Замечательно изменение во взглядах на труд, внесенное Великой Октябрьской революцией в СССР! То, что раньше воспринималось трудящимися как проклятие и что, сопровождаясь бесчеловечной эксплуатацией рабочего, женщины-работницы и детей их, начиная чуть не с 7-летнего возраста, теперь, в республике Советов, обратилось, по цитированному уже мною выражению в «дело чести, дело славы, дело доблести и геройства». Можно сказать, что в СССР все теперь измеряется трудом, и трудящийся чувствует себя не рабом, а хозяином жизни, ибо о подневольности уже говорить не приходится и все трудятся и отдают, не жалея, свои силы на общее дело. И как грандиозны результаты этого подлинного и всестороннего подъема труда в Советском Союзе! Из бедной и отсталой страна превратилась в трудовую промышленную державу, способную и накормить весь народ, и отстоять его самостоятельность и независимость от враждебных внешних сил.
Герои Социалистического Труда отмечаются золотой звездочкой, которую они носят на груди. Красивый символ! Вот бы так-то украсили рабочего в XIX веке – в Англии, Франции, России! Да куда там! – о почете думать уже не приходилось, когда и голая борьба за существование не была обеспечена.
Герои труда – это, действительно, лучшие люди страны, и золотая звездочка обеспечивает им почет и уважение везде и всегда.
Поэтому в Советском Союзе мы вправе, более, чем где бы то ни было, говорить о счастье труда.
Не надо ломиться в открытые двери и доказывать, что любовь к женщине и брак по любви являются одним из наиболее полных выражений личного счастья. Это все знают. И вся художественная литература, живое отражение жизни, свидетельствует об этом.
Вот сейчас передо мной, совершенно случайно, лежит на столе «Петр I» А. Н. Толстого. На стр. 617 Меншиков рассказывает Петру, как он уговаривал Шереметева отдать ему Екатерину:
– Уступи девку… Дворец отдам, последнюю рубашку сниму!..
Стоила, стало быть, любовь-то и дворца, и последней рубашки…
Да это что – «Петр I»! Капля в океане!.. Но вода в капле – та же. Любовь к женщине – это счастье, за которое можно отдать все, до последней рубашки, и не жалко. Так оно и есть.
Знаменитый художник Репин писал 20 августа 1891 года Татьяне Львовне Толстой, дочери Льва Николаевича:
«…В свободные часы мечтаю, что встречу же, наконец, и я однажды такую женщину, в которую влюблюсь уже на остаток жизни, серьезно и безраздельно!.. Каков старикашка! Слышал бы это Лев Николаевич, что бы он подумал!? Надеюсь, вы этого никому не расскажете. Ведь я об этом уж много лет мечтаю и, признаться, теперь уже и не верю в осуществление этой мечты. Мне пора уже в альтруисты. Но на аскетизм я не способен, мне так надоедает эта возня с самим собою. Жизнь так прекрасна, широка, разнообразна; меня так восхищают и природа, и дела человека, и искусства, и науки, и колоссальные дела силами природы»136.
Мило и откровенно.
Конечно, любовь не простое дело. Из-за нее можно и погибнуть. И гибли: сотни, тысячи, миллионы. Но миллионы миллионов были счастливы.
Этот огонь спустил на землю сам Бог – deus sive natura137. Эта любовь – жестокий и сладкий закон, от подчинения которому никто не может уклониться. С выполнением этого закона связано и продолжение рода человеческого на земле. Узел завязан крепко. Даже Христос, надземный и надмирный, не решился его развязывать и подтвердил, что супружеские связи «сочетавает» Бог. А Л. Н. Толстой, начиная с «Крейцеровой сонаты», посвятил годы неблагодарной борьбе с соблазном женской любви и, конечно, так ничего и не добился. В конце своих дней он напоминал еще, при случае, о «недостижимом идеале» целомудрия, но, кажется, уже понимал и видел, что идеал этот так же далек от земли, как был далек и в дни его юности и как останется далеким навсегда и в будущем.
«На крапиве не родится виноград, из лжи не выведешь правду; из смешения лени, равнодушия, невежества с безумием и развратом не возникнет сам собою порядок. Что мы посеяли, то и должны пожинать».
Кто это говорит? Толстой? Нет, Победоносцев, обер-прокурор Святейшего Синода, главный вождь и руководитель российской реакции138. Он тоже требовал, как и Толстой, «нравственного обновления». И тоже, как и Толстой, только этим «нравственным обновлением» и предлагал ограничиться, – не трогая политических форм, – в стремлении к лучшему будущему. Лучшее доказательство того, как выгодна иногда бывала реакционным кругам религиозно-нравственная пропаганда, оторванная от дела, – то пресловутое «неделание», которое предлагалось как раз Л. Н. Толстым!
