И если Новиковы, действительно, желали счастья народу, то дух их может быть спокоен: общенародная жизнь в СССР неустанно прогрессирует в направлении к благоденствию и счастью.
Наш брат, «толстовцы», воспитанные в идеях мирного анархизма, всегда презрительно думали о всякого рода власти. Самое слово «власть» звучало для нас как нечто одиозное, ужасное, преступное. Основательно ли?
На днях, размышляя о природе власти, я подумал, что, собственно, всякое управление общественными делами, всякое правительство – это крест. И крест – далеко не легкий, требующий от того, кто его несет, не только огромного труда, но и большой твердости и выдержки, доходящих до границ полного самоотречения. Я по своему опыту знаю, что на властвующего, правящего (хотя бы в самых узких границах, до заведования каким-нибудь учреждением включительно) наваливается обычно много темных, авантюристических, претенциозных элементов, глубоко эгоистичных «рвачей», ловящих рыбку в мутной воде, желающих поживиться от вас чем-нибудь, а в случае неудачи готовых на оскорбления, клевету, подкопы, на какую угодно «оппозицию». Надо, повторяю, иметь много мужества и твердости, чтобы противостоять этим темным силам, этим «рвачам», – все-равно, в малом ли или в общенародном масштабе; уметь, когда нужно, сказать им: нет! И тут любой христианин – не христианин, если он не выкажет нужной твердости, даст овладеть собой, оплошает, струсит, подчинится: ведь это было бы равносильно отказу от общего дела ради частных, да еще недобросовестных, притязаний.
Вот тебе и «власть», кошмар всех, и в особенности христианских, анархистов! Ну-тко вы, бегуны от власти, спросите себя: готовы ли вы на такое положение? А если не готовы, то почему? Из эгоизма (желания в бездеятельности соблюсти свое спокойствие) или, действительно, из альтруизма, как вы говорите?
Интересный случай – когда Л. Толстой говорит о «правительстве» совсем иным языком, чем обычно, а именно не как о разбойничьей шайке, а как о подлинном представительстве народа: это – в замечательном, пророческом предисловии к Солдатской и Офицерской памяткам, предисловии, обычно почему-то не печатающемся с этими статьями и приводимом Бирюковым в его «Биографии Л. Н. Толстого», т. 4, стр. 61.
Рекомендуя правительству осуществление земельной реформы по системе Генри Джорджа как меру, могущую предотвратить неизбежную «кровавую революцию», Толстой говорит: «Очень может быть, что я ошибаюсь… Одно несомненно, что дело правительства не заботиться только о том, чтобы не изменилось его положение, а смело взять центральную идею прогресса и всеми силами, которыми оно обладает, проводить ее в жизнь. Только тогда правительства получат в наше время какой-нибудь смысл и перестанут быть предметами ненависти, отвращения и презрения всех тех людей, которые или не пользуются их привилегиями, или не понимают значения правительственной деятельности. А такие люди теперь почти все».
Это место – весьма замечательное. Лев Николаевич рассуждает уже не как анархист, а как русский гражданин своего времени, разделяющий общее революционное настроение и недовольство старым строем. Выясняется, что Толстому не чужда была мысль о каком-то идеальном правительстве, могущем «смело взять центральную идею прогресса» и «проводить ее в жизнь».
В той же статье Лев Николаевич говорит также о таких правительствах, которые должны, «поняв направление пути, по которому движется человечество, вести по нем свои народы».
Правительства «ведут свои народы»! Оказывается, и такая, совсем не «толстовская», картина возможна, и весь вопрос только в том, куда ведут правительства.
Мы опять видим, что Лев Николаевич потому так резко отрицательно относился к идее какого бы то ни было правительства, что слишком сильна была его оппозиция, сильно его отвращение к русскому правительству, современником которого он являлся, – к самодержавному царскому правительству, в течение столетий беспощадно и жестоко эксплуатировавшему трудовой народ. Да в его время не было и никакого другого правительства, которое, не ограничиваясь казовой стороной и словесным провозглашением принципов демократии и равенства, разрешило бы по существу вопрос о жизненных интересах широких крестьянских и рабочих масс, создало бы для них устойчивое экономическое положение и не смотрело бы на них как на «низшие сословия». Едва ли можно сомневаться, что Л. Н. Толстой горячо поддержал бы правительство, поставившее себе задачей проведение в жизнь теории «единого налога» Генри Джорджа! Ему, кстати сказать, часто указывали, что для осуществления этой теории нужно правительство. Толстой ничего не мог возразить против этого и однако… от теории Генри Джорджа не отказывался.
