Некоторые объясняли случившееся бескомпромиссной борьбой за власть поддержанного демократическими силами Ельцина и уже теряющего авторитет Горбачева, бросающегося из стороны в сторону в своих действиях и публичных высказываниях. Полагаю, что не это является основной причиной конфликта. Хотя антагонистические отношения между этими двумя членами Политбюро ЦК КПСС имели место и раньше, но в том момент набирал силу гонимый партверхушкой Ельцин. Однако окончательное решение в одобрении Декларации о суверенитете было за представителями законодательной власти. Абсолютное большинство членов российского парламента при голосовании за Декларацию о суверенитете высказались откровенно «за», «против» — менее десяти депутатов. После такого поступка «старшего брата» беспокойную Украину уже нельзя было удержать. Поднял голову и полыхнул огнем нетерпения украинский национализм. Спустя месяц с таким же результатом, как в Москве, киевский Верховный совет принял Декларацию о суверенитете Украины.
Всем стало понятно, что результаты голосования в России и Украине целиком зависели от позиции депутатов из числа коммунистов. Они тогда преобладали в депутатском корпусе и своим единодушным голосованием входили в серьезные противоречия с союзными принципами существования нашего единого государства. Впервые после образования Советского Союза законодательными органами принимались правовые нормы о суверенитете республик, многие положения которых противоречили действующей Конституции страны. Более того, в России по пути принятия собственных законов о суверенитете пошли многочисленные автономные республики.
Находясь в Казани, Ельцин делал широкие жесты: «Какую самостоятельность изберет для себя Татария, ту мы и будем приветствовать». Как следствие этого, автономные образования стали претендовать на подписание наравне с союзными республиками нового Союзного договора.
В средствах массовой информации стало отмечаться, что украинская Декларация о суверенитете была принята потому, что ранее задекларировала свой суверенитет Россия. Без примера Москвы Киев не сделал бы ни одного решительного шага в этом направлении. Получалось, что своеобразными пособниками в возрождении украинского государственного суверенитета вновь оказались «москали», признававшие самостоятельность Украины в годы Гражданской войны, до создания Союза ССР. Принятие подобных законов в России и Украине возбудило дальнейший парад суверенитетов союзных республик.
После опубликования текста российской Декларации я позвонил первому заместителю председателя КГБ СССР Бобкову и спросил, как понимать принятие такого неоднозначного и в то же время значимого законодательного акта о государственном суверенитете России. Как депутат парламента, не принимавший участия в голосовании за этот закон, он открыл мне глаза. Вместе с депутатом, генералом армии Константином Ивановичем Кобецом, понимая возможные последствия принятия такого содержания Декларации, перед голосованием Бобков решил добиться приема и доложить Горбачеву сомнения по предложенному закону о суверенитете России. «Горбачев прочел его, подумал немного и сказал:
— Ничего страшного не вижу. Мы уже многое обсуждали.
— Но ведь это, по существу, отказ от властных полномочий Союза, — заметили мы, смущенные происходящим.
— Да нет. Это Союзу не угрожает. Но, если вы не согласны, покиньте съезд. Такая демонстрация может быть только полезной.
Он, как всегда, по-доброму улыбнулся и уже совсем серьезно добавил:
— Причин реагировать на это союзной власти я не вижу».
Комментировать этот разговор, думаю, излишне; в нем наглядно сошлись принципиальные взгляды на судьбу СССР двух генералов армии — военного и чекиста, и ясно проявилась типичная двойственность суждений Президента страны, который не видел или не желал видеть ее развала. Ради исторической правды следует признать, что Горбачев позднее изменит свое отношение и будет демонстрировать иные оценки российской Декларации, а его помощник Черняев запишет в своем дневнике: «Многонациональную проблему Союза можно решить только через русский вопрос. Пусть Россия уходит из СССР и пусть остальные поступают, как хотят. Правда, если уйдет Украина, мы на время перестанем быть державой. Ну и что? Переживем и вернем себе это звание через возрождение России».
Что-то созвучное пришлось мне услышать на Съезде народных депутатов СССР в выступлении известного писателя Валентина Распутина, который отвечал прибалтийским депутатам: «А может, России выйти из состава Союза, если во всех своих бедах вы обвиняете ее и если ее слаборазвитость и неуклюжесть отягощают ваши прогрессивные устремления?»
13 июня находившаяся в нашей стране премьер-министр Великобритании Тэтчер заинтересовалась отношением главы правительства СССР Рыжкова к принятому буквально накануне российским парламентом закону о суверенитете республики и верховенству российских законов над союзными. «Даже ей, со стороны, — вспоминает Рыжков, — было ясно: произошло нечто недопустимое для единого государства».
«Когда Россия возродится и станет богатой, Украина приползет к нам на коленях», — популярно разъяснил мне один из членов российского правительства.
