Кадровый состав ГПУ УССР по состоянию на декабрь 1922 года: 4,4 % руководителей имели высшее образование, 16 % — среднее, 54 % — начальное; 41 % пришли из Красной армии, 9 % — бывшие гражданские работники, 6 % — из милиции, средний возраст прихода в органы составил 22 года; большинство чекистов-руководителей (55 %) родилось на территории нынешней Украины.
15 июня 1922 года Манцев обратился к Дзержинскому с письмом о бедственном материальном положении украинских чекистов. Денежное вознаграждение и продовольственный паек сотрудников были мизерными. Они находились в состоянии перманентного голодания. На этой почве происходило общее понижение работоспособности, падала дисциплина, настроение сотрудников было озлобленным. Зарегистрирован ряд случаев самоубийства на почве голода и крайнего истощения. Расстреляны сотни сотрудников, которые сами шли на разбой и грабеж из-за систематического голодания. «Бегство из украинской ЧК повальное. Особенно угрожающее положение сложилось с уменьшением числа коммунистов в чекистской среде: если раньше их было 60 %, то теперь с трудом насчитывается 15 %. Из ЧК уходили не худшие, и в большинстве своем пролетарии. Штаты мы уменьшили процентов на 75. Что же еще сокращать?» Такую картину в своем письме нарисовал Манцев. Особо тяжелое впечатление производят следующие строки из его письма председателю российской ВЧК: «Я лично получаю письма от сотрудниц, в которых они пишут, что вынуждены заниматься проституцией, чтобы не умереть с голоду».
О тревогах Манцева Дзержинский 6 июля 1922 года проинформировал секретаря ЦК Сталина: «…беспристрастные товарищи сообщают о невозможно тяжелом положении сотрудников ГПУ на Украине». «У меня сейчас просьба одна, — писал Дзержинский Сталину, — дать указания Наркомфину, Наркомпроду и Наркомвоену, чтобы отпущенное нам по смете госснабжение, как продовольственно-вещевое, так и денежное, не было фикцией, а было передано нам полностью. Только при этих условиях мы сможем бороться железной рукой с разложением, уменьшить кадры до максимальных пределов, подобрав лучших, и выполнить свое задание».
Благодаря помощи Дзержинского в органах безопасности Украины были введены твердые оклады, улучшено техническое обеспечение, установлен строгий контроль за экономией средств.
В сентябре 1922 года Дзержинский направил письмо в ЦК РКП(б) на имя Молотова, в котором говорил о том, что состояние органов ЧК внушает опасения. «Нет наплыва свежих ответственных товарищей. Старые болеют, другие бегут».
Дзержинский в декабре 1925 года писал о необходимости совершенствования контроля за деятельностью органов на основе украинского опыта. Балицкий рассказал ему о том, что был вынужден проконтролировать свои органы в связи с обнаружившимися злоупотреблениями по хозяйственной линии. Дзержинский поддержал эти меры, считал важным очиститься органам так, чтобы «имя наше не было замарано, чтобы все элементы разложения были отсечены». В годы Гражданской войны и военной интервенции чекисты Украины раскрыли крупные шпионские организации, действовавшие на территории республики. Иностранный отдел регулярно добывал разведывательные сведения о планах и замыслах империалистических разведок, контрреволюционной эмиграции, националистических организаций за кордоном. Чекисты сумели проникнуть в антисоветские эмигрантские центры, окопавшиеся в Париже, Берлине, Вене, Варшаве, Бухаресте. Были разгромлены десятки вооруженных петлюровских и белогвардейских банд, предотвращены контрреволюционные заговоры в Одессе, Херсоне, Киеве, Екатеринославской и Черниговской губерниях. Однако заплатили за эти победы дорого. Только в 1918–1919 годах в схватках с врагами и в застенках контрразведок погибли около двух тысяч сотрудников ЧК Украины.
Сохранился весьма любопытный циркуляр ЦК партии и комсомола Украины от 1921 года. В нем отмечается, что в последнее время на местах замечено весьма нежелательное явление — заполнение карательных органов советской власти молодыми работниками. Молодые люди с неустоявшимся, неоформившимся миросозерцанием, неокрепшие идейно и психологически, попадают в разлагающе влияющую на них обстановку. Поэтому людей, не достигших восемнадцатилетнего возраста, запрещалось принимать на ответственную работу в органы ВУЧК, в частности привлекать их для обыска и использовать в качестве секретных осведомителей.
Все руководители ВУЧК поступили в органы безопасности во время Гражданской войны и служили под руководством Дзержинского. Многих из них, не отступивших от принципов, которые исповедовал председатель ВЧК — ОГПУ, можно смело отнести к когорте дзержинцев. Их руками Коммунистическая партия России и Украины боролась с реальными противниками советской власти. Но судьба многих из них трагична. В годы сталинских репрессий погибли первые руководители ВУЧК — ГПУ Украины, рыцари революции, соратники Ф. Дзержинского М. Лацис и В. Манцев, В. Балицкий и многие другие. Лацис, работая директором института народного хозяйства, в 1937 году обвинялся в пособничестве врагам, которое выражалось в том, что он всячески старался помочь отеческой заботой и материальной поддержкой многим своим репрессированным товарищам. Манцев долго дружил с Дзержинским, который высоко ценил Манцева, видел его своим преемником на посту председателя ВЧК России, о чем и написал в декабре 1921 года в доверительном письме: «Я как-то расклеился; в последнее время чуть было не поднес Вам свиньи в виде назначения председателем ВЧК. Я хотел уйти, но ЦК не согласился».
