он, боясь спугнуть удачу. – В цвет». Со временем Захар Чичин стал профессионалом, высоко ценившимся в своих кругах, так что, советуя Модесту Одинарову расправиться в подъезде с нагловатым начальником, он действительно мог научить, как это сделать. К своим жертвам, которых называл «мешками», Захар Чичин относился с тупым безразличием, считая, что он всего лишь орудие, вестник, вроде почтальона, и если не он, то за ними придет другой. Так устроен мир, в котором никто не виноват и в котором главное – выжить. Захару Чичину хотелось донести эту правду до тех, кто не испытал и сотой доли его страданий, не проник и на сотую долю в суть вещей.
Дом ему заменили гостиницы, куда он вызывал девушек, ставших для него на одно лицо, заказывал им потом через метрдотеля такси и забывал о них, едва закрывалась дверь. Их имена, лица, смех, записанные в трухлявую книгу его памяти вместе с тысячами других событий, тотчас стирал ластик безграничного отчаяния, бывшего, однако, тайной для него самого. Заказы он получал в Интернете, где вместе с фотографией указывался адрес, по которому ему следует наведаться, там же в Интернете через электронный кошелек с ним и расплачивались, так что риск быть пойманным сводился к нулю. Да и кому он был нужен? Зачем было его искать? Для этого он был нужен слишком многим. Захар Чичин поседел и, глядя на шевелившиеся в темноте занавески, видел уже другой берег, на котором мысли станут излишними, а все вопросы получат ответы.
В группе к его откровению отнеслись по-разному.
«Хоть я и не Станиславский, а не верю!» – еще раз прокомментировал его пост Сидор Куляш.
«Значит, ты у нас прям убивец-убивец? – издевалась Аделаида. – Ах ты противный, так мы тебе и поверим!»
«А я верю!» – возразила Дама с @.
«Вы еще на ромашке погадайте!» – ответил им Раскольников.
Была ночь, и в интернет-кафе Захар Чичин сидел один. Он пил кофе с коньяком, читал на экране комментарии и представлял своих оппонентов. Они казались ему стерильно вымытыми, со свернутой в трубочку судьбой, которую держали под мышкой, как банный веник. Ни жизни не знают, ни смерти не ведают, думал он, помешивая ложкой кофе, приспособились к тесным клеткам своих квартир, теплым гальюнам и ноют, как болотные выпи, считая, что на них мир клином сошелся. В гостиницу Захар Чичин решил вернуться утром, а пока, усмехнувшись, поведал про убитого сержанта с вислыми усами, рассказал о «зоне», где научился варить чифирь и держать язык за зубами, потому что от одного слова зависела жизнь, а под конец подробно описал, как застрелил политика, о котором писали газеты.
«По-вашему, такое можно придумать?»
На несколько часов повисла пауза.
«Господи, с таким даже рядом стоять неприлично! – написала утром Зинаида Пчель. – Куда смотрит модератор?»
«Или я, или он!» – предъявила ультиматум Аделаида.