дарыни, которая «сама не ведала, что творит», – добивались их смены.
Свидетелем такого случая, где дело уже шло о спасении государства, был автор настоящих воспоминаний.
Осенью 1916 года деятельность Б.В. Штюрмера на посту председателя Совета министров привела к такому обострению отношений между правительством и страной, и особенно Думой, что государь принял решение его сменить. В начале ноября Штюрмер был вызван в Ставку, где получил повеление вернуться в Петроград и ожидать там своего заместителя.
Мы в Ставке об этом знали и с душевным трепетом следили за развитием правительственного кризиса, ибо оппозиционное настроение в стране достигло такого напряжения, что от выбора лица, назначенного на замену Штюрмера, могла зависеть судьба России. И вот в морском штабе Верховного главнокомандующего родилась мысль, с радостью поддержанная всеми благомыслящими людьми в Ставке, о кандидатуре морского министра адмирала Григоровича. Нет сомнения, что в то тяжелое время не было более подходящего и соответствующего, чем он, государственного деятеля для успешного занятия столь ответственного поста.
Адмирал И.К. Григорович, рыцарски честный и высоко просвещенный человек с широкими политическими взглядами, обладал выдающимися государственно-административными способностями. Государь относился к нему с большим доверием и благосклонностью, вместе с тем он пользовался симпатиями и уважением Государственной думы; лишь он один был для Думы приемлем. А это было самое главное, так как позволяло водворить спокойствие в стране и обеспечить ее доверие к правительству.
Наши мысли о кандидатуре адмирала Григоровича были переданы флигель-адъютанту Саблину и начальнику походной канцелярии Нарышкину, которые, вполне с ними согласившись, взялись довести их до сведения государя.
Уже на следующий день утром мы узнали, что государь отнесся к кандидатуре Григоровича весьма благоприятно и что тот, наверное, получит назначение.
Как раз в этот день – то была пятница – я был на царском завтраке. Во время «серкля» государь подошел ко мне и спросил: «Кажется, морской министр собирается ко мне с докладом в понедельник?» Сердце у меня замерло, так как нам было известно, что министр приедет в Ставку именно в понедельник. Я ответил государю утвердительно и тут же прибавил, что если его величество пожелает сейчас вызвать адмирала Григоровича, то он может прибыть в Ставку и завтра утром. Государь на минуту задумался, а потом сказал: «Нет, не надо его беспокоить, все равно через два дня он будет здесь».
Увы, к несчастью для всех нас, этих двух дней оказалось достаточно, чтобы государь изменил свое доброе намерение.
Немедленно после завтрака я доложил об этом разговоре адмиралу Русину, который приказал мне выехать в понедельник навстречу адмиралу Григоровичу, чтобы предупредить об ожидаемом его высоком назначении. Это необходимо было потому, что адмирал, как и все министры, прямо с вокзала в Могилеве ехал на доклад к государю.
В понедельник утром я выехал в автомобиле навстречу адмиралу и на станции Орша вошел в его салон-вагон.
Когда я доложил адмиралу, что его ожидает, он сначала очень взволновался, а потом глубоко и надолго задумался. Но, подъезжая к Могилеву, он перекрестился на висевший у него в углу салон-вагона образ и направился к ожидавшему его придворному автомобилю с твердым решением во имя блага Родины принять тяжкое бремя этого назначения.
Обыкновенно после доклада император шел с министром прямо к завтраку. Мы все с нетерпением ожидали его окончания. Вот выходят из губернаторского дома приглашенные в этот день к завтраку, но адмирала между ними нет, проходит еще довольно много времени – его все нет. Мы радуемся, думая, что государь обсуждает с ним важные государственные вопросы, касающиеся его новой высокой должности.
Наконец Григорович выходит и, молча, задумчивый, направляется в кабинет адмирала Русина. Там он с усталым видом садится, и мы от него узнаем, что государь был с ним необыкновенно любезен, внимательно расспрашивал его о разных второстепенных делах, рассказывал и показывал ему, как в Ставке живет с ним наследник, но ни словом не обмолвился о назначении его на пост председателя Совета министров!
Впоследствии мы узнали, что за эти два дня государь по прямому телефону, связывавшему Ставку с Царскосельским дворцом, сообщил императрице о своем намерении назначить адмирала И.К. Григоровича на пост председателя Совета министров, но та категорически этому воспротивилась, ссылаясь на то, что якобы слишком либеральные взгляды адмирала при его популярности в Думе могут быть опасны для престола… И государь, как всегда, перед царицей сдался.
На этот пост был назначен А.Ф. Трепов, продержавшийся на нем всего несколько недель. Его сменил ставленник императрицы, совершенно никчемный и неспособный князь Голицын… и через месяц вспыхнула революция.