В соответствии с постановлением Всеукраинского ЦИК от 22 марта 1922 года «Об упразднении Всеукраинской чрезвычайной комиссии и об организации Госполитуправления» органы госбезопасности были преобразованы.
После образования союзного государства СССР, в 1923 году было создано Объединенное государственное политическое управление (ОГПУ), призванное объединить усилия органов безопасности всех союзных республик в борьбе со шпионажем, бандитизмом и экономической контрреволюцией.
Создание республиканского ГПУ означало не просто смену наименования органов госбезопасности УССР. Главным здесь явился постепенный отход от чрезвычайных и карательных функций; органы ГПУ становились правовыми конституционными учреждениями, обеспечивающими защиту государственных интересов, прав граждан.
Важно подчеркнуть, что отныне спецслужбы союзных республик в оперативной деятельности стали руководствоваться приказами и другими директивными установками ОГПУ СССР. Построенная таким образом структура органов безопасности СССР поставила республиканские службы в строгое подчинение ОГПУ, что позволяло центру реально контролировать обстановку в целом по стране, сосредоточивать усилия на решении коренных политических, экономических, разведывательных и контрразведывательных задач, которые не всегда были бы посильны разрозненным спецслужбам. Началось осуществление единой нормативно-правовой и кадровой политики.
Результатами преобразований структуры органов госбезопасности, свидетельствующими о существенных изменениях в работе спецслужб, явились следующие факты: разгром внутренней контрреволюции и иностранных интервентов, политического бандитизма, переход от политики военного коммунизма к нэпу, укрепление социалистической законности. Все это повлекло за собой изменение карательных функций государства, например позволило правительству республики отменить высшую меру наказания в Украинской ССР.
Органы безопасности сосредоточили свою деятельность на выявлении тайных, нелегальных происков спецслужб иностранных держав, шире стали привлекаться к решению созидательных экономических и социальных задач. Главное заключалось в изменении характера и методов их деятельности в новых условиях, когда после открытой вооруженной борьбы в стране наступил период мирного строительства.
Глава втораяРасстрелянные наркомы безопасности
Всеволод Балицкий
Период истории органов государственной безопасности во времена ВУЧК, ГПУ и НКВД Украинской ССР связан с личностью Всеволода Аполлоновича Балицкого.
Родился он в 1892 году на Украине, его детство и юность прошли в городе Луганске, в семье бухгалтера патронного завода. Обучался на юридическом факультете Московского университета, но с третьего курса мобилизован на фронт Первой мировой войны. Окончил Тифлисскую школу прапорщиков (1915). Вольнослушатель Лазаревского института восточных языков. Активно занимался революционной деятельностью в солдатских кругах, по некоторым свидетельствам являясь членом партии меньшевиков, а с 1915 — большевиков. Имеются сведения о том, что в начале 1918 года Балицкий находился на нелегальной работе в Персии, затем в Грузии.
С декабря 1918 года — член коллегии ВУЧК, с 1919 года начал служить в особых отделах Красной армии, руководил губернскими органами государственной безопасности на территории Волыни и в Киеве. Был близким соратником Дзержинского, многие годы рядом с ним участвовал в борьбе с бандитизмом, создавал специальные военные части ЧК.
В 1923 году тогдашний председатель Всеукраинской ЧК — ГПУ Манцев получил новое назначение, поэтому встал вопрос о преемнике. Москва настаивала о направлении на эту должность члена коллегии ВЧК С. Мессинга. Но сложилась необычная для того и даже всего советского времени ситуация: украинское правительство не приняло московскую кандидатуру и в ответ внесло свою. Так в августе 1923 года председателем ГПУ Украинской ССР был назначен Балицкий, который сразу же введен в состав членов союзной коллегии ОГПУ
В те годы на Украине сложилась практика, когда руководитель ГПУ одновременно возглавлял народный комиссариат внутренних дел (НКВД), тем самым объединив борьбу в масштабах республики как с политическими, так и с уголовными преступлениями.
Об усилении личного влияния Балицкого свидетельствуют избрание его в 1927 году кандидатом в члены Политбюро ЦК Компартии Украины и назначение председателем комиссии при ЦК КП(б)У по рассмотрению судебно-политических дел. Это предоставляло существенные полномочия, в том числе карательным органам, так как указанная партийная комиссия определяла конкретные директивы судам в отношении мер социального наказания по имеющим важное значение политическим процессам.
Под руководством Балицкого была проведена активная борьба с бандитизмом, контрреволюцией, троцкистами, украинскими сепаратистами и национал-уклонистами.
