У нас все это время гости. Была семья вице-губернатора г. Смоленска Ферре; были Мансфельды, пропасть посетителей, экскурсии по 40 человек и проч. Несмотря на ужасную погоду, дожди и грязь, чувствуется большое движение всюду. Меня огорчает, что опять дожди портят клевер, он весь черный стал, что овес еще не скошен, что овощи пропадают от сырости, и прочие невзгоды в хозяйстве. Шью шапки теплые пленным, читаю Метерлинка, которого не полюбила, хотя прочла много.
На Леву тоже нашло тревожное настроение; он охладел к своим занятиям; ездит по знакомым и в Тулу, и мне его жаль. Он не счастлив.
Интересного вам ничего не могу написать; довольно уныла наша жизнь, трех стариков. Жму вашу руку и вспоминаю с благодарностью, как вы всегда готовы были мне при случае помочь и принять участие в моих интересах.
С. Толстая
16 августа 1916 г. Москва
Москва, 16 авг<уста> 1916 г.
Многоуважаемая и дорогая Софья Андреевна! Благодарю Вас за пересылку моих писем, я получаю их. – Устроившись в музее, я на два дня (до 15-го) уезжал в имение, где брат живет в качестве учителя, – к Кузнецовым, во
Владимир<скую> г<убернию>. Провел оч<ень> приятно время. Это были последние мои каникулы. Теперь приступил к работе. Изучаю музей – и то, что выставлено, и архивы. Последние оч<ень> солидны. Первая моя задача – придать всем выставленным для обозрения коллекциям систематический вид и сделать всюду новые, более объяснительные надписи. Эта часть очень хромала здесь. – Но в общем я еще не привык к своему новому положению. Все как-то чуждо, не то что Ясная Поляна. – Не нужно ли о чем-нибудь справиться для Вас в Румянц<евском> музее? Буду оч<ень> рад. Пока позвольте пожелать всего хорошего! Т<атьяне> А<ндреев>не, А<лександру> М<ихайловичу>, Л<ьву> Л<ьвовичу> и А<нтонине>Т<ихоновне> и Д<ушану> П<етрови>чу сердечный привет.
Ваш В. Булгаков
21 августа 1916 г. Москва
Москва, 21 авг<уста> 1916 г.
Дорогая Софья Андреевна, сердечно благодарю Вас за письмо, которого я не ожидал, вернее – на которое не претендовал – так скоро.
Оч<ень> благодарю Вас за добрую память обо мне. – А у меня жизнь идет таким энергичным темпом, что я не вижу, как дни летят. Работа и жизнь в музее мне так приятны, как я и не ожидал. Главное, оч<ень> приятно чувствовать себя в курсе дела, так сказать – на месте. А я именно так себя чувствую. Например, столярная работа может быть хорошей, но я не могу ее делать так легко и приятно, п<отому> ч<то> я ее не знаю. А ту работу, которую мне здесь предлагают, я знаю. И ее много, и я чувствую, что она нужна и полезна. Словом, кажется, я пришелся ко двору.
Сегодня был в музее некто Боднарский, секретарь Имп<ераторского> Русс<кого> библиографического об<щест>ва при Москов<ском> ун<иверсите>те и председатель библиограф<ической> комиссии при Толстов<ском> об<щест>ве. Он рассмотрел мою работу по описанию библиотеки Л. Н-ча как специалист в этой области и страшно расхвалил ее. Назвал ее классической и заявил, что если бы я больше ничего не написал, то имя мое было бы уже увековечено в истории русс<кой> литературы. (Видите, Софья Андреевна, какой я хвастун: передаю такие вещи!) Боднарский на первом же собрании Правления Толстов<ского> об<щест>ва хочет поднять вопрос о том, чтобы просить Академию наук издать мою работу.
Приглядевшись к музею, я нашел, что это – оч<ень> и оч<ень> симпатичное учреждение, только порядку в нем мало. Этот дефект надо постараться устранить. Публика ходит все время: много военных, учащихся и пр. Многие проявляют большой интерес к тому, что выставлено в музее.
Мы непременно, с более деятельными членами Толстов<ского> об<щест>ва, постараемся влить живую струю в жизнь Общества и музея.
Кроме музейских, есть у меня и свои работы. Делать их тут оч<ень> удобно. Вечерами в моей комнате тихо и уютно. Почти никуда не хожу.
Оч<ень> сочувствую Вам, что Вы теперь пока остаетесь без помощницы. Но думаю, что кто-нибудь скоро заменит Антонину Тихоновну. – Пока всего, всего лучшего! Шлю душевный привет Льву Львовичу, Александру Михайловичу и Татьяне Андреевне, для которой прилагаю записочку. Кланяюсь всей Ясной Поляне, которую люблю и не забуду.
Ваш Вал. Булгаков
29 августа 1916 г. Ясная Поляна
29 августа 1916 г.
Очень прошу вас, дорогой Валентин Федорович, написать мне на прилагаемой открытке, в Москве ли мой сын Сергей Львович и Мария Николаевна. Ничего о них не знаю.
Судя по вашим письмам и рассказам Ант<онины> Тих<оновн>ы, вы полны энергии и деятельно принялись за Толстовский музей. Дай Бог вам успеха в этой работе. Вчера, в день рожденья Льва Ник<олаевич>а, не было ни души в Ясной Поляне, кроме раньше живущих. Завтра уезжает Алекс<андр> Мих<айлови>ч. О вас вспоминаем и жалеем, что вы не с нами.