Образец прекрасной, гармонической, истинно-счастливой семейной жизни, в которой такое почетное место занимали труд и служение искусству, представляет собою семейная жизнь особо любимого Толстым великого композитора Иоганна Себастьяна Баха (1685–1750). Может быть, это идеал, уже недостижимый для современного человека. В самом деле, семья И. С. Баха построена была на началах патриархальных, давно уже отвергнутых если не в деревне, то в городе. Главою семьи считался и признавался отец. Ему все подчинялось беспрекословно, но зато и его обязанности общего кормильца, покровителя и защитника были не малы. При этом Бах принадлежал к людям, твердо верящим в единство брачной связи и в необходимость оставаться верным подруге жизни до смерти, и сурово отстранял все возможные соблазны. Самое же главное то, что между ним и его женой Магдалиной (оставившей ценные записки) существовала глубокая духовная близость, основанная, во-первых, на их глубокой религиозности и, во-вторых, на понимании женою великого гения мужа и на некоторой доле ее собственной музыкальности.
Таким образом, религия и дух музыки питали и поддерживали всеобщее согласие, мирный труд и взаимную любовь в семье Баха. Ничем иным, как summum bonum, нельзя, действительно, назвать счастье и душевное состояние, которым владел великий композитор.
Попробуем, основываясь на записках Магдалины Бах, заглянуть во внутренний мир семьи Баха.
И. С. Бах был женат два раза. Первая его жена, Варвара, приходившаяся ему двоюродной сестрой, умерла, счастливо прожив с ним 13 лет и подарив ему семерых детей, трое из которых скончались во младенчестве. Ни Бах, ни вторая его жена никогда не забывали о Варваре, а дети от первого брака едва ли замечали, что Магдалина Бах – не их настоящая мать.
С Магдалиной И. С. Бах случайно познакомился в одной гамбургской церкви, заметив, с каким вниманием незнакомая, серьезная девушка прислушивается к его игре на органе. Бах был на 15 лет старше своей второй жены. Большой, массивный, с серьезным лицом и глубокими глазами, он производил, на первый взгляд, скорее впечатление священника или государственного деятеля, чем музыканта и скромного органиста. Магдалине сначала и в голову не приходило, что Бах может на ней жениться; что же касается его самого, то он сразу решил, что Магдалина должна стать его женой.
Когда Бах посватался к Магдалине, она невольно подумала, что этот пожилой добряк, чей взор, казалось, проникал в ее мысли, мог бы быть ей хорошим отцом.
– Любовь – это исполнение закона! – сказал ей Бах, и слова эти тяжело легли ей на душу.
Тем не менее, хотя Бах и действовал на нее сначала несколько тяжеловато и слишком серьезно, она, выйдя за него замуж, быстро привыкла к нему и всегда чувствовала себя около него удивительно спокойно и уверенно.
Образовав с Иоганном-Себастьяном и его маленькими детьми новую семью, она жила уже только для них.
Жизнь семьи шла в ровном и спокойном ритме. Бах был все время занят. То он занимался обучением детей и приходящих учеников, то сочинял музыку, то играл на органе или на каком-нибудь другом инструменте (он владел многими), то штудировал религиозные книги. Бах никогда не бил своих детей, что особенно удивительно для его времени, но был глубоко огорчен и потрясен, когда однажды уличил в обмане одного из своих маленьких сыновей. Зато и счастлив же он был, когда провинившийся мальчуган пришел с матерью попросить у него прощенья!
Баху никогда никто не мешал. Он довольно терпеливо сносил, бывало, шум, который подымали дети, вернувшись с ярмарки с дудками и погремушками. Никаких особых требований, кроме, разве что, полного уединения, не выставлял он и тогда, когда занимался композицией. А иной раз и сочинял, и писал, не обращая внимания на детский шум.
Своей игрой на органе Бах доставлял понимающим и чутким людям огромное удовольствие: небесными звуками называли они его музыку. Иногда бывало, что в Лейпциг, где жили Бахи, приезжал какой-нибудь знаток церковной музыки, который, послушав Баха, с авторитетом заявлял Магдалине, что он считает ее мужа первым органистом в мире. Та просто подтверждала это мнение, чем удивляла приезжего.
– Далеко не все великие мастера могли похвастаться признанием со стороны своих жен! – замечал гость.
– Это была их собственная ошибка! – возражал Бах: не подумавши, выбирали себе подругу жизни.
В самом деле, тот, кто, как он, внутренним оком приглядывался к женщине, ошибиться в своем выборе не мог.
Магдалина самоотверженно помогала Иоганну-Себастьяну преодолевать все тяготы жизни и только молила Бога помочь ей быть достойной своего мужа. Конечно, она была работящая женщина, хорошо управлялась на кухне, хотя они и жили очень скромно, шила, пряла, воспитывала детей Варвары и своих, – словом, была олицетворением порядка и уюта в доме, что очень нравилось Баху, ибо это означало внутреннюю и внешнюю гармонию и, отражая чисто женские положительные черты, способствовало творческой деятельности мужчины.
Может быть, Магдалина и не во всем понимала мужа. Но кто мог исчерпать всю душевную глубину Баха? Магдалина признавалась, что как бы близко она ни стояла к И. С. Баху в течение всей их долгой совместной счастливой жизни, ее ни на минуту не покидало сознание его необъятного величия. У нее всегда был страх, как бы не проснуться внезапно о