После окончания Гражданской войны органы ГПУ в ряде случаев старались избегать применения крайних репрессивных мер. В этой связи заслуживает внимание записка украинского ГПУ в 1925 году первому секретарю ЦК Украины Лазарю Кагановичу о том, что в последнее время в республике снова всплыл позабытый после Октябрьской революции «еврейский вопрос» и «так сильно и резко, что стал предметом обсуждения и волнения в двухмиллионной среде еврейских масс». ГПУ докладывало, что «мы, по-видимому, не учли объективных причин, превративших сионистское движение в политическое движение еврейской мелкой буржуазии», не придали должного значения созданию многочисленных сионистских организаций. Борьба с сионизмом сводилась к ослаблению движения, снимали, сажали и подвергали высылке актив сионистских группировок.
ГПУ осознавало, что «наши меры административной борьбы с сионистским движением не достигают своей цели», и считало, что разрешением всех вопросов парализации сионистского движения должны заняться партийные органы, советские и общественные организации. Учитывая, что указанные органы ничего не делают для ослабления сионистского движения, обращения молодежи «в советскую единицу», ГПУ предложило через комсомол усилить воспитательную работу молодежи, создать преданный советской власти актив, облегчить порядок принятия в комсомол еврейской местечковой молодежи, вовлечь ее в культурную работу, создать специальные школы кустарей. Чекистами были предложены и другие меры, в частности увеличить число периодических изданий на еврейском языке. ГПУ считало ненормальным, когда издавалась одна газета «Штерн» и одновременно свыше десяти нелегальных сионистских газет и воззваний. «В прессе должен звучать голос украинского еврея, реагирующего на мероприятия советской власти», — считали сотрудники ГПУ.
К несчастью, после Ленина и Дзержинского наступил период подчинения органов безопасности лично Сталину, что повлекло за собой трагические последствия в жизни русского, украинского и других народов СССР.
Предвестником наступающих жестоких репрессий в республике стали организованные показательные судебные процессы по групповым делам Украинского национального центра (УНЦ), Украинской военной организации (УВО) и другие.
В 1929–1930 годах при Балицком начались аресты среди представителей творческой и научной интеллигенции, в прошлом участников петлюровского движения, как это подавалось в печати. Наиболее типичным из масштабных политических событий явился шумно проведенный судебный процесс по делу Спiлки визволения Украiни (Союз освобождения Украины — СВУ), по которому обвинялись 45 граждан, среди которых 2 академика, 15 профессоров, 10 учителей. Средства массовой информации провозгласили эти аресты интеллигенции как «украинский гражданский суд», который карает не только контрреволюционное наследие петлюровщины, а в исторической ретроспективе — «весь украинский национализм», предательскую политику националистических партий, их идеи буржуазной самостоятельности и независимости Украины. О смягчении карательной политики может свидетельствовать то, что из всех осужденных по делу СВУ ни один не был приговорен к высшей мере наказания; тридцать человек приговорены на срок от трех до десяти лет наказания, девять человек — к трем годам и меньше, семерых выслали за пределы Украины сроком до трех лет. Вместе с тем дополнительная проверка показала, что большинство из этих лиц погибли в 1937–1938 годах вследствие выдвинутых против них новых внесудебных обвинений. Все должностные обвинительные лица (прокуроры и судьи) были известны, поскольку процесс был открытым и постоянно освещался в газетах. Их судьба, как и следователей ГПУ, которые вели указанные групповые дела, оказалась трагической. Начальник следовательского отдела ГПУ Горожанин, следователи Брук, Берко и Джавахов были расстреляны в 1937 году; Козельский в 1936 году покончил жизнь самоубийством. Все они сами оказались жертвами сталинского времени.
Когда шла реабилитация, я прочитал более трех десятков томов архивных судебных материалов по процессу СВУ. Зафиксированное в них выглядело с позиций современности и моих личных убеждений как необъяснимое помутнение тогдашнего общественного разума.
В 1925 году из ЦК Компартии Украины поступил документ за подписью Кагановича, в котором от ГПУ настоятельно требовалось обратить особое внимание на контрдиверсионную работу в промышленности и сельском хозяйстве. Органам давались партийные указания заняться изучением положения, настроением крестьянства, их реакции на тяжесть налогов и хлебозаготовок.
На закрытом заседании Политбюро ЦК в 1928 году Балицкий сделал доклад о положении на селе. Высшая партийная инстанция потребовала от органов государственной безопасности республики усилить борьбу с антисоветскими элементами на селе, организовать пресечение массовых крестьянских выступлений во время проведения кампании по коллективизации и раскулачиванию, а также при изъятии излишков хлеба. Следует отметить, что в ходе реализации политики партии по сплошной коллективизации, ликвидации кулачества как враждебного класса подверглись раскулачиванию и выселению в отдаленные районы страны свыше 200 тысяч украинских крестьянских семейств. Были увеличены налоги, в качестве оплаты введены трудодни, установлено уголовное наказание за опоздание на работу, хищение социалистической собственности, даже за сбор оставшихся на поле после уборки урожая колосков.