Желаю вам всякой радости.
С. Толстая
31 августа 1916 г. Москва
31 авг<уста> 1916 г.
Многоуважаемая и дорогая Софья Андреевна, в ответ на Ваше письмо сообщаю, что С<ергей> Л<ьвович> и М<ария> Н<иколаевна> еще не возвращались из имения. Сегодня я звонил вторично, чтоб узнать, когда вернутся, – никто к телефону не подошел. – В музее я, действительно, много работаю. 28-го августа посетило музей 211 человек. Были, между прочим, лица в некотором роде «официальные»: Илья Львович, гласный Думы Шамин, И. И. Попов и др. Я давал объяснения. Рисунками Т<атьяны> Л<ьвов>ны все особенно довольны: и темы интересны, и исполнение хорошее. – Пока шлю свои лучшие пожелания! Привет мой Татьяне Андреевне, А<лександру> М<ихайлови>чу, Льву Л<ьвови>чу, Душ<ану> П<етрови>чу и Ант<онине> Тих<онов>не.
Ваш Вал. Булгаков
5 сентября 1916 г. Москва Графине Софье Андреевне Толстой.
Не откажите в любезности разрешить осмотреть дом двум японцам – художнику г. Ямомото и журналисту г. Курода. – Сегодня, 5 сент<ября>, они были в музее.
1 октября 1916 г. Москва
Засека Софье Андреевне Толстой
Если можно не откажите телеграфировать профессору Снегиреву Девичье Поле собственный дом чтобы ускорил прием мамы отнесся повнимательней ее положению будем крайне признательны. Валентин Вениамин Булгаковы.
4 октября 1916 г. Москва
Москва. 4 окт<ября> 1916 г.
И я, и мама, и брат не знаем, как благодарить Вас, многоуважаемая и дорогая Софья Андреевна, за новое проявление Вашей доброты. – Ваши телеграммы получили и В. Ф. Снегирев, и я. Последствием было прежде всего то, что проф<ессор> Снегирев решил принять маму в тот же день. Он осмотрел ее и нашел, что необходима большая, ответственная операция, через чревосечение. «Положимся на милость Божию, – сказал он мне, – а я, с своей стороны, сделаю все, что должно». Сегодня или завтра положат маму в лечебницу, а затем сам В. Ф. Снегирев сделает ей операцию. Операцию он сначала хотел поручить своему ассистенту, но когда мама обратилась к нему с просьбой самому сделать операцию, он не только согласился тотчас на это, но, что было совершенно неожиданно для нас, заявил, что «не отвечает за то, на каких основаниях произведут свой труд его ассистенты, но он свое дело сделает бесплатно». Я попытался возразить, но он твердо повторил то же самое. – Для матери, конечно, и это обстоятельство имеет немаловажное значение. Ей пришлось занять на лечение денег, и я сам ее к этому побуждал, хотя и не представлял, когда сумела выплатить долг. Далее, профессор не взял и обычного гонорара за визит…
Меня все это положительно трогает, – так же трогает, как когда ряд адвокатов взялся защищать нас добровольно по делу о воззвании. Еще неизвестен был результат этой защиты, но самая готовность людей помочь умиляла. Так и тут.
По окончании осмотра мамы и медицинских разговоров В<ладимир> Ф<едорович> довольно долго разговаривал со мной о Толстом, в связи с современными событиями. Он находит, что они вполне оправдали и доказали взгляды Толстого: «культура», которую он отрицал, оказалась совершенно несостоятельной. Если бы жив был Л. Н., он написал бы о том, что теперь «совестно быть человеком». По окончании всех ужасных событий, по мнению В<ладимира> Ф<едоровича>, люди обратятся к идеям Л. Н-ча и будут искать Бога не там (на небе), где Его нет, а тут (внутри себя).
Прощаясь, он просил меня передать Вам его большой поклон и написать, что он сделал все, что должен был сделать.
Глубоко благодарю Вас, Софья Андреевна, за Ваше участие к тяжелому положению мамы. Никогда этого участия не забуду.
О последствиях операции у мамы сообщу.
Пока до свидания и всего, всего лучшего!
Сердечно преданный Вам
Вал. Булгаков
10 октября 1916 г. Москва
10 окт<ября> 1916 г.
Многоуважаемая и дорогая Софья Андреевна!
Сегодня я послал на Ваше имя посылку – вновь отпечатанный портрет Льва Николаевича, изд<ание> Толстов<ского> об<щест>ва, для продажи в Ясной Поляне посетителям. Портрет этот отпечатан лучше (мягче и ровнее), чем прежний. Но не поэтому, а просто потому, что бумага оч<ень> подорожала, мы просим Вас продавать портрет не по 10, а по 20 коп. – Скоро, м<ожет> б<ыть>, удастся повторить издания некоторых разошедшихся открыток, а, м<ожет> б<ыть>, и издать в открытках ч<то>-н<ибудь> новое.
Между прочим, Н. А. Лютецкая перешла на службу в Думу, где она имеет более хорошо оплачиваемое место. Она участвует в наших делах, но уже не регулярно. А вместо нее помогает мне А. Е. Никитин-Хованский, или иначе «Саша Никитин», – тот самый юноша, который был в свое время воспитателем Сони и Илюшка и которого Вы, кажется, помните. Это – оч