Как видно из этого случая, первоначальные намерения государя нередко были правильны, и будь у него хоть частица той твердости характера, которым обладал Петр Великий, решительно устранивший с пути свою сестру и родного сына, препятствовавших его намерениям и начинаниям, царствование императора Николая II не закончилось бы для него самого и для России так трагически.
Глава 4Верховное руководство военными действиями на сухопутном фронте. Генерал М.В. Алексеев
Принятие на себя государем Верховного командования совпало с началом позиционной войны на нашем фронте, каковая так и осталась позиционной до самого конца, то есть до прекращения военных действий вследствие нашего поражения.
В начале осени 1915 года фронт стабилизировался на сплошной линии от Балтийского моря до румынской границы, войска глубоко «закопались» в землю, чем была скована и на нашем фронте всякая свобода стратегического маневрирования.
С течением времени войска усовершенствовали разными фортификационными сооружениями силу сопротивления своих позиций, обратив их в широкую полосу полевых укреплений, трудно поддающихся прорыву лобовой атакой.
После вступления Румынии в войну осенью 1916 года наш фронт протянулся до Черного моря, и, таким образом, оба фланга оперлись на морские побережья.
Для успешного оперативного руководства военными действиями в обстановке позиционной войны полководцу не требуются столь значительные стратегические дарования, каковыми он должен обладать в обстановке маневренной войны. Да и вообще говоря, стратегический дар полководца может выявиться именно в маневренной войне, что мы и видели на нашем фронте, когда во главе верховного оперативного руководства стоял великий князь Николай Николаевич.
В обстановке же позиционной войны, когда фронт протянулся от моря до моря и когда по суше невозможен никакой другой маневр, кроме лобового удара в целях прорыва фронта, стратегическое руководство ограничивается лишь выбором места и времени этого прорыва.
Тут не нужна та гениальная интуиция, которая в маневренной войне побуждает великих полководцев принимать целесообразные оперативные решения в связи с постоянно меняющейся обстановкой.
Тут, в закрепленной на долгие периоды времени обстановке с неизменно начертанной линией фронта, нужна не гениальная интуиция, а методичный, кропотливый расчет. Тщательное изучение военно-географических условий позволяет найти наивыгоднейшее место для прорыва. Подсчет же нарастания наших сил и сопоставление их с силами противника дают возможность определить, когда наступит благоприятный момент для этого прорыва, принимая при этом во внимание климатические условия.
Для решения этой задачи, то есть для верховного оперативного руководства нашей армией в обстановке позиционной войны, лучшего военачальника, нежели генерал Алексеев, трудно было бы себе представить.
Благодаря своей исключительной вдумчивости и знанию дела он, как никто другой, был способен всесторонне проанализировать сложившуюся обстановку и вынести наиболее целесообразное решение.
Взявшись за это дело вскоре после своего назначения на должность начальника штаба Верховного главнокомандующего, генерал Алексеев прежде всего пришел к заключению, что прорыв необходимо осуществить на Юго-Западном фронте, где нам противостояли австрийские войска и потому можно было ожидать значительно менее упорного сопротивления, чем на Северо-Западном фронте, где действовали немцы. В связи с этим решением главнокомандующим Юго-Западным фронтом был назначен вместо «устаревшего» генерала Н.И. Иванова генерал А.А. Брусилов, выдвинувшийся благодаря своей энергии и стратегическим способностям во время наступления русской армии в Галиции в начале войны. От него можно было ожидать решительности и настойчивости в руководстве войсками при прорыве, что и подтвердилось при нашем наступлении в Галиции летом 1916 года, получившем название Брусиловский прорыв.
На Юго-Западном фронте для проведения предстоящей операции был выбран такой участок, где сравнительно легко было осуществить прорыв и где имелась возможность развить наступление в глубокий тыл противника. Подача же к нему подкреплений противника была бы наиболее затруднительна. Кроме того, при выборе участка для прорыва генерал Алексеев обратил особое внимание на наличие условий, позволяющих сохранить в тайне все сложные и длительные работы по подготовке наступления.
Выбор участка с этой точки зрения оказался идеальным. Противник до самого последнего момента не заметил нашей подготовки, ведущейся месяцами, что позволило сосредоточить здесь огромные запасы, артиллерийские батареи и другие боевые средства.
Целесообразность и искусность выбора места прорыва полностью подтвердилась, когда во время революции наши войска, несмотря на полную потерю своей боеспособности и деморализацию, с невероятной легкостью и почти без потерь пробили здесь Австрийский фронт.
Что касается определения времени прорыва, таковое обусловливалось накоплением на данном участке запасов и средств, достаточных для его осуществления, что в свою очередь зависело от времени, необходимого для их создания и доставки на фронт.