Правительство, о котором Л. Н. Толстой мечтал, – правительство, которое, «поняв направление пути, по которому движется человечество, ведет по нему свои народы», правительство, которое «смело взяло центральную идею прогресса» и «проводит ее в жизнь», народилось всего только через семь лет после смерти Толстого. Поразительно это предвидение гениального Толстого, совершенно точно и почти что в терминах наших дней определившего, каким должно быть то правительство, которое установилось в России в результате
Великой Октябрьской социалистической революции 1917 года! Правительство это, «поняв направление пути, по которому движется человечество», ориентирует все развитие государственной и экономической жизни, в том числе и постановку земельного вопроса, не на дворянство, не на буржуазию, не на деревенское кулачество даже, не на частника и не на кустарника, а на весь трудовой, рабочий и крестьянский, народ. Это – не Столыпин с его «хуторами», столько крови испортившими Толстому и вызывавшими его острейший протест. Нет, «смело взяв центральную идею прогресса», идею уничтожения собственности на средства производства, в том числе собственности на землю, идею раскрепощения трудового народа и освобождения его от власти эксплуататоров как в городе, так и в деревне, Советское правительство «всеми силами, которыми оно обладает, проводит в жизнь эту идею», ни перед чем не отступая и побеждая все встречающиеся на пути препятствия. Творя дело Маркса – Энгельса – Ленина, оно тем самым прямо выполняет и примечательный и до сих пор недостаточно оцененный Толстовский императив. Каковы бы ни были те средства, которыми оно пользуется для борьбы за свое дело (Толстой мог бы их отрицать), оно непреклонно идет к указанной нашим мыслителем цели. Счастье трудового народа стоит на первом плане для правительства Коммунистической партии. Толстой должен был бы это признать, а признавши, не изменил ли бы он свое воззрение на правительство и государство вообще?
Не будем говорить за Толстого. Но ответ напрашивается сам собой, – и ответ не отрицательный.
Итак, можно считать установленным, что Толстой готов был бы с уважением и с признанием отнестись к такому государству и правительству, которое поставило бы своей целью осуществление идеи Генри Джорджа о мирном и безнасильственном освобождении земли от частной собственности. А как бы он отнесся к государству и правительству, которое сделало бы главной целью своей внешней политики идею мира и борьбы с войной? Нельзя сомневаться, что и к такому правительству он отнесся бы с тем же, если еще не с большим, уважением и признанием. Но такое государство и правительство как раз существует в наши дни: это – СССР и Советское правительство.
Можно ли, в наши дни, представить себе возможность войны между СССР, Китаем, Польшей, Чехословакией, Германской Демократической Республикой или каким-либо другим из тех государств, которых связывают союзные отношения на почве взаимного уважения к народовластию, к гражданскому равенству, к идее мира? Нет, нельзя. А что, если бы и другие государства, обновив и усовершенствовав свой внутренний строй, примкнули бы к тому же союзу? Тогда исполнилась бы вековая мечта народов: войны не было бы больше, половина рода человеческого не калечилась бы в битвах и не погибала бы от нужды и голода, а все материальные ресурсы расходовались бы только на мирные – социальные и культурные – цели. Это кажется, действительно, мечтой, а между тем это так близко! Ведь уже около 1 миллиарда людей, т. е. около половины всего человечества, живет в этом мирном союзе. Когда же, когда войдут в него и все остальные народы?! И когда варварский и жестокий обычай войн прекратится совершенно и навсегда?!
Думается мне, что в вопросе о целях и стремлениях политико-социального характера между политическим коммунизмом и «толстовством», на самом деле, большой разницы нет. Каков идеал коммунизма? Уничтожение классов, всеобщее равенство, уничтожение богатства и бедности, обобществление всех средств производства (с целью воспрепятствовать обогащению отдельных лиц и эксплуатации бедных богатыми), личный труд, мир. Всему этому, несомненно, сочувствует и «толстовство». Ленин говорил, что для Толстого характерно было «срывание всех и всяческих масок». Но то же характерно как для самого Ленина, так и для его партии вообще. Недаром только в Советской России мог появиться ряд таких замечательных и при том строго научных изданий, как, например, только что проштудированные мною «История дипломатии» или «Дипломатический словарь». Марксистский, всеобнажающий метод дает авторам возможность сказать правду о явлениях и людях в той области буржуазного мира, само название которой можно было бы считать синонимом лжи, обмана и подлости. Все капиталистические правительства (а только их знал Толстой) тут разоблачены.
Разница между Толстым и коммунизмом – лишь в способе обоснования своего идеала и в способе его осуществления. У Толстого – религиозное обоснование, у коммунистов – чисто практическое. Что же касается способа осуществления, то «толстовский» способ – «лучше» (мир и любовь), но только он не приводит к цели, а большевистский способ – «хуже» (насильственная революция), но зато он гарантирует победу.