В начале 1930-х годов на Украине (как и в Казахстане, Поволжье) разразился страшный голод, власти изымали все запасы зерна у колхозников. Особые продовольственные отряды забирали излишки зерна, население голодало и тысячами вымирало. В 1931 году в пяти областях СССР (в Западной Сибири, Казахстане, на Урале, Средней и Нижней Волге) вследствие засухи случился неурожай, что значительно сократило хлебные ресурсы страны. Ситуативная и некомпетентная политика в сельском хозяйстве, экстенсивный экспорт зерна урожая 1931 года сделали обстановку критической. В 1932 году последовал еще больший спад производства продуктов питания, прежде всего за счет основных производящих зерновых районов УССР и Кубани. К началу осени 1932 года страна испытывала трудности с обеспечением городского населения продовольствием. К весне 1933 года в целом по стране положение с продовольствием было тяжелым, перебои были даже в Москве, Ленинграде и ряде военных округов РККА. Голодали Западная Сибирь, Урал, Средняя и Нижняя Волга. Но ситуация на Украине, Северном Кавказе и Казахстане была самой тяжелой. Несмотря на то что из 1,1 миллиона тонн продовольственной, семенной и фуражной помощи, предоставленной в первой половине 1933 года сельскому хозяйству СССР, 576 400 тонн было направлено именно в УССР, эта республика по результатам 1933 года стала лидером по абсолютным показателям сверхсмертности, по относительным ее обходил лишь Казахстан.
Среди историков и политиков на данный момент не достигнуто общего мнения в отношении причин, повлекших за собой массовый голод. Существует точка зрения, согласно которой сверхсмертность населения Украины от голода была во многом вызвана сознательными и целенаправленными действиями советского руководства по подавлению славян.
На эти годы пришлось руководство Балицким органами государственной безопасности Украины. Его практическая деятельность находила высокую оценку и поддержку в Киеве и Москве. Он характеризовался преданным, стойким, верным в проведении политики партии в жизнь большевиком-чекистом; его именем были названы некоторые колхозы, новый стадион «Динамо» в Харькове.
В связи с назначением в июле 1931 года Балицкого на должность заместителя председателя ОГПУ, Менжинский обратился со специальным письмом к сотрудникам ГПУ Украины. Он отметил, что до переезда в Москву Балицкий 12 лет бессменно стоял во главе органов и войск ГПУ на Украине, «являясь их руководителем, организатором и воспитателем». «Украинские чекисты, — отмечал председатель ОГПУ, — вписали прекрасные, героические страницы в историю ВУЧК — ОГПУ, огромны, неисчислимы их успехи и победы на Украине за все время существования советской власти. Происки и козни классовых врагов всегда разбивались о гранит чекистской закалки, партийной преданности и классовой выдержанности чекистов Украины, воспитанных в духе большевистской партийности и лучших чекистских традиций».
И вместе с тем с именем Балицкого связаны аресты и высылки крестьян, «националистической» интеллигенции. В ноябре 1932 года Балицкий был направлен особоуполномоченным ОГПУ на Украину, где в это время свирепствовал голод, с задачей «безусловно выполнить план хлебозаготовок». И, судя по всему, выполнил.
В 1933 году Балицкого снова вернули на Украину. Сталин считал необходимой его работу в этой республике, что хорошо видно из его переписки с Кагановичем. Всесоюзная газета «Известия» писала, что Балицкий должен помочь миллионам украинских селян подавить кулацкий саботаж и обеспечить молодым колхозам возможность «спокойно расти и расцветать». Видимо, для «расцвета» колхозного движения Политбюро ЦК ВКП(б) СССР 10 марта 1932 года предоставило право рассмотрения дел «по повстанчеству и контрреволюции» на Украине тройке ГПУ в составе товарищей Балицкого, Карлсона и Леплевского и применения высшей меры социальной защиты. Балицкого считают одним из главных организаторов массового террора на Украине, унесшего жизни десятков тысяч людей.
С 1935 года он имел высшее звание «комиссар государственной безопасности 1 ранга» (равнозначно генералу армии), которое за всю историю было присвоено всего девяти руководителям органов государственной безопасности.
С приходом Ежова на должность наркома внутренних дел СССР усилились массовые репрессии 1937–1938 годов. На Украине расширилась кампания по разоблачению «врагов народа» среди партийно-советского актива, командного состава Вооруженных сил и сотрудников органов государственной безопасности.
В 1937 году московский ЦК Компартии вскрывает серьезные недостатки в работе Политбюро ЦК Украины — высшего партийного органа Коммунистической партии, а первого секретаря ЦК Постышева обвиняют в развале работы и пособничестве враждебным антисоветским элементам в республике. Над Балицким, который многие годы работал с первыми секретарями ЦК Компартии Украины Квирингом, Косиором, Кагановичем, Постышевым, стали сгущаться тучи. В мае его вызвали в Москву и сильно понизили в должности, отправив в Хабаровск начальником краевого управления НКВД.
Как свидетельствуют архивные данные, на новом месте Балицкий продолжал действовать в присущей ему манере сталинского руководителя — оперативно и решительно. Так, лишь по одному уголовному делу в Особой Краснознаменной дальневосточной армии было арестовано 200 командиров и других военнослужащих.
А в это время на Украине собираются обвинения на самого Балицкого, который якобы «утаивал от покарания врагов народа, не выполнял указаний центра по разоблачению контрреволюционных и террористических организаций, сдерживал борьбу с троцкистами, националистическими элементами в республике». Доносы «о вредительской линии» Балицкого готовили его бывшие подчиненные и передавали новому наркому внутренних дел Украины Леплевскому, с которым ранее у Балицкого не сложились личные взаимоотношения. Леплевский сфабриковал дело про «антисоветский заговор в НКВД Украины во главе с наркомом Балицким», в котором якобы участвовали практически все заместители Балицкого, руководители ведущих подразделений. Важно подчеркнуть, что в одной из докладных записок в Москву на имя наркома Ежова сообщалось, что Балицкий осуществлял «неприкрытое сопротивление выполнению оперативных указаний НКВД СССР, им было сделано все, чтобы сберечь от разгрома кадры». Он стремился остановить репрессии, уменьшить количество арестов и смертных приговоров.