Моя позиция в оценке принимаемых в России и Украине законов о республиканских суверенитетах, конечно же, носила личностный характер, относилась к периоду бурного времени, когда сложно было предугадывать дальнейший ход политических событий. С точки зрения прогноза развития общественно-политических процессов сотрудники КГБ были в более выгодном положении. У них в руках было острое профессиональное восприятие: умение осмыслять оперативную обстановку, те явления, которые скрыты от широкого общественного понимания; знание подрывных целей и практической деятельности спецслужб противника, порядка проведения открытых и маскируемых акций антиобщественных элементов. В своем мировоззрении я стоял на безусловной защите интересов государства СССР, вместе с тем не мог не приветствовать стремление к установлению подлинного федерализма, расширению суверенных полномочий республик. Даже в положении председателя КГБ союзной республики я ощущал ограниченные полномочия республиканских органов при маневрировании кадрами, назначении на руководящие должности, приеме на службу и зачислении новых сотрудников в штат. Увольнение, сокращение, заработная плата, все финансовые и материальные расходы — ни шагу без решения Москвы. Председатель КГБ республики имел право присваивать очередные офицерские звания только до подполковника. Иногда доходило до курьезов, например: в Москве отказывали в назначении нашего сотрудника начальником управления со ссылкой на то, что его жена длительное время работает директором крупного магазина. Лишь после того, как я пригрозил кадровикам устроить скандал, назначение состоялось.
Но, с другой стороны, если подходить к суверенизации с правовой точки зрения, во многих положениях Деклараций нельзя было не замечать предпосылок к окончательному раскачиванию социалистической государственности.
Интересные и откровенные наблюдения высказал по этому поводу Кучма: «Акт о суверенитете России, принятый Верховным советом РСФСР 12 июня 1990 года, выглядел в глазах большинства россиян как некое чудачество либо еще один ход в хитрой политической игре, смысл которой ясен пока лишь самим игрокам».
Нечего греха таить: многие благородные идеи из Декларации о суверенитете современниками воспринимались как провозглашение неких намерений, будущей мечты; тогда думали, что они не потребуют выполнения после заключения нового Союзного договора. В советский период (впрочем, и в наши дни тоже) принималось немало прекрасных законов, но претворялись в жизнь не лучшие демократические правовые нормы, а в первую очередь «закручивание гаек».
Как следовало поступать органам государственной безопасности при таком законотворчестве? Хотелось бы спросить у обвиняющих КГБ о том, как его сотрудники могли выполнить свои главные задачи по защите государства, если все основополагающие решения о государственном устройстве, смене правительств, экономических и социальных реформах принимались на высшем законодательном уровне СССР и союзных республик в парламентах конституционным большинством.
Очнулся от опьянения перестроечными преобразованиями и перешел к реалистическим взглядам и Горбачев: «И как тут не вспомнить события 1990 года, запалом которых стало решение Верховного совета РСФСР о суверенитете, о верховенстве законов России на ее территории. Тут одна из первопричин дезинтеграции Союза. Суждения насчет того, что толчком к распаду Союза стали национальные конфликты в Прибалтике, Закавказье, Средней Азии, — все это попытки задним числом оправдать безответственные действия Ельцина и его демороссовских сторонников по развалу СССР». Заключения Горбачева представляются двойственными и не оправдывают его самого: и первое, и второе, сказанное им, являлось причинами развала СССР, допущенными при его руководстве страной.
Только линией центральных органов можно объяснить, отчего нарушающие Конституцию СССР положения Декларации о суверенитете союзных республик не получали со стороны союзных властей своевременных, четких и принципиальных юридических оценок, а также почему эти положения не были отменены или официально признаны неконституционными. Возникающие в республиках сепаратистские процессы в большинстве своем протекали на виду союзных органов при молчаливом согласии центра, что в конечном итоге привело к его поражению. Центральные власти в своей реакции опоздали. А когда началось применение военных подразделений и силовой составляющей, поезд уже шел под откос.
Вместе с тем ускоренные тенденции к суверенизации республик в самое нужное время заметили и стали широко использовать во враждебных замыслах иностранные спецслужбы, многочисленные антисоветские зарубежные организации. Так, в период объявления Украинской ССР Декларации о суверенитете при Совете национальной безопасности США была создана специальная группа экспертов, которые стремились оказывать непосредственное влияние на дальнейшее развитие обстановки в республике. Американские спецслужбы поставили главной задачей создание внутренних и внешних условий для «мирного выхода Украины из состава СССР и превращения в независимое демократическое государство». Для достижения этой цели стало активно использоваться генеральное консульство США, незадолго до этого открытое в Киеве. Увеличение в пять раз количества часов радиопередач «Голоса Америки» и радиостанции «Свобода» на украинскую аудиторию являлось свидетельством продолжения «холодной войны» против СССР. Делалось все для идеологического разложения социалистического общества, переживающего серьезные кризисные явления. США предлагали моральную и материальную поддержку «антиколониальным, национально-освободительным силам внутри СССР», ЦРУ не исключало вариантов снабжения оружием нелегальных националистических группировок. А в случае возникновения гражданских массовых столкновений в нашей стране США предполагали направление американских войск в «горячие точки СССР» для контроля и сохранения ядерного оружия.