Балицкого обвинили по одному уголовному делу с Якиром. Трагедия заключалась в том, что еще в 1930 году командующий Киевским военным округом Якир ездил в Москву и жаловался на ГПУ Украины, которое под руководством Балицкого саботировало, по его мнению, выявление враждебных элементов из числа бывших царских офицеров.
При аресте 7 июня 1937 года у Балицкого изъяли государственные награды: три ордена Красного Знамени, орден
Трудового Красного Знамени УССР, орден Красной Звезды, два знака «Почетный работник ВЧК — ГПУ».
Допросы Балицкого проводил заместитель наркома НКВД СССР Бельский, незаконными методами добиваясь его признания об участии в «военно-фашистском заговоре». Партийные органы Украины в лучших традициях тех времен поспешили еще до суда обвинить Балицкого в том, что он входил в состав преступного «якировского контрреволюционного центра, покрывал троцкистов, правых и националистов».
Он был делегатом печально известного XVII съезда ВКП(б), попал в число тех 395 членов ЦК ВКП(б), которые погибли в 1937–1940 годах. В жизни страны шел жестокий кругооборот: выносившие смертные приговоры высшие руководители карательной системы становились жертвами. Балицкий был приговорен к высшей мере наказания и 27 ноября 1937 года расстрелян.
К периоду моей работы в КГБ УССР Балицкий не был реабилитирован. Вернулись ли к его личности современники в СБУ, я не знаю. На вопрос журналистов, почему он не реабилитирован, в 1989 году я отвечал: «Может, у кого и поднимется рука поднять вопрос о его реабилитации, однако лично я этого не сделал, хотя и отдаю ему должное как чекисту так же, как и многим другим чекистам».
Израиль Леплевский
14 июня 1937 года комиссар госбезопасности 2 ранга Израиль Моисеевич Леплевский был назначен наркомом внутренних дел Украины.
Родился он в Брест-Литовске в 1896 году в семье резчика табачной фабрики. Работал в шапочной мастерской, на складе аптекарских товаров, служил в армии в 1914–1917 годах рядовым Дербентского пограничного полка на Турецком фронте. Вел революционную работу среди солдат, был членом Бунда, в 1917 году вступил в партию большевиков.
Службу в органах ВЧК начал в 1918 году с должности регистратора оружия в Саратовской ЧК, затем занимал различные должности в Самарской, Екатеринославской губернских ЧК,
Одесском губотделе ГПУ, был начальником 26-го пограничного отряда. Свою активную деятельность начал с участия в подавлении различных выступлений против советской власти на Украине, разрабатывал операции по ликвидации петлюровских атаманов, подпольных белогвардейских организаций.
Леплевский был младше своего руководителя Балицкого на четыре года, но уже в 1925–1929 годах он являлся его заместителем, членом коллегии ГПУ УССР.
Среди ближайшего окружения Леплевского распространялись слухи о том, что основная заслуга в разгроме контрреволюционных сил на Украине в годы Гражданской войны принадлежит именно Леплевскому благодаря его профессионализму и оперативности. Когда об этом стало известно Балицкому, он не стал делить лавры и успехи со своим заместителем, а способствовал выдвижению Леплевского на самостоятельную должность — наркома внутренних дел Белоруссии. В некоторых печатных источниках содержится упоминание о якобы сделанном им заявлении при отъезде из Киева: «Я еще сюда вернусь и рассчитаюсь со всеми».
В 1931 году Леплевский был переведен в Москву, в центральный аппарат, где семь месяцев возглавлял особые отделы Главного управления госбезопасности НКВД. Именно под его непосредственным руководством и с его участием военные контрразведчики чинили расправы над известными со времен Гражданской войны военачальниками — Тухачевским, Якиром, Корком, Уборевичем и другими. Сослуживцы вспоминали, как Якира привели в кабинет начальника военной контрразведки Леплевского. Он вошел в военной форме, а из кабинета был выведен без ремня, петлиц, избитым и в разорванной гимнастерке. Под руководством Леплевского у командующего Киевским военным округом командарма 1 ранга Якира были выбиты показания, свидетельствующие о том, что Балицкий являлся участником антисоветского заговора.
Как участники антисоветских троцкистских организаций были арестованы 21 комкор, 37 комдивов, 29 комбригов, 7 дивизионных комиссаров и т. д. — около тысячи высших командиров и политработников.
С первых же дней назначения наркомом Леплевский стал требовать увеличения арестов военнослужащих, усилил расправу над партийными и советскими работниками, сотрудниками центрального, областных аппаратов НКВД Украины. Верных себе сотрудников он наставлял: «Следует действовать более решительно. Для вас не должны существовать никакие директивы, кроме моих».
На пленуме ЦК КП(б)У по докладу Леплевского отмечалось, что органы НКВД на протяжении нескольких лет проявляли бездеятельность. В результате многие руководители НКВД, старые чекисты, были выведены из состава партийных органов КП(б)У, из обкомов партии и в последующем арестованы.
О своем исключении из состава ЦК и готовящемся аресте узнал начальник управления НКВД по Харьковской области комиссар госбезопасности 3 ранга С. Мазо и покончил жизнь самоубийством. В его рабочем кабинете была обнаружена записка коллегам: «Товарищи, одумайтесь! Куда ведет такая линия арестов да выбивания у обвиняемых показаний?»
Не выдержал массовых репрессий на Украине и личных обвинений в участии в националистической организации председатель Совнаркома Украины Панас Петрович Любченко. Он покончил жизнь самоубийством, застрелив при этом и свою жену. (Черные страницы истории как бы повторяются, когда вспоминаешь, как в 1991 году после ГКЧП подобная участь постигла Бориса Карловича Пуго, бывшего председателя КГБ Латвийской ССР, министра внутренних дел СССР, и его супруги.)
В соответствии с указанием НКВД СССР от 30 января 1937 года категория лиц, подлежащих репрессиям на Украине, значительно увеличилась за счет членов антибольшевистских партий, прежних царских чиновников, жандармов, участников казацко-белогвардейских повстанческих организаций, сектантских и церковных активистов, а также уголовников, бандитов, воров-рецидивистов. В 1937 году в органы НКВД поступила телеграмма наркома Ежова, согласно которой подлежали аресту и расстрелу через «тройки» кулаки и уголовные преступники, бежавшие из лагерей или ссылок. Для НКВД Украины устанавливался лимит на арест 28 800 граждан (к расстрелу — 8000).
По личной просьбе Леплевского лимит на расстрел был увеличен на 4200 человек. Руководство НКВД Украины, как всегда, шло с опережением.
11 августа 1937 года Ежов издал указание, в соответствии с которым на Украине была проведена этническая чистка лиц польской национальности, обвинявшихся в сотрудничестве с польской разведкой, в шпионской, террористической и фашистско-повстанческой деятельности. Я знакомился с некоторыми подобными делами по арестам поляков в Житомирской области. С применением физического воздействия обвиняемые лица признавались в связях с польской разведкой, подготовке подрывов мостов в случае войны и т. д. Обычно один подозреваемый под пытками признавался, затем оговаривал своих знакомых или односельчан, и те подпадали под каток репрессий.
20 декабря 1937 года отмечалась 20-я годовщина органов государственной безопасности. В газетах воспевался «великий всенародный праздник», публиковались приветствия чекистам Украины, «которые под руководством товарища Леплевского разгромили контрреволюционные, правотроцкистские и националистические гнезда наемников фашизма». В приветственном слове чекистам Косиор произнес: «Я не знаю, какое сердце честного советского гражданина не пылает любовью к Народному комиссариату внутренних дел, к их славным работникам».
Однако к концу 1937 года от ряда сотрудников поступили заявления о том, что Леплевский в 1920-х годах защищал платформу Троцкого, был карьеристом, дружил с врагом народа Балицким. По утверждению Ежова, Леплевский утратил доверие ЦК партии большевиков за свои грубые действия, так как его работа носила бессистемный характер и «ударяла по одиночкам». И это обвинение предъявлялось человеку, при котором аресты граждан в республике увеличились по сравнению с временами Балицкого более чем в три раза.
В апреле 1938 года Леплевского арестовали по тем же кошмарным обвинениям, которые он сам предъявлял сотням и тысячам: его обвинили в участии в антисоветской троцкистской организации, сделали из него руководителя враждебного «заговора НКВД в Украине». 28 июля того же года Военной коллегией Верховного суда СССР И. Леплевский приговорен к высшей мере наказания и расстрелян. Не реабилитирован. Вместе с ним погибли его ближайшие соратники-чекисты по службе в Киеве и Москве.
В это же время продолжались репрессии среди руководящего состава НКВД. В мае 1938 года покончил жизнь самоубийством начальник УНКВД по Московской области В. Каруцкий. Атмосфера в столичном органе госбезопасности была такова, что только за один 1938 год сменилось шесть начальников Московского управления.
Александр Успенский
В начале 1938 года на должность наркома внутренних дел Украинской ССР Ежов рекомендовал Александра Ивановича Успенского. В отличие от предшественников — Балицкого и Леплевского — он ранее не имел какого-либо отношения к республике.
Родился Успенский в Тульской губернии в семье лесника. Окончил два класса духовного училища в Туле. В органы ВЧК пришел в 1920 году на должность уездного секретного уполномоченного ЧК. Затем работал в органах ВЧК Тулы, Урала, Московской области. Судьба баловала чекиста Успенского. В молодом возрасте, в 25 лет, он уже стал начальником экономического отдела ОГПУ по Уралу, в 1931 году был переведен на аналогичную должность в ГПУ Московской области. В столице он сумел сблизиться со многими руководителями подразделений центрального аппарата, которые способствовали его дальнейшему росту по службе. В 1935 году Успенский — заместитель коменданта Московского Кремля по внутренней охране.
Когда в 1937 году арестовали наркома СССР Ягоду, Успенский не без успеха начал выдавать себя за жертву, пострадавшую от беззакония последнего. На самом деле «пострадавший» — типичный представитель ежовской гвардии. Он пользовался расположением наркома Ежова и не раз доказывал ему свою преданность, выполняя деликатные поручения большой важности. Так, в марте 1937 года перед назначением начальником управления НКВД Оренбургской области Ежов в доверительном разговоре поставил перед ним задачу: «Не считаясь с жертвами, нанести полный оперативный удар по местным кадрам. Да, могут быть и случайности. Но лес рубят — щепки летят. Имей в виду, в практике НКВД это неизбежно. Главное, что требуется от тебя, это показать эффективность своей работы, блеснуть внушительной цифрой арестов». И Успенский с особым рвением проводил репрессии, что отметили в самом Кремле. В Оренбурге было сфальсифицирован ряд громких политических дел, в их числе дело о мифической белогвардейской организации, имевшей войсковую структуру. За пять месяцев его «работы» в небольшой по численности населения области было арестовано свыше трех тысяч человек, из них половина расстреляна.
В 1937 году Оренбург посетил секретарь ЦК Андрей Жданов, которому показалось, что в этой области арестов «врагов народа» проводится недостаточно, о чем он телеграфировал Сталину. Волна репрессий в этой крестьянской, далекой от революционных потрясений области усилилась: только по спискам Успенского было дополнительно арестовано еще около 600 человек во главе с первым секретарем обкома ВКП(б) Митрофановым.
В связи с назначением на ответственную должность наркома внутренних дел Украинской ССР Успенского пригласили на беседу к И. Сталину. Вождь прежде всего поинтересовался прошлыми отношениями Успенского с арестованным «врагом народа» Ягодой. Успенский клялся в чистоте перед коммунистической партией, органами безопасности, а бывший нарком Ягода, дескать, ему не всегда доверял и даже подвергал травле. Сталин пожелал успехов в руководстве органами безопасности Украины.
Нарком внутренних дел Ежов порадовался за своего выдвиженца. «Теперь можно ничего не бояться. Тебе доверяет сам товарищ Сталин», — наставлял он новоиспеченного руководителя органов госбезопасности Украины. Вместе с бригадой сотрудников центрального аппарата НКВД Ежов выехал в Киев для представления украинским чекистам своего ставленника. В последующем Успенский так охарактеризовал визит Ежова в столицу республики: «В Киеве каждый из этой бригады занимался тем, что подбирал материалы для арестов, причем материалы тут же докладывались Ежову и тот в пьяном виде, не читая и даже не ознакомившись с краткими справками, санкционировал аресты. Особенно отличался в этом отношении Листенгурт (в феврале — апреле 1938 года исполняющий обязанности начальника особого отдела НКВД Украины), который ставил перед Ежовым вопрос об аресте военных… Тогда же я получил от Ежова санкцию на арест 36 тысяч человек с правом судить их решением тройки НКВД Украины». Как известно, на Украине продолжались массовые репрессии, а тут нарком Успенский получает такой подарок — карт-бланш на аресты и расстрелы от самого Ежова. Успенский не преминул этим воспользоваться, масштабы репрессий при нем все увеличивались. Этот период характеризуется резким ужесточением карательной политики, когда почти все арестованные приговаривались к высшей мере наказания.
Новый нарком начал с разоблачения «антисоветского заговора в НКВД Украины» во главе с бывшим наркомом Леплевским. Я знакомился с архивными документами, из которых было видно, что НКВД Украинской ССР в своих докладах в 1938 году в Москву указывал на «коренной перелом в разгроме вражеских формирований и троцкистского подполья на Украине, который состоялся на основе непосредственных указаний наркома внутренних дел СССР Ежова по устранению антисоветского подполья, данных им во время приезда на Украину (февраль) и под руководством секретаря ЦК КП(б) УССР Н. С. Хрущева».
В январе 1938 года, одновременно с назначением Успенского, первым секретарем ЦК КП Украины туда был направлен Хрущев. Согласно его опубликованным воспоминаниям, ехал без желания, просил Сталина не посылать его в эту республику: «не подготовлен, чтобы занять такой пост», к тому же существует национальный вопрос, «я — русский, говорить на украинском совсем не могу, а это тоже имеет большой минус». При отъезде Хрущев просил подобрать в Москве несколько лиц украинской национальности на руководящие должности, что было необходимо, так как «на Украине из-за арестов сейчас нет ни одного председателя облисполкома и даже председателя Совнаркома (есть его первый заместитель), нет заведующих отделами обкомов и горкомов партии, а в ЦК КП(б)У — ни одного заведующего отделом».
На Украине была уничтожена вся верхушка руководящих кадров в «несколько этажей», как образно оценивал Хрущев политическую обстановку в республике. Кадры менялись и вновь арестовывались и уничтожались; особой расправе подвергалась украинская интеллигенция.
Успенский поставил вопрос об аресте известного поэта Рыльского, которого обвиняли в национализме и возвели в ранг «врагов народа». Хрущев якобы возражал: «Какой он националист, он просто украинец и отражает украинские национальные настроения».
Возлагая в последующем вину за репрессии и свои прегрешения в этом на Сталина, Хрущев забывает упомянуть, что период его руководства на Украине республиканской партийной организацией отмечен волной усилившихся репрессий. При нем стали выкашивать авторитетных руководителей республики, государственных и партийных работников различных рангов. На время его пребывания в республике приходится пик арестов видных военачальников. Так, в июне 1938 года Хрущев отмечал, что «состав Политбюро ЦК ВКП(б) Украины почти весь, за исключением единиц, оказался вражеским». Во время приезда Ежова Хрущев заверял: «Мы врагов доконаем на Украине».
Успенский понимал, что за массовые репрессии невиновных лиц рано или поздно придется нести ответственность, и решил имитировать самоубийство и уйти на нелегальное положение по фиктивным документам оперативного прикрытия на другое лицо. К этому времени стали ходить слухи о шаткости положения наркома Ежова, на которого уже нельзя опереться и списать проделки на Украине, и это оказалось правдой.
В один из осенних дней ноября 1938 года в своем служебном кабинете в Киеве не появился на работе нарком внутренних дел, комиссар госбезопасности 3 ранга Успенский. Оставив дома жену и сына, он утром ушел на работу и просто для всех исчез. Местонахождение наркома было неизвестно около пяти месяцев. По всей стране осуществлялся его активный, но безрезультатный поиск. Как обычно, в чекистских кругах выдвигались различного рода версии, строились догадки, вплоть до такой, что Успенский стал изменником Родины и бежал за кордон — в Румынию или Польшу. Сумел же в эти дни под предлогом встречи с зарубежным агентом уйти в Японию и не вернуться в СССР начальник НКВД Дальневосточного края Люшков, ранее работавший на Украине.
Но случившееся в Киеве не находило здравого объяснения. Невиданный случай: пропал нарком республики. Не вносила ясности и оставленная им в кабинете краткая записка: «Не могу так жить дальше. Мой труп ищите в Днепре».
Заметая следы, Успенский скрывался в Курске, Архангельске, Калуге. Несколько месяцев он провел в Муроме у любовницы, жены арестованного ответственного друга, сотрудника Лубянки, а потом скитался в поисках укромного местечка по Уралу. Ориентировка на задержание была направлена во все территориальные органы, и в апреле 1939 года он был арестован в Челябинской области.
На допросе бывший нарком показал, что мысль о бегстве, которое он предпринял для того, чтобы избежать грозившего ему ареста, возникла у него под воздействием разговора, имевшего место на даче Ежова. И когда утром 14 ноября 1938 года Успенскому позвонил Ежов, то его слова: «Тебя вызывают в Москву, плохи твои дела», он понял как сигнал, предупреждение о грозящем аресте. «Передо мной встала дилемма: или стреляться, или попытаться скрыться, я предпочел последнее», воспользовавшись советом Ежова, недвусмысленно высказанным им в конце разговора: «А в общем ты сам смотри, как тебе ехать и куда именно ехать».
В январе 1940 года Военная коллегия Верховного суда СССР приговорила Успенского к расстрелу.
Каким Успенский останется в истории: сотрудником ЧК, который по «рецидиву» проснувшейся совести не захотел участвовать в дальнейших репрессиях и добровольно своим безрассудным поступком обрек себя на погибель? Или трусом, испугавшимся размаха развернутых арестов за короткий срок пребывания его в должности наркома и неизбежной личной ответственности за содеянное, понимая, что Москва не защитит? Или фальсификатором и жестоким исполнителем сталинской политики чисток рядов коммунистической партии, старых большевиков, высших кадров Красной армии, ветеранов ЧК, представителей интеллигенции, специалистов, рядовых тружеников как на Украине, так и в Сибири? Какое место отведено в истории органов безопасности Александру Успенскому, и вспомнит ли кто-либо из наших современников его имя?..
Не стало Ежова, не стало Успенского. Новый нарком внутренних дел Берия в декабре 1938 года назначил исполняющим обязанности наркома внутренних дел Украины Амаяка Кобулова, старший брат которого, Богдан, являлся заместителем Берии в союзном НКВД. Старший лейтенант госбезопасности продолжил «наводить порядок» в Киеве и разоблачил «антисоветский заговор в НКВД Украины во главе с наркомом Успенским».
«Украинский Кобулов был еще мальчишкой и довольно неподготовленным», — так отозвался о нем Хрущев. Об Амаяке известно, что он имел образование в пределах пяти классов торговой школы (высшее образование получил после войны) и непомерные амбиции. В 1939 году он направляется за границу в качестве руководителя берлинской резидентуры, где ему был подставлен агент-двойник «Лицеист», через которого фашистские спецслужбы сумели успешно провести операцию по прямой дезинформации советского руководства.
Уничтожение наркомов внутренних дел Украинской ССР продолжилось: по делу Берии в 1955 году были расстреляны и А. Кобулов, и П. Мешик, бывшие короткое время руководителями органов безопасности республики. Кобулову вменялось то, что он являлся активным участником антисоветской заговорщической группы Берии, виновен в развале работы советской разведки в Германии накануне войны, нарушении законности и фальсификации следственных дел. Оправдываясь в применении пыток, А. Кобулов упомянул об указаниях руководства партии применять меры физического воздействия к арестованным врагам и полученном указании Сталина по этому